Это было на закате Эно.

Густая тень сползала со стен хижин и жирными потеками падала на землю, скрывая под собой осколки прошедшего дня — россыпи следов, тонкий слой шелухи олма, бесформенные, сваленные грудой тряпки. В этом районе города жители не стремились снести накопившийся мусор в ывар-тэс. За Урт ветер выметал его подчистую.

Человек, шедший между склетов, был стражником. На нем был выцветший от времени касс, на боку висел тяжелый кейр с удлиненной рукоятью, страшный в ближнем бою. Люди, встречавшиеся ему на пути, спешили уступить дорогу, даже когда места было в избытке — стражу здесь все-таки уважали. Даже не уважали — боялись, оттого и чертил на земле тонкую тень тяжелый кейр. Жила здесь не чернь, больше мелкие полепашцы да ремесленники, но каждый Урт исправно приносил по одному, а то и по два мертвеца. До ывар-тэс нести трупы шеерезы не рисковали — тот был почти в центре, поэтому те, кому не повезло в этот Урт, обнаруживались чаще в загонах шууев, рвах и колодцах. Шэда это не беспокоило — особенного урона городу это не причиняло, но жителям стоило помнить, кто есть закон. Поэтому дважды в Урт и выходили на дежурство стражники.

Стражник шел не торопясь, неспешно оглядывая шалхи и склеты. Редкие прохожие провожали его встревоженными опасливыми взглядами, кое-где при виде него норовили уползти в тень, но он не обращал на таких внимания, приказ шэда — чтоб шей в Урт не резали, а прятаться шэд Себер своим подданым разрешал.

Да и толку, вкралась в голову стражнику равнодушная вялая мысль, даже если кому шею и подправят — не бросаться же тотчас с кейром? Шею за пустое не режут, знать, есть причина. К тому же стражник не стражник, а артак под ключицу и в этом районе можно получить спокойно, а уж если Урт... Бейр с этими тварями, пусть лопают друг дружку как умеют. Если поля не родят, шууи дают приплод раз в сотню Эно, дерева вовек не сыщешь — что ж им остается? В районе черни, что на окраине, вообще кости человеческие постоянно находят. Объеденные так, что и ывар не справился бы. Так что тут еще добро, жить можно.

Углубившись в размышления, стражник не сразу заметил странную пару, шедшую ему навстречу по другой стороне улочки. Мимолетно укорил себя — непростительная оплошность для того, кто должен замечать все и всех вокруг, — потом присмотрелся и нахмурился. Свой кейр он повесил на пояс не Эно и не два назад, часто одного только звука шагов ему хватало, чтоб понять, кто за его спиной, умел он и правду по лукавым глазам читать, умел нащупывать, какое слово лучше запустить вперед кейра — иные в таком районе стражниками и не становятся. Но двое, шедшие навстречу, вызвали у него замешательство.

Не замешательство — поправил он сам себя, скользя равнодушным взглядом по пыльным плащам. Тревогу. Словно чьи-то твердейшие пальцы прижали на мгновение сердце, подержали и отпустили, оставив только ноющую боль.

Первый был мужчиной — этого не мог скрыть даже наброшенный на лицо капюшон плаща. Поступь твердая и какая-то быстрая, резкая, несдержанная, руки зацепились оттопыренными пальцами за пояс, пальцы твердые, сухие.

Мозолей, конечно, с такого расстояния не различить, но видно, что пальцы эти с оружием знакомы. Стражник машинально ощупал взглядом плащ и решил, что ничего больше стиса у странного прохожего нет. Хотя кто его, конечно, знает.

Лицо прячет... Тайлеб-ха? Нет, тот бы так ровно не прошел, да и нет в этом районе тайлеб-ха — пролезших местные протыкают и выкидывают за вал, эти гниющие бедумные куски плоти редко выживают в больших городах.

Известный шеерез? Нет, был вынужден отказаться от этой мысли он, такой тоже не стал бы появляться здесь, да еще и на закате, когда, всем известно, стража выходит в первый дозор.

Стражник остановился, неброско, у стены, делая вид, что поправляет перекосившийся касс. Двое прошли мимо него, почти не заметив. Мужчина даже не приподнял капюшона, женщина мазнула равнодушным взглядом.

Она заинтересовала стражника меньше — внешность у нее была почти ничем не выделяющаяся, разве что у местных кожа была чуть потемнее. Фигура под плащом угадывается ладная, крепкая, но лицо неприятное — резкое какое-то, острое. Не сказать, чтоб уродина, но смотреть долго тошно.

Путники, несомненно, были в городе не впервые — шли уверенно, глядя больше под ноги, чем вперед. Когда они прошли дальше, стражник посмотрел им вслед, на всякий случай подтянув руку поближе к кейру. Но опять сердце вдруг тревожно кольнуло — и он неожиданно понял, что не стоит останавливать странных прохожих. Потому что если их остановить, мужчина может откинуть глухой капюшон и посмотреть ему в глаза. А ему почему-то показалось, что лучше получить сразу пару артаков в шею, чем увидеть то, что скрывается за тканью. Словно... Додумать он не успел — поправил на теле тяжелый касс, пожалуй, даже с непростительной для стражника поспешностью, повернулся и зашагал в противоположную сторону.

Мысль о странной парочке, встреченной случайно на улице, сидела в нем тонкой занозой до самого конца дозора. Глядя на залитые синим светом мертвые стены склетов, он то и дело вспоминал то ощущение, которое заставило его отшатнуться. Ощущение липкой ледяной тяжести, спрятавшейся за грубыми складками ткани. А на рассвете Эно, когда Урт стал стекать по небу за горизонт, открывая розоватую серость утра, он зашел в знакомый трактир и заказал два кувшина крепкого фасха. Фасх смыл из его памяти дурные мысли, и он еще долго сидел, неизвестно о чем задумавшись и глядя на заплеванный земляной пол.

— Сюда. — Крэйн коротко махнул рукой. — Заходи быстро.

Склет, на который он показывал, мало чем отличался от соседних, разве что пыли между бревен больше да зеленые кляксы мха на косяке. Сырой мертвый дух, доносившийся из-за едва приоткрытой двери, свидетельствовал, что склет не обжит. Лайвен секунду помедлила, подозрительно глядя на трухлявое дерево бревен, потом открыла дверь и решительно вошла. Крэйн скользнул следом, предварительно оглядев улицу и убедившись, что их никто не видит.

Внутри было тесно и душно. В скелете не было никакого убранства — ни любимых жителями Себера коротконогих массивных столиков, ни стульев, ни даже лежанок. Зато все свободное место было завалено мешками и свертками. Почти все они уже были взрезаны — Лайвен видела рассыпавшиеся сушеные плоды туэ, дешевые короткие стисы, рулоны нездешней мягкой коричневой ткани. Разбросано все было в явном беспорядке.