Может быть, и в самом деле в мире повеяло чем-то новым? Во всяком случае, даже намек, надежда на это всколыхнули людей. Разрядка — слово, в общем, не новое — стало вызывать к себе внимание, заставлять задуматься.

…В программе следует короткая пауза, только для того, чтобы советский премьер взглянул на свою официальную резиденцию на Кэ д’Орсе — здание рядом с Бурбонским дворцом, развернутое фасадом к Сене.

В 12.45 де Голль уже ждет гостя в Елисейском дворце. Я рядом с Хрущевым, чтобы выполнить свою роль переводчика С острым интересом наблюдаю встречу этих двух людей, столь разных по происхождению, по взглядам, по манере поведения, по внешнему облику.

Французский президент неподдельно рад Он, человек, известный своим хладнокровием и невозмутимостью, сдерживает волнение. Хрущев широко улыбается, ведет себя раскованно. Первая беседа совсем короткая. Хрущев преподносит де Голлю копию вымпела, незадолго до этого доставленного советской ракетой на Луну, и модель ракеты, с помощью которой была сфотографирована невидимая часть Луны. Де Голль шутит, что лететь на Луну не собирается, но добавляет, ему будет приятно иметь у себя такие подарки. Все это — короткий миг, открытый для репортеров. Затем следует разговор. Непродолжительный. Присутствуют переводчики — по одному с каждой стороны, никого больше.

Были времена, говорит де Голль, когда Россия и Франция могли вершить судьбы на Европейском континенте. Сейчас положение иное. Позиции Франции не те, что были раньше. Что же касается России, то ее значение возросло, она стала сильнее. В связи с этим Франция не может не быть настороже.

Поэтому, поясняет де Голль, мы и состоим в лагере, который называется западным. Если бы Франция была так сильна как при Наполеоне, ей не нужно было бы участвовать ни в каких блоках. Мы могли бы обеспечить мир с вами и без участия в блоках. Тем более, что между нашими государствами нет никаких территориальных споров. Президент делает паузу и после того, как перевод окончен, выделяет главную мысль этой беседы.

Тем не менее, говорит он, диалог между нашими странами остается важным для национальных интересов. Я приветствую в вашем лице руководителя советского правительства, говорящего от имени вашей великой страны. В свою очередь, как президент Французской республики я буду говорить от имени Франции и ни от чьего больше.

Что это? Форма протокольного приветствия с налетом ностальгии по прошлому или нечто более содержательное? Теперь серьезный разговор по международным делам требует участия как минимум четырех великих держав. Кстати, их встреча здесь же, в Париже близка: она намечена на 16 мая. Быть может, де Голль своим заявлением подчеркивает, что, несмотря на это обстоятельство, он не может предвосхищать совместный разговор четырех, ограничиваясь лишь своего рода прикидкой, подготовкой к встрече путем двусторонних бесед? Видимо, такое понимание не лишено оснований. Но все ли оно исчерпывает? В самом деле, в то время, когда в международной жизни консолидируются два гигантских блока-спрута с центрами в Москве и Вашингтоне, из уст де Голля, руководителя одной из ключевых стран Атлантического пакта, раздаются слова о том, что Франция будет говорить с Советским Союзом своим собственным языком. Конечно, вряд ли у кого-то могут быть сомнения насчет того, насколько един французский президент с западным лагерем. Однако заявление сделано, пусть даже содержание его пока не раскрыто.

Хрущев отвечает коротко. Он говорит, что Советский Союз учитывает сложившуюся в мире обстановку и наличие двух социальных систем, но не Советский Союз был родоначальником блокового построения международных отношений. Мы считаем, заявляет Хрущев, что даже в этих условиях можно было бы добиться ликвидации военных блоков и НАТО, и Варшавского договора.

Потом он добавляет: нам понятны ваши устремления как президента Франции. Они нисколько не противоречат нашим интересам. Наши пути, я бы сказал, наши шпаги нигде не скрещиваются. Политика возвеличивания Франции не только не противоречит нашим интересам, но, более того, она импонирует нам.

Ответ в унисон, хотя идет дальше рассуждения президента Франции, да и как могло быть иначе?

