— Это хорошо, что ты понял… — вздохнул Лука.

— Давай все-таки ночью съездим туда, а, Лукаш? Договоримся заранее, чтобы таксист там остановился, как будто мотор заглох. А ты в это время попробуешь врубиться…

— А что, давай. Кто возражает? У Кадушкина отпросимся.

Дело в том, что с «территории» разрешалось выходить одному Никифорову, поскольку из окружения Турукина его никто не знал.

— Тогда я махну туда сегодня же — на разведку. Все как следует обдумаю и доложусь тебе…

«Доложусь…» — отпечаток, конечно, службы долгой.

Съездил он, как и планировал, и вернулся. И ничего хорошего с собой не привез! Обстановка вокруг Черного дома была подозрительной. Почти в открытую крутились парни рядом — то, что раньше называлось «розовые лица, револьвер желт».

Презрев благоразумие, Никифоров поднялся к своему наблюдательному пункту на чердаке. Но и там все изменилось, как он выразился, в «хреновую сторону». Дверь на чердак оказалась металлической, мошной — от какой-то, по-видимому, специальной фирмы. И в двери — глазок!

— Я даже думаю, Лукаш, у них там в удобных местах стоят видеокамеры, которые все секут…

— Да что они могут сечь! Ты уж окончательно-то с ума не сходи, Петрович!..

— Напрасно сомневаешься! Я о таких штуках слышал. Видеокамеры подсоединены к компьютеру с хорошей памятью, в которой данные на физиономии — твою, Натальину, возможно, Нелькину. Память эта, само собой, мощная, в нее наверняка можно ввести лица всех, кто проходит мимо Черного дома. Прошел второй раз — сигнал бедствия… для того, кто прошел!

— Ну ты даешь, Петрович! А жильцы?

— Жильцы легко вычисляются, берутся на промокашку и все, они не в счет. А вот мы с тобой да плюс кадушкинские «гении»…

Лука задумался.

— Все равно, Петрович, надо проскочить там на какой-нибудь нейтральной машине — на такси, например. Пусть даже без остановки!..

Теперь уж, конечно, без остановки. Но они ведь могут и такси засечь, а потом…

— Ну ты уж в эти-то, в детективные фильмы не играй! — Лука встал, прошелся по веранде. — Турукин и его рвань нормальные советские бандюги и всего предусмотреть не могут.

Потом они объяснились с Кадушкиным и поехали. Машину взяли заранее — на всякий случай загородную. Проехали неторопливо мимо Черного дома, потом для конспирации минут пятнадцать простояли около «Интуриста». В холл Никифоров прошел по своему удостоверению, потолкался какое-то время возле киосков, и они уехали. Вышли на том же месте и вернулись домой последней электричкой, как и было рассчитано.

Получилось, в общем, все абсолютно чисто, хотя и без всякого результата. Лука ничего не почуял…

И вот теперь он шел к телефону и не знал, признаваться Кадушкину в неудаче или не стоит. «Нет, надо послать все к такой-то матери, Натальей рисковать не буду!» Но тут же ему вспомнился тот сильный, пронзительный запах. Этот дух был нисколько не слабей, чем в пещере. И если б Турукин имел это… Но об этом он уже думал не раз.

Лука взял трубку и сказал:

— Доброе утро! Хотя это и не совсем так…

— А в чем дело?

— В общем, надо все сворачивать. Результат у меня получился отрицательный. Точнее, не получился положительным, как я рассчитывал, хотя в принципе, возможно, что все на месте. Просто сомнений прибавилось…

— Я все это уже понял, дорогой Лука Васильевич!

Не надо задавать после этого вопросов, не надо признаваться в собственной слабости. Но Лука не выдержал:

— Каким же, извините, образом?

— Был случай, Лука Васильевич, на Петропавловской крепости не выстрелила пушка, и царь потребовал объяснений. Ему ответили подданные, что для этого были сотни причин. И первая из них — вышел порох…

— К чему вы это?..

— Чтобы узнать о результате ваших похождений, были сотни способов. Один из них — таксист, который был моим человеком. Моим, как вы изволили выразиться, «гением»!

«Невероятно!» — воскликнул про себя Лука, но промолчал, заставил себя сдержаться от эмоций. А Маэстро продолжал:

— Должен вас поставить в известность, что теперь от нас с вами ничего не зависит. Я потратил слишком много сил и задействовал немало средств, поэтому не могу остановиться! И вам не позволю!..

Лука молчал, ожидая окончательного вердикта.

