— Пожалуй, вы правы. На меня в свое время это произвело серьезное впечатление.

— Что?! Неужели есть еще один такой человек?..

— Есть. Правда, он находит не перстни, а шарики — металлические, стеклянные.

— Все равно, интересно было бы с ним познакомиться!

— Может случиться, я вас познакомлю…

Предки странного господина с не совсем обычной фамилией Кадушкин, как уже говорилось, были из старинного русского рода. Дед и бабка его вместе с юным юнкером, будущим отцом Александра Аскольдовича, в середине восемнадцатого года удачно перебрались за границу, прихватив с собой фамильные камни. Дед положил их в банк и потом лет тридцать, до самой смерти, жил с капитала. Как впоследствии и отец Кадушкина.

Саша Кадушкин родился в те дни, когда Москву бомбили немецкие самолеты, а в Оттаве, где обосновались его близкие, собирали пожертвования для Красной Армии. То был август 1941 года. Таким образом, по гороскопу Кадушкин был львом и змеей, а это могучее сочетание! Кто знает, может быть, именно поэтому в нем очень рано проснулись способности гениального авантюриста.

Он закончил одну из приличных закрытых школ. А в университет его не потянуло, поскольку он. понял, что теоретических знаний ему достаточно. Что же касается некоторых практических навыков, в этом отношении он оставил позади многих.

Когда скончался отец, Кадушкин ухитрился сразу же получить часть своего наследства, несмотря на протесты матери и сестры. Их, кстати, Кадушкин с тех пор больше никогда не видел.

Средства деда, которыми он завладел, точнее будет назвать средствами пращуров. Алмазы и другие камни были старинными. Золотая табакерка, к примеру, с алмазами, по преданию, была пожалована одному из предков Кадушкина самой Екатериной Великой — «за особые заслуги». Все без исключения средства он, не раздумывая, вложил в давно продуманную операцию, суть которой была в том, чтобы на миг, скажем, на полчаса, открылись финансовые шлюзы некоего солидного банка. Кадушкин, сумев подставить все имеющиеся в его распоряжении «емкости», наполнил их до краев и увеличил свое состояние в несколько раз. После чего ему необходимо было срочно исчезнуть. С этого момента, кстати, Александр Аскольдович и стал значиться для окружающих Кадушкиным. Почему именно он выбрал себе псевдоним столь необычный — сказать невозможно, как и невозможно представить себе титулованную особу с подобной фамилией. Их сиятельство граф… Кадушкин! Немыслимо!

А история с банковскими шлюзами осталась, по сути, неизвестной. Крупные аферы, надо сказать, становятся по-настоящему знаменитыми только тогда, когда их раскрывают.

А о «деятельности» Кадушкина и тогда, и впоследствии никто не мог знать, кроме очень узкого круга весьма специальных и абсолютно надежных людей. Это были помощники Маэстро, так они называли его между собой, редчайшие мастера, истинные виртуозы своего дела. Их было немного у Кадушкина, но география достаточно обширна — от Кубы до Камчатки.

Не было криминального жанра, где бы Кадушкин не испытал себя. Как истинный гений он одинаково блестяще проводил ограбления, аферы, организовывал разбой и киндепинг, а при необходимости работал как блестящий шулер. Любой профиль был ему по плечу, но не ко всему он относился с одинаковым почтением. Киндепинг, например, он считал грязным делом и, кроме самой крайней необходимости, к нему никогда не прибегал. В какой-то мере он напоминал благородного разбойника, едва ли не Робин Гуда. Только вот добычей он не делился ни с кем, кроме своих соратников…

Выдающиеся способности, отсутствие трафарета в работе или, как принято говорить, «почерка», не давало возможности напасть на его след. По паспорту он был гражданином Канады, но большую часть жизни проводил в странах Бенилюкса.

