Крики на улице становились все отчаяннее, и Джек подумал, что можно немного и увеличить скорость. Бабочки сидели пока спокойно, и у него еще было достаточно времени до рассвета. Он подошел к окну гостиной, на котором было меньше всего бабочек, и через кусочек чистого стекла выглянул наружу.

То, что он там увидел, потрясло его. Это был Микаэль Армстронг, один из его соседей. Все его тело было облеплено мотыльками. Через каждые несколько секунд, когда тот дергался в агонии, Джек видел его светлые волосы и бороду. Вдруг Армстронг бросился бежать, но чем быстрее он бежал, тем больше бабочек нападало на него. Вопли несчастного были очень хорошо слышны Джеку. «Перестань бежать! — мысленно кричал ему Джек. — Остановись!»

Ему хотелось распахнуть входную дверь и крикнуть Армстронгу, чтобы тот застыл, а потом медленно шел к дому. Джек поможет, Джек убьет тех бабочек, которых не может уже достать Армстронг. Джек окажет ему первую помощь. Конечно, Он так и сделает. Но то, что сделал Джек, было тем, что он мог сделать: НИЧЕГО. Армстронг остановился у фонаря как раз напротив дома Джека, и бабочки мгновенно покончили с ним. Их становилось все больше, они тучей кружились возле него, точнее, того, что когда-то было Микаэлем Армстронгом.

Джек закрыл глаза и отвернулся, он больше не мог смотреть. Наконец-то он увидел это, узнал кое-что о бабочках, но от этого легче ему не стало. Он только что видел кошмар, которого ему уже никогда не забыть, и теперь он знал, что случилось с Кэти и Аланом.

Но он знал также и то, что если он, подобно Армстронгу, выйдет из дома неподготовленным и незащищ°нным — то же самое случится и с ним.

Кэрол Баннер хорошо отдохнула, поела, и теперь, сидя на стуле в подвале своего дома, пыталась решить, какое же время будет самым подходящим, чтобы уехать из этого треклятого поместья. В подвале она чувствовала себя в безопасности и не собиралась спешить" безрассудно рискуя своей жизнью.

Снаружи до нее доносились страшные крики, и она каждый раз вздрагивала, благодаря судьбу, что не находится наверху. Пока она дождалась темноты, у нее уже не осталось никакого терпения, лицо Кэрол сморщилось в недовольной гримасе, и в гневе и напряжении она сжала свои маленькие кулачки. Телефоны не работали, и она чувствовала себя отрезанной от всего мира. Ей было страшно, но она уже не чувствовала себя маленькой девочкой, как все эти годы.

Пройдет несколько недель, прежде чем ее кожа заживет окончательно и она сможет выступать перед аудиторией, и Макс наверняка рассердится на нее за то, что она не смогла как следует позаботиться о себе. В этом она была уверена.

Солнце садилось, и Кэрол надеялась, что бабочки заснут или, во всяком случае, оставят ее в покое, что позволит ей уехать наконец из этого места. Она не могла только вспомнить, где оставила ключи. Они были где-то там, наверху. А где она оставила кошелек? Наверное, он лежит там же, вместе с кредитными карточками и деньгами. Через час будет уже достаточно темно, и тогда она попробует их найти. Кэрол не собирается сидеть здесь вечно, как напуганная девочка, под властью этих ненормальных насекомых. Она не позволит им вмешиваться в ее жизнь и разрушать то, ради чего она столько работала. Слишком уж многим ей пришлось пожертвовать, пробираясь наверх, к славе. Они что, не понимают, кто она такая? Или не соображают, что им не положено есть людей? Что она — шерстяной свитер в конце концов?

Кэрол засмеялась, подумав об этом, и почувствовала себя в большой безопасности, ощутив новый прилив надежды. Пусть бабочки узнают, кто здесь настоящий хозяин. Им придется выпустить ее. И что они от нее хотят, кстати?

Темнота снаружи сгущалась, и маленькие окошки под потолком постепенно покрывались телами бабочек. Она видела их омерзительные лохматые ножки, коричневые тельца, находящиеся в постоянном движении, ползающие по стеклам и наползающие друг на друга. Ее затошнило — мало того, что они злили ее, они еще и вызывали тошноту.

Почему они не полетели в какое-нибудь другое место, в другой город? Ведь южнее, в часе езды отсюда был еще один город! Они легко могли туда перелететь — им бы это не составило труда. Что их так привлекло в поместье Стоул? Что здесь такого вкусного, чего нет в других местах?

