Литмир - Электронная Библиотека

И в этой серой пыли что-то двигалось… какие-то штуки, которые, собственно, и издавали тот самый режущий ухо скрежет. Четыре… нет, пять штуковин. Какие-то небольшие металлические устройства, самое крупное – размером со щенка колли. Роботы, понял Эдди, или что-то на них похожее. Было у них кое-что общее, так что медведю, вне всяких сомнений, они служили только для одного… сверху у каждого быстро вертелось по крошечному радару.

Еще вам, пожалуйста, «думалки». Что же это за мир такой, Господи?! – спросил себя Эдди.

Самое крупное из устройств напомнило Эдди игрушечный трактор, который ему подарили на день рождения, когда ему исполнилось шесть или семь лет. Оно деловито ползало по поляне, и его гусеницы поднимали крошечные облачка костяной пыли. Второе походило на крысу из нержавеющей стали. Третье – на змею из стальных сегментов; оно извивалось и горбилось в пыли. Они двигались, образуя неровный круг, на той стороне ручья. Ходили кругами по глубокой колее, за столько лет выдолбленной в земле. Эдди вспомнились карикатуры из номеров «Сатердей ивнинг пост», которые мама зачем-то складывала в передней и не разрешала выбрасывать: обеспокоенные, нервно курящие мужики ходят туда-сюда по ковру, вытаптывая в ворсе лысые дорожки, в ожидании, когда их женушки благополучно разрешатся от бремени.

Когда глаза его попривыкли к незамысловатой географии поляны, Эдди увидел, что разномастных этих уродцев не пять, а гораздо больше. Он разглядел еще как минимум дюжину, а ведь их могло быть и больше, скрытых под костяными останками прежних медвежьих трапез. Разница только в том, что те, остальные, не двигались. В течение веков эти «вельможи» из механической свиты царя-медведя потихоньку умирали один за другим, пока их не осталось лишь пять… да и они уже доживали свой век, судя по этому нездоровому ржавому скрежету. И в особенности змея… уже еле-еле ползет следом за механической крысой. Устройство, что двигалось за ней по пятам – этакий стальной чурбан на коротких лапах, – то и дело налетало на замешкавшуюся змеюку и как будто подталкивало ее вперед: мол, давай, мать твою, пошевеливайся.

Эдди все задавался вопросом, в чем заключалась их функция. Что не защитная – это ясно; медведь был «устроен» так, что был в состоянии сам себя защитить. Эдди даже не сомневался: если бы они повстречались с Шардиком, когда тот был в расцвете сил, он бы шутя разжевал их и выплюнул. Всех троих. Может быть, эти мелкие роботы находились при нем как ремонтная бригада, или разведчики, или посланцы-курьеры. Он допускал, что они могли быть опасны, но только когда дело касалось самозащиты… или защиты хозяина. С виду они вполне мирные, невоинственные.

На самом деле было в них что-то жалкое. Почти все из былой команды давно повымерли, хозяин тоже закончил земное существование, и Эдди почему-то не сомневался, что им – оставшимся – это известно. Они излучали отнюдь не угрозу, а некую странную, нечеловеческую печаль. Древние, поизносившиеся, они продолжали свое бесполезное теперь движение по кругу на этой Богом забытой поляне по проторенной колее, которую сами проложили в земле, и Эдди даже казалось, что он ловит обрывки их мыслей, мечущихся, бессвязных: Горе нам, горе нам… что теперь? Зачем мы теперь, когда Его больше нет? Кому еще мы нужны теперь, когда Его больше нет? Горе нам, горе нам…

Тут что-то дернуло Эдди за ногу, и он едва не вскрикнул от неожиданности и страха. Развернулся, вскинув Роландов револьвер, и увидел, что это Сюзанна – глядит на него снизу вверх широко распахнутыми глазами. Эдди с облегчением вздохнул и осторожно отпустил взведенный курок, поставив его на место. Потом встал на колени, положил руки Сюзанне на плечи, поцеловал ее в щеку и прошептал в самое ухо:

– Я едва тебе голову не прострелил… твою глупенькую головку… что ты здесь делаешь?

– Тоже хочу посмотреть, – прошептала она в ответ, ни капельки не смутившись, потом взглянула на Роланда, присевшего перед ней на корточки. – И мне там одной стало страшно.

Пробираясь ползком сквозь кустарник, она оцарапала руки до крови, однако Роланд про себя отметил, что, если захочет, Сюзанна может двигаться тихо, будто призрак, – даже он не услышал, как она к ним подобралась. Вынув из заднего кармана джинсов чистый лоскут (последний от старой его рубахи), он вытер капельки крови с ее ладоней и рук и промакнул небольшой порез у нее на лбу.

