— Привет тебе, бродячий певец. Я, Арэн Варэн, сын Атейрана Варэна, хозяин и полноправный владелец замка и прилежащих охотничьих угодий и земель! — улыбаясь, сказал хозяин. Тильво заметил, что к трапезе он переоделся и выглядел ещё более пышно.
— Привет и вам, радушный Арэн Варэн. Я бродячий певец. И моё имя Тильво. Могу я посметь скрасить этот вечер старинными песнями и балладами?
— Мы будем рады их слышать.
Что ж, по крайней мере на людях он блюдёт полагающийся в таких случаях этикет.
— Твоя спутница может присесть за наш стол, Арэн сделал едва заметный жест, и кто-то из слуг, подойдя к Лайле и взяв её под руку, помог дойти до стола.
При этом хозяин замка проводил Лайлу каким-то очень уж странным взглядом, который не понравился Тильво. Не то чтобы он приревновал к какому-то захудалому землевладельцу. Нет, Небо побери, дело было совсем в другом. Он, Тильво, ввязал её в эту историю и поэтому отвечал за неё.
В это время другой слуга принёс Тильво табурет. Тильво сел и прокашлялся.
— Вина певцу! — сказал кто-то из гостей. И все тут же подхватили: — Вина! Вина!
«Ясно, намёк они поняли хорошо», — усмехнулся про себя Тильво.
Слуга поднёс Тильво золотой кубок. Певец поклонился хозяину и принял его. Кубок был действительно хорош. Певец вдруг вспомнил, как хитростью выманил у одного хозяина замка серебряную чашу. Как раз в эту Ночь он и познакомился с посвящёнными. Тильво вдруг стало невообразимо грустно. Там, в Терике, в гостинице «Пропащая душа», осталась та самая чаша, а ещё вся его прежняя, хоть и взбалмошная, но привычная жизнь простого бродяги, свободного как ветер. А теперь он идёт незнамо куда, и груз воспоминаний о прожитых веках отяготил душу. И нет ни покоя, ни исцеления души. Тильво до дна выпил кубок и отдал слуге. Он провёл пальцами по струнам дайлы. Пора было начинать выступление.
— Я рад, что меня удостоили чести петь перед Арэном Варэном. Проходя его земли, я видел, что крестьяне живут в достатке, увидев его древний замок, я поразился, с какой заботой он относится к цитадели, доставшейся от древних предков. Но едва я вошёл в этот зал, как меня буквально ослепило великолепие его убранства.
Произнося эти слава, Тильво практически не покривил душой. Певец лишь сделал свою речь немного напыщенней. Расположить к себе слушателя тоже было искусством певца. И глядя на хозяина замка, Тильво понял, что он этого добился. Другой хозяин замка прервал бы его на полуслове и пробурчал: «Кончай стелиться, пой давай!». Но только не молодой Арэн. Он был весь внимание, и Тильво предвкушал неплохой заработок. Теперь можно было петь о чём угодно и как угодно. Но певец в этот раз решил отработать на совесть и по всем канонам ремесла. И он начал. Сначала он спел: «Пусть горит огонь в очаге», как бы приветствуя кров, который на время обрёл. Затем; когда гости выпили по первому кубку вина, он затянул: «Наполним кубки, господа». Господа не заставили себя ждать. Затем Тильво исполнил: «Храбрый рыцарь собирался в край далёкий». Искусству распознать настроение публики бродячие певцы учились под ругань господ и нередко даже их тумаки. Так что опытный певец всегда слушал не себя, а зал.
Длинные баллады сегодня не намерен был слушать никто. Тем более это касалось молодого господина. Поэтому, исполнив ещё две не очень длинные песни и дождавшись, пока гости окончательно захмелеют, Тильво запел: «Рыцарь и колдунья». Песня эта ему очень не нравилась, в особенности потому, что рыцарю справиться с колдовством помогло Небо.
— А ты благочестив, Тильво! — сказал после этой песни Арэн. — Давай продолжай, мы тебя все внимательно слушаем.
Тильво вздохнул. Нет, господам никогда не понять, как урчит в желудке у голодного певца. Он лишь скосил взгляд на Лайлу, проверяя, все ли с ней в порядке. Но с девушкой, похоже, всё было хорошо. Она сидела и улыбалась. Её слепые глаза были неподвижны, но Тильво вдруг на мгновение показалось, что они смотрят на него. Всего лишь на мгновение.