Кэрол встала и зашагала кругами, высоко подняв голову и все еще сжимая кулаки. Она стиснула зубы, вспомнив о том, что говорил ей Макс: «Не живи в деревне, — говорил он. Живи в городе, как тебе и полагается. В деревне для тебя нет ничего, — повторял Макс. — Ничего».

Теперь она начинала ему верить. Если ей удастся выбраться отсюда живой, а ей это обязательно удастся, она снимет себе чудесную квартиру в Манхэттене, прямо на крыше небоскр°ба, и прекратит это наивное подражание «одной из тех самых», кто имеет простые вкусы и ни в чем не нуждается. Хватит, уже попробовала.

— Хватит, попробовала, — закричала она изо всех сил. Вы это слышали, бабочки? Оставьте меня в покое!

Кэрол тяжело дышала, наконец-то ее злоба и гнев вылились куда-то, хоть таким образом. Какая же это была глупая затея — жить в этой идиотской глуши и быть полностью отрезанной от настоящего мира, изолировавшись в искусственной местности, которая сама себя всем обеспечивает. Успокоительные таблетки лежали наверху в ванной комнате, или в кошельке, или еще где-нибудь. Но где бы они ни были, их не было рядом, а сейчас они пришлись бы очень кстати. Кэрол вздохнула.

Снаружи становилось все темнее, и ей показалось, что сейчас уже можно сделать попытку выбраться наверх, пока еще остались силы. Она знала, что если будет продолжать ходить так взад-вперед, волнуясь и сердясь, ходить и опять садиться, вскакивать и кричать, то через несколько часов она уже будет настолько измучена, что у нее не останется сил ни на какие действия, кроме как просто взять и выйти наружу к этим ужасным тварям.

Нет, она совсем не боялась потерять голову. Она жила в напряжении многие годы: слава всегда находит тех, кто может выдерживать напряжение, отворачивается от тех, кто не может. Что значили несколько бабочек по сравнению с озверевшей толпой в Карнеги Холл? Или по сравнению с выступлениями, для верхушки общества? Совсем ничего. Вот именно!

Тихо и осторожно Кэрол поднялась по лестнице. Не было смысла безрассудно рисковать. Она открыла дверь из подвала и выглянула наружу, проверяя коридоры. Все казалось спокойным. Бабочки отдыхали на стенах. Наверное, у них был дикий праздник: они пожирали обои — семьдесят пять долларов за рулон! «Ладно, пусть жрут, что хотят, — подумала она. С этим домом я уже все решила. Если я его продам, то, возможно, новым владельцам и не понравятся эти обои. Так что пусть хоть кто-то ими насладится».

Она заметила кошелек на журнальном столике у входной двери. Он был весь покрыт бабочками. Оглянувшись вокруг, она увидела, что не только кошелек, но и все остальные вещи покрыты ими. Как же она достанет ключи, не дотрагиваясь до кошелька? Никак. Ей придется схватить кошелек, отбиваясь от кусающихся противных тварей, и вынуть оттуда ключи. Потом ей надо будет открыть входную дверь (Боже мой! Она тоже была полностью облеплена ими) и бежать к машине.

А вдруг она оставила окна машины открытыми? «Нет, подумала она. — Прекрати. Прекрати немедленно! Ты закрыла окна в машине, когда увидела, что собирается дождь. Ты их закрыла. С машиной все в порядке».

Кэрол сделала глубокий вдох, успокаивая себя как только Можно перед тем, как совершить невероятное. Она закрыла окна в машине. Она была уверена в этом. Но ведь можно безо всякого вреда для себя выглянуть в окно и проверить, правда ли? «Лучше убедиться лишний раз и не рисковать, — подумала она. — Не надо риска, когда в этом нет необходимости».

Но через свободное место в окне, откуда была видна машина, она не смогла разобрать, были ли стекла подняты или опущены. Она напрягла зрение, но было уже слишком темно, и машина стояла под таким углом к окну, что разглядеть было трудно. Кэрол с трудом сглотнула, чувствуя в горле горький привкус желчи. Она шагнула в фойе и остановилась в футе от кошелька. А что, если ключи не в нем? Тогда что? Придется отбиваться от бабочек и искать их в каждом углу? Тогда уже будет слишком поздно!