Однажды до него дошел слух, что в Праге умирает то ли интендантский полковник, то ли даже генерал Врангелевской армии. Кадушкин пытался представить себе, сколько же этому господину теперь лет, и не мог. Не сто двадцать же в самом деле! Но из дошедших слухов получилось, что интендант этот «знает что-то важное». Кадушкин сразу же загорелся и решил на время отложить остальные дела, тем более что эмиграцию не первый уже десяток лет будоражили слухи, что барон Врангель какие-то весьма значительные средства приказал тайно оставить в России. В чем был смысл этих действий, теперь понять трудно. Но факт, как говорится, есть факт, или, точнее, слух есть слух.

Александру Аскольдовичу не составило особого труда на время стать господином Голышевым Юрием Владимировичем. А Голышев настоящий, шестидесятилетний официант из бистро у Блошиного рынка в Париже, около недели просидел под домашним арестом, получив за это компенсацию в сумме пяти тысяч долларов. Он бы, наверное, и без этого не поехал в Прагу ни при какой погоде. Но у Кадушкина всегда все должно быть чисто!

И вот в Прагу, на улицу Королевскую явился Голышев Ю. В., чтобы проведать своего двоюродного деда, Голышева Евграфа Георгиевича, а возможно, и попрощаться с ним.

Неожиданные подарки, теплое внимание и удивительное достоинство, с которым держался Юрий, растрогали старика. И он поведал ему о многом…

— И он стал чертить мне карту! — продолжал рассказывать Кадушкин Луке. — В свое время я вам ее покажу. Но вы представляете, что это было за черчение!

Выслушав, Лука не удержался, чтобы не рассказать Кадушкину об очень популярном в СССР романе Ильфа и Петрова, где происходила удивительно похожая история.

— То есть вы не верите?!

Лука неопределенно пожал плечами.

— Вы не правы, мой друг! — нервно проговорил Кадушкин. — Я живу на свете несколько дольше вас и знаю, чему можно верить и чему нет. На что можно полагаться и что следует отмести сразу. Без ложной скромности скажу вам, что проколов еще в этом отношении не было.

— Ну, положим. Тогда скажите, почему он стал чертить лишь теперь и не сделал этого раньше?

— Представьте, я задал ему точно такой же вопрос. Он ответил, что и так прекрасно знает, где это лежит. И в этом идиотском ответе есть своя логика. Кстати, я просто не понимаю знаменитых пиратов, которые непременно оставляли карты и описания пути к своим сокровищам. Зачем? Ведь такое запоминается навеки!

Лука до мельчайших подробностей вспомнил то место, где они закопали алмаз, и подумал, что Кадушкин прав.

— Но некоторые аргументы мне все-таки приходят на ум, — продолжал Кадушкин, — по-видимому, они опасались перегрызания глоток, которое устроят кладоискатели после их смерти! — Кадушкин рассмеялся. — А между тем речь идет о части царской казны!

— То у Колчака, то вдруг у Врангеля…

— Это была действительно казна, мой друг. И ее надо было делить! И кстати, как бы вы объяснили, что он так воевал, этот прекрасный барон, буквально ни в чем себе не отказывая? Эти укрепления на Сиваше — вы представляете, сколько это могло стоить?!

Лука никогда не задумывался над подобными вещами и поэтому ему ничего не оставалось, как развести руками.

— Если вы сошлетесь на помощь Запада, на Антанту, то это чушь собачья, извините великодушно. Они всегда думали только о том, как русских удушить, что им практически и удалось сегодня.

— Но почему же такой секрет…

— Достался жалкому интендантишке? Не ведаю. И справки наводить не стоит!

— Да я, собственно…

— Понимаю. Тем не менее на всякий случай говорю вам, что фамилию я назвал вымышленную.

Лука не скрывал своего удивления, но промолчал.

— А как вы думали? — воскликнул Кадушкин. — Могу ли я вам сообщить фамилию русского офицера, у которого обманом выманили важнейший государственный секрет?!

Надо сказать, он совершенно спокойно рассказывал о своих, мягко говоря, не совсем чистых делах, будто речь шла о ком-то другом, будто он был всего лишь биографом великого проходимца Кадушкина.

И вот они стояли на площадке перед той горой, где будто бы должен быть вход в пещеру. Но входа никакого не было.