«- Грант! — воскликнул Гленарван. — Этот бесстрашный шотландец, который хотел основать Новую Шотландию в водах Тихого океана!»

Эта Новая Шотландия — та утопия, «страна, не существующая нигде», которую искал вместе со спутниками Гленарвана сам Жюль Верн.

Роман «Дети капитана Гранта» — гневный протест против порабощения свободных народов. Как равные белым героям, показаны индеец Талькав и австралийский туземец Толине. И всем им противостоит еще молодой в те годы, но уже жестокий английский империализм (по цензурным соображениям, писатель не мог говорить о наполеоновской Франции).

«…Британская политика направлена к уничтожению туземных племен, — писал Жюль Верн, — к изгнанию их из тех местностей, где жили их предки… Такая пагубная политика проводилась англичанами во всех их колониях, а в Австралии более чем где-либо. В первые времена колонизации ссыльные, да и сами колонисты, смотрели на туземцев, как на диких зверей. Они с ружьями охотились на них и, убивая их, доказывали, ссылаясь на авторитет юристов, что раз австралиец вне закона, то и убийство его не является преступлением. Сиднейские газеты предложили даже радикальное средство избавиться от туземных племен озера Хантер, а именно — массовое отравление.

Как видим, англичане, овладев страной, призвали на помощь колонизации убийство. Жестокости их были неописуемы. Они вели себя в Австралии так же, как в Индии, где исчезло пять миллионов индийцев, так же, как в Капской области, где из миллиона готтентотов уцелело всего сто тысяч. Понятно, что австралийское туземное население в результате таких жестоких мер, а также вследствие пьянства, которое насаждается колонизаторами, постепенно вырождается и вскоре под давлением смертоносной цивилизации совершенно исчезнет…

Правда, бывали губернаторы, издававшие против кровожадных лесопромышленников постановления, в силу которых белый, отрезавший нос или уши чернокожему либо отрубивший у него мизинец, чтобы «прочищать им трубку», подвергался нескольким ударам кнута. Тщетные угрозы! Убийства совершались в огромных размерах, и целые племена исчезали с лица земли. Для примера можно указать на остров Ван-Дименова земля. Здесь в начале XIX века было пять тысяч туземцев, а в 1863 году их осталось семь человек. А недавно «Меркурий» сообщил о том, что в город Гобарт явился последний из тасманийцев».

Это уже не были фантастические миры — заоблачный, подземный и межзвездный. Это была та реальная жизнь, что окружала писателя.

Жюль Верн достиг вершины. Перед ним смутно сияли будущие пути, дальние страны, темно-синие и мутнозеленые моря, подернутые романтической дымкой. Какой близкой казалась мечта детства об океанском просторе, по которому можно доплыть куда угодно, даже в Страну будущего!..

В маленькой рыбацкой деревушке Ле Кротуа, лежащей в устье Соммы, в пяти километрах от открытого моря и в пятидесяти от Амьена, ранней весной 1866 года появился новый обитатель.

Это был статный мужчина небольшого роста, похожий на капитана дальнего плавания, светлоглазый и светловолосый. Вместе с четырехлетним сыном Мишелем незнакомец поселился на самом берегу в крохотном домике — не больше фургона для перевозки мебели. Из окон этого жилища открывался широкий вид на песчаные дюны, покрытые редкой травой, крохотные лодочки рыбаков, вытащенные на прибрежный песок, и холодное зеркало Ла-Манша.

Незнакомец очень скоро подружился с двумя рыбаками, пенсионерами французского военного флