В конце концов Иона зарыдал, покаялся и… был прощен! А настойчивый Филарет вскоре устроил новый собор и утвердил подробные правила перекрещивания "белорусцев" — православных подданных Речи Посполитой, которые, по его мнению, только "именуются православными". Расследованием дел о вере и крещении католиков, протестантов и западных православных патриарх со всей тщательностью занимался сам.
Под его подозрение подпадали даже православные русских земель, отошедших по Столбовскому миру к Швеции в 1617 г. Шведы были согласны, чтобы православное духовенство и храмы этих областей находились под юрисдикцией митрополита Новгородского. Русские власти много лет в этом сомневались, тянули с решением, придумывали разные отговорки, не желая церковно управлять землями, не входящими в Российское царство… В итоге даже "твёрдых в православии" заграничных богомольцев из русских запретили пускать в Софийский собор, а "пошатнувшихся" — и в сам Новгород (1629 г.).
Филаретом двигала не столько национальная или религиозная нетерпимость, как обычно считают, сколько представление о букве закона. Всех иноверцев и христиан, присоединившихся по его правилам к православию, патриарх жаловал выше достоинства. Так, склонный к унии западнорусский архимандрит Иосиф-Иезекииль Курцевич был поставлен архиепископом Суздальским (в 1625 г.) и при Филарете избегал кары, несмотря на взяточничество, притеснения паствы и явный ночной грабеж. А бывший униатский архиепископ Афиноген Крыжановский. получивший от патриарха должность келаря в Угрешском монастыре, был наказан лишь в 1632 г., когда на ворованные деньги захотел наладить связь с турками!
Столь же формально Филарет относился к "литовским", то есть западнорусским, книгам. Они свободно распространялись до 1627 г., когда в "Учительном Евангелии" знаменитого просветителя Кирилла Транквиллиона Старовецкого случайно и отчасти по недоразумению обнаружилась "ересь". Царь и патриарх немедля указали россиянам собрать и сжечь все книги Транквиллиона (что, судя по составу русских библиотек XVII в., не было выполнено населением). Велели также вообще не покупать никаких "литовских", т. е. белорусских и украинских, книг (этот запрет соблюдался ещё менее успешно). Затем последовал указ составить опись таких книг по всему государству, чтобы постепенно заменять их в церквах русскими. Но до той поры разрешалось не только читать, но и в церквах служить по "литовским" книгам (1628). При всём том в Москве был ласково принят "литовец" Лаврентий Иванович Зизаний (урождённый Куколь), и в 1627 г. издан под редакцией Филарета его катехизис ("русским же языком нарицается беседословие"), послуживший объектом яростных, хотя и мелочных, прений[132].
Обладавший большой библиотекой патриарх много потрудился над книгопечатанием, лично подбирая справщиков и участвуя в редактировании текстов. Для исправления книг совместным указом царя и патриарха по стране собирались древние пергаменные рукописи, положившие начало знаменитой Типографской библиотеке. Редактирование, правда, велось исключительно на славянском наречии, хотя некоторые из справщиков, несомненно, знали греческий язык.
Двойственное отношение к греческому авторитету вообще было характерно для Филарета Никитича, утверждавшего в "Сказании" закономерность установления в России патриаршества, поскольку в других странах православие пришло в полный упадок. В упадке после завоевания турками были все четыре греческие патриархии: Константинопольская, Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская. При этом авторитет греческих патриархов и приезжавших от них в Россию архиереев ценился московским архипастырем весьма высоко. Это выражалось не только во внешнем почтении, но в более существенных для обнищавших Поместных церквей пожертвованиях. Филарет Никитич был к грекам щедр, и весьма…
Двойственность боярина на святительском престоле прослеживалась и в исправлении книг. Филаретовские издания Государева печатного двора, которым на деле весь XVII в. ведали патриархи, разнятся между собой. Допускалось использование в церковной службе старых, неотредактированных книг, даже содержащих ненавистные патриарху "ереси" вроде "о6ливательного крещения" (вместо православного "погружательного"). А ведь именно из-за "обливательного" крещения Филарет первоначально начал перекрещивать католиков, добравшись затем и до западнорусских православных.
Из отечественных издании лишь Церковный Устав 1610 г. был указом Филарета сожжен — и то по недоразумению. Книгу, недолго думая, репрессировали как напечатанную без благословения патриарха Гермогена. Между тем это благословение было помещено прямо в предисловии книги! Временами очень внимательный, патриарх эту кишу не удосужился открыть.
Поддержка книгоиздания самим патриархом позволила напечатать большими тиражами множество книг, подготовить такие капитальные публикации, как 12-томник Миней месячных, вычитывавшихся Филаретом лично (1619–1630 гг.). Это блестящее издание доселе представляет интерес для православного читателя. По воле царя и патриарха книги предоставлялись церквам, монастырям и торговцам-оптовикам по себестоимости, а в некоторые отдаленные от культурных очагов места, например в Сибирь, отправлялись бесплатно.
Подозрительно относясь к греческому благочестию. Филарет оплачивал переводы греческих книг, даже открыл под конец жизни греческую школу для детей (в 1632 г.). Содействуя литераторам шире, чем возможно уследить, он временами пугал своей мелочной придирчивостью, но отнюдь не был фанатичен и жесток. Заслужить от Никитича наказание было весьма трудно.
Митрополит Иона, после ряда громких скандалов, сумел-таки потерять кафедру. Иона удалился в Спасо-Прилуцкий монастырь на покой после третьего собора о его прегрешениях (в 1621 г.), когда выяснилось, что он без суда и следствия (а также без вины) лишил сана и упёк в ссылку архиепископа Вологодского Нектария. Страдальца Филарет освободил и при первой возможности вернул ему епархию (в 1625 г.).
Преследуя безнравственность, патриарх, насколько известно, навечно заточил в монастырь лишь двух отъявленно развратных дворян (Семичёва и Колычёва). В то же время известный ещё со Смуты бунтарь, не раз изобличённый в "великих винах" князь Семён Иановнч Шаховской продолжал литературное сотрудничество с Филаретом и ещё жаловался в стихах, что патриарх (вполне законно) запрещает ему четвертый брак. Филарета подозревают в причастности к ссылке на Соловки знаменитого героя Смуты, писателя, келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына. Но обстоятельства дела темны и даже была ли это ссылка — неизвестно.
Подробно известен конфликт Филарета Никитича с молодым, но успевшим послужить в Смуту воеводой князем Иваном Андреевичем Хворостнниным[133]. Приближённый Лжедмитрия I, а затем патриарха Гермогена, историк, автор знаменитого трактата "Словеса дней, и царей, и святителей московских"[134], восстал против гонений царского отца на католиков. В лучших традициях будущего диссидентства князь стал демонстративно принимать католиков, даже их священнослужителей, у себя в московском доме. Он завёл латинские книги и живопись, почитал "заодин" православные иконы и католические картины. Усугубляя "горе от ума", Иван Андреевич заводил в обществе дискуссии по истории церкви, отказываясь понимать церковные и культурные различия православных и католиков. Даже его приятель, литератор и стихотворец князь С.И. Шаховской, в письмах выговаривал Хворостинину за высокоумие, "превозношение многим велеречием", за то, что друг "думает… всех людей знанием божественных догматов превзойти"[135].