Тильво спел ещё две баллады и, увидев, что пирующие созрели, перешёл на весёлые кабацкие песни, которые на острове не чуралась петь и знать. И когда чей-то пьяный голос заорал: «Певец, давай „Служанку рыцарь полюбил“!, — Тильво понял, что публика созрела. Это была, безусловно, самая известная и любимая песня как простого люда, так и господ. Тильво заиграл, и песню тут же подхватили пьяные голоса. Певец бросил взгляд на хозяина. Внешне он казался всем доволен. Но что-то таилось в его смеющихся глазах и ещё юношеском лице. Тильво понял, что Арэн что-то замышляет, и поэтому решил быть настороже.
— Достаточно! Пусть певец отдохнёт, — сказал хозяин. — Садись за стол рядом со своей спутницей и угощайся. Вина певцу!
Угощаться, в общем-то, было особенно нечем. Пока певец развлекал публику, пирующие практически все съели. Но кое-чем всё-таки поживиться было можно. Тильво не ожидал, что его пригласят за стол. Обычно это случалось в замках крайне редко. Но, видно, Арэн хотел показать всем, какой он великодушный. «Интересно, кончится ли его щедрость на приглашении за стол господ», — подумал Тильво, отхлебнув из кубка вина.
Тем временем пирующие окончательно перепились.
В зале звучал громкий хохот. Кто-то изредка пытался завести песню, но без помощи певца тут же путался в словах. Тильво посмотрел на хозяина и столкнулся с его холодными глазами. Арэн был практически трезв. Увидев, что певец смотрит на него, он сделал еле заметный жест, приглашающий подойти. Тильво улыбнулся в ответ. Видимо, хозяин соизволил-таки его отблагодарить. Тильво подошёл к Арэну и поклонился.
— Ты хорошо поешь. Тебе бы в придворные певцы податься.
— Я люблю странствовать.
— Бродяжничаешь, значит, — Арэн улыбнулся. — Присядь со мной.
Тильво ещё раз поклонился и присел рядом с хозяином замка. Он огляделся по сторонам. Все были увлечены беседой и окончательным уничтожением выпивки, и того, что певец оказался в такой близости от хозяина, практически никто не заметил.
— Нравишься ты мне, певец, поэтому я хочу тебя как следует отблагодарить.
— Я с радостью приму любую награду за свои сегодняшние труды.
— Ты не понял, — поморщился Арэн. — Конечно, за сегодняшнее выступление ты получишь хорошее вознаграждение, но я хочу для тебя сделать ещё более щедрый подарок.
В голову Тильво тут же закралось нехорошее предчувствие. Господа просто так никому ничего не делают.
— Я вижу, как ты мучаешься со своей спутницей. Ведь ты не можешь усидеть на одном месте, ты всё время в дороге. А она… Как её зовут?
— Лайла, господин, — ответил Тильво, уже начиная понимать, о чём идёт речь.
— Так вот, Лайла слишком хрупкая для жизни странствующего комедианта.
— Но ей нравится со мной путешествовать. Когда она жила со своими родичами, то сидела целыми днями дома.
— Все равно, — непререкаемым тоном ответил Арэн. — Я думаю, ей будет лучше здесь.
— Где?
— В моём замке. Она ни в чём не будет знать нужды.
— Но зачем вам слепая девушка? Вокруг столько красивых благородных дам.
— Понимаешь, приглянулась она мне. Там, ещё на дороге, когда я вас в первый раз увидел. Ну что? Отдашь её мне?
— Вы хотите на ней жениться?
— Что ты такое несёшь? — повысил тон Арэн. — Где это видано, чтобы Варэны женились на увечной простолюдинке.
— Тогда зачем? — Тильво тоже чуть повысил голос.
— Ну, ты же тоже мужчина. Не понимаешь? Я же говорю: нравится она мне. Да я понимаю, что с убогой легче найти приют в ненастную погоду, и потом, она хоть и родственница, но всё-таки дальняя. Тоже небось согревает тебе место холодными ночами. Да ты не бойся' — Арэн похлопал по плечу остолбеневшего Тильво. — Я щедро тебе заплачу. Серебром.
Но молодой хозяин замка неверно истолковал поведение Тильво. Певец остолбенел не от страха или смущения, он застыл от ярости. Тильво чувствовал, что входит в то самое состояние, которое испытал, убивая Слуг Неба в Терике, а затем и на большаке, где погибли его друзья. Но пока он мог держать себя под контролем. Пока.