– Ну так смотри, – сказал он одними губами. – Ты, по-моему, заслужила.

Наклонившись, Роланд раздвинул ветви кустарника на уровне глаз Сюзанны. Она восхищенно уставилась на поляну. Стрелок терпеливо дождался, когда она вдоволь наглядится, и отпустил ветки, которые снова сомкнулись.

– Мне их жалко, – шепнула она. – Звучит как бред сумасшедшего, да?

– Вовсе нет, – прошептал Роланд в ответ. – Их пути для нас странны, но это создания великой печали. Они тоже по-своему страдают. Эдди как раз собирался их вырубить, чтоб прекратить их мучения.

Эдди отчаянно замотал головой.

– Да, собирался… если только ты не намерен просидеть тут всю ночь на своих, как ты выражаешься, «причиндалах». Целься в шляпки. Эти вертящиеся штуковины.

– А если я промахнусь? – в ярости прошипел Эдди.

Роланд пожал плечами.

Эдди встал и с явною неохотой опять взвел курок Роландова револьвера. Сквозь сплетение ветвей смотрел он на эти жалкие сервомеханизмы, кружащие по своей одинокой бесцельной орбите. Все равно как щенков стрелять, мрачно подумал он. И тут вдруг увидел, как один из них – тот, что похож на коробку с ножками, – выпустил из середины «брюха» уродливое с виду орудие типа клещей и ущипнул замешкавшуюся змею. Та издала удивленный жужжащий всхлип и рванулась вперед. Ходячая коробка втянула клещи назад.

Ну… может быть, не совсем как стрелять щенков, решил Эдди. Покосился на Роланда. Тот смотрел на него без всякого выражения, скрестив руки на груди.

Ты выбрал не самое подходящее время, чтобы преподать мне урок, старина.

Эдди вспомнил, как Сюзанна стреляла в медведя. Сначала в мохнатую задницу, потом, когда тот пошел на них с Роландом, прямо в сенсорное устройство у него на башке. Разнесла его в щепки. Ему даже стало немного за себя стыдно. И было еще кое-что: в глубине души он хотел расстрелять их, как хотел разобраться тогда с Балазаром и его командой уродов в «Падающей башне». Побуждение, может быть, тошнотворное, но не лишенное некоторой привлекательности: Посмотрим сейчас, чья возьмет… поглядим.

Да, побуждение, без сомнения, тошнотворное.

Представь, что ты в тире и хочешь выиграть для своей подружки плюшевую собаку, сказал он себе. Или плюшевого медвежонка. Он уже начал прицеливаться в ходячую коробку, как вдруг Роланд взял его за плечо. Эдди в раздражении обернулся к нему.

– Повтори, что мы с тобой проходили, Эдди. Только не ошибись.

Эдди в сердцах зашипел сквозь зубы, разъяренный вмешательством, но Роланд твердо смотрел на него, так что Эдди пришлось сделать глубокий вдох и попытаться очистить свой разум от всего постороннего: от натужного скрежета механизмов, круживших по этой поляне так долго, от спазмов и боли в мышцах, от сознания того, что Сюзанна рядом, наблюдает за ним, опершись о ладони, что она ближе к земле, и если вдруг он промахнется, а механическому устройству вздумается нанести ответный удар, она станет ближайшей мишенью.

– «Я стреляю не рукой; тот, кто стреляет рукой, забыл лицо своего отца».

Это какая-то глупая шутка, подумал он. Он не узнал бы своего папашу, даже столкнись он с ним нос к носу на улице. Но все-таки Эдди чувствовал, что слова помогают ему: прочищают рассудок и укрепляют нервы. Он не знал, сможет ли из него получиться стрелок, настоящий… хотя имел смутное подозрение, что вряд ли, несмотря на то, что он прекрасно себя проявил в той перестрелке у Балазара… Но одно он знал наверняка: какой-то частице его души нравилась эта спокойная и отрешенная холодность, что всегда нисходила на него, когда Эдди произносил слова древнего катехизиса, которому его обучил стрелок… Холодность и еще новое ощущение мира, вдруг приобретшего необычайную захватывающую ясность. Хотя другая частица его души с той же ясностью осознавала, что это тоже своего рода наркотик, смертельный наркотик, мало чем отличающийся от героина, который погубил Генри и едва не убил и его самого, но это ни капельки не умаляло напряженного, будто звенящего удовольствия от момента. Оно билось в нем, как провода электропередачи, вибрирующие от сильного ветра.

20
{"b":"254771","o":1}