— Поймите правильно, это не угроза. Это просто реальность. Я всегда иду ва-банк!

Говорят: предчувствие, предчувствие… А что это такое — предчувствие? Скорее всего вранье, не более. А если оно и есть, то дано далеко-далеко не каждому! Турукин хорошо понимал это, и, когда такая блажь пришла ему в голову — про предчувствие, — он быстро все перебрал, разложил по полочкам и сказал себе, что никакое это не предчувствие. Это страх!

Прежде он боялся редко, но исподволь страх овладевал им все чаще и чаще. Казалось бы, конкретных предпосылок для этого нет. Просто Шеф его — о котором речь когда-нибудь впереди — заинтересовался, почему это вдруг Артист стал неожиданно менять своих людей. И порядком уже заменил. Пришлось с неохотой, с недомолвками, но поведать ему историю с этим паскудным Лучковым. Артист пытался внушить Шефу, что ничего особенного не случилось — история-то окончилась ничем. Жаль, конечно, что улизнул подонок! А в остальном — проблем особых не имеется. Безработных «пацанов», которые будут тебе преданы, нарыть нетрудно. Этой «абхазии» и этого «карабаха» и всякого прочего, способного на стрельбу и рукопашный бой, сейчас сколько хочешь. И каждый привык, каждый знает: предашь — пуля, сработаешь — башли.

Шеф долго изучающе смотрел на Турукина, потом сказал:

— Надеюсь, тебе понятно, что, если ты засветишься, засветится все дело?

Толик загнал все свои аргументы глубоко внутрь, едва ли не в пятки, и ответил, что все понимает.

— Значит, прими меры! Иначе я их сам приму! Но за твой счет…

И он принял эти меры, и доля прибыли сползла у Турукина с двадцати процентов до двенадцати, что оказалось довольно болезненно. На высвободившиеся проценты Шеф нанял для Артиста дополнительных людей. И это были не вульгарные боевики, типа турукинских, а интеллектуалы, которые должны были теперь выявлять все подозрительное, вплоть до мелочей. Любой телефонный звонок с этого времени стал записываться и — надо же додуматься! — подвергаться анализу. На чердаке соседнего дома эти умельцы установили очень удобный пост, с которого просматривались все подступы к Черному дому. У входа в саму обитель Артиста, рядом с подъездом, поставили рослого парня, который по переговорнику был связан с постом на чердаке. Но и этого показалось Шефу мало. Умельцы установили еще несколько телекамер, соединенных с компьютером. Подозрения Никифорова оказались, что называется, в яблочко.

Однако защищенный с ног до головы Артист гак и не обрел спокойствия и продолжал чего-то ждать.

Караул у него менялся раз в сутки, утром, сам же Турукин, можно сказать, не сменялся никогда. И это было нелегко, тем более что никто не освобождал его от плана «по качеству и валу». Оттого, что у Черного дома появились проблемы, потребность в «товаре», увы, не уменьшилась. Да и сам Артист всячески стремился, чтобы Рауф не простаивал. Раз процент упал, приходилось брать количеством!

Дней десять после всех этих нововведений обстановка вокруг дома была спокойной. Никаких намеков на опасность. Пустяковые инциденты, правда, имели место. Как, например, с двумя бомжами, которые поднялись к двери на чердак и взялись было за ручку. Тут же откуда-то из-за двери им ударило по рукам довольно мощным электрозарядом. И вроде бы даже включилась сигнализация — замигала красная лампочка. Бомжи бежали. Турукин на всякий случай велел проследить, где они обретаются. А потом, по настоянию аналитика, с которым Артисту приходилось общаться каждое утро, бомжей этих проверили. Они оказались подлинными бродягами, все было натурально.

Вскоре после этой ложной тревоги возле чердака появился еще один тип, смахивающий на бомжа. Но к двери чердачной он, по всей вероятности, не подходил. Уличный постовой засек его входящим в подъезд, и лифт по стеклянному пеналу начал подниматься на последний этаж. Постовой тут же известил чердачный пост, что к ним направляется гость. Однако встретить его не успели, поскольку лифт сразу же пошел вниз. Один из наблюдателей решил пойти за неизвестным, но на улице его уже не застал. А постовой, стоящий напротив, видел, как он нырнул в подворотню через два дома от них. Поиски ничего не дали. И компьютер выдал отрицательный ответ: неизвестный здесь никогда прежде не появлялся. Но раз он вошел во двор, то, значит, и обитал где-то здесь. А его больше ни разу не видели!