Хрущев и де Голль встают из-за невысокого столика удовлетворенные. Большой разговор намечен на следующее утро в Рамбуйе. А пока они переходят в салон Мюра, где их ожидает совсем небольшая группа приглашенных на завтрак в узком кругу. Представители протокольной службы показали и места для переводчиков. Стул для меня стоял позади стула президента Франции, стул князя К. Андронникова — французского переводчика — за стулом Хрущева (по просьбе французской стороны, на советских переводчиках лежала обязанность перевода с французского языка на русский, на французских — наоборот; эта необычная практика делала меня фактически переводчиком де Голля). Место вне стола, а следовательно, и завтрак вприглядку, явились для меня неожиданностью, но было не до сантиментов и я активно включился в работу. Атмосфера приподнятая. Разговор идет легко. Вот и конец трапезы. Мы выходим. Рядом со мною оказывается работник французского протокола. Он успевает поинтересоваться, все ли хорошо. «Конечно, — спешу ответить я, — не хорошо, а превосходно. Лиха беда начало! Правда, по советскому протоколу переводчиков располагают за столом. Но это мелочи. У каждого свои правила. До скорой встречи».

Мне надо продолжать переводить, что я и делаю. Едва оказавшись в нашем посольстве, я отправляюсь в комнату шифрсвязи для того, чтобы немедленно — такое было указание — составить подробнейший отчет о беседе. Работу мою прерывает звонок по внутреннему телефону — меня спрашивают из французского МИД. Приходится сворачивать блокнот, выходить к городскому телефону. Звонит шеф французского протокола. Он произносит нечто неожиданное:

— Я приношу извинения за рассадку за столом во время завтрака. Мы просто были не в курсе деталей советской практики.

— Это не заслуживает внимания, — отвечаю я. — Не придавайте этому никакого значения. Спасибо за звонок, но действительно никакой проблемы нет.

— Нет-нет, — настаивает собеседник. — В течение всего дальнейшего визита это будет иначе. Переводчики получат места за столом. Правда, кроме сегодняшнего официального обеда в Елисейском дворце, и то лишь в силу того, что план рассадки участников обеда уже составлен, и для того, чтобы поместить за стол двух переводчиков около первых лиц, потребовалась бы столь большая работа, что на нее просто не остается времени.

Я выражаю полное понимание. Но француз продолжает:

— Однако, поскольку так неловко получается с сегодняшним обедом, президент поручил передать вам и еще одному из ваших коллег-переводчиков приглашение приехать в Елисейский дворец на пару часов раньше этого мероприятия с тем, чтобы заранее отобедать с его личным адъютантом. Надеюсь, вы примете приглашение и сообщите, кто будет вторым советским переводчиком.

Я ответил, что конечно буду сам и перезвоню, чтобы сообщить имя моего товарища. Нашел Ф. Ф. Молочкова, непререкаемого законодателя наших протокольных правил. Рассказал. Он улыбается: «Конечно, надо идти».

В шесть часов мы с напарником в Елисейском дворце. Встречены, расположены в небольшой гостиной. С нами генерал из окружения президента с женой. С французской стороны также были приглашены два переводчика, но пришел один: князь К. Андронников почему-то уклонится.

Мы были в середине нашего оживленного застолья, когда открылась дверь. Появился де Голль, уже облаченный в парадный мундир для торжественного мероприятия. Он интересуется, все ли в порядке. Говорит несколько любезных слов и, добавив, что не хотел бы мешать, удаляется. Французский президент явно демонстрирует этим, что все, связанное с визитом, он держит под своим личным контролем.

Официальный обед в Елисейском дворце по традиции место произнесения основных политических речей во время визитов руководителей иностранных государств.

Хозяин и высокий гость задают таким образом тон публичному звучанию их переговоров и отношениям между странами, которые они представляют. К тому, что будет сказано в этот вечер 23 марта, внимание особое. Фактически Советский Союз и Франция как два государства в лице первых, облеченных всей полнотой власти руководителей встречались первый раз после 1944 г., когда де Голль посетил Советский Союз, состоялись его переговоры со Сталиным и между СССР и Францией был подписан Договор о союзе и взаимной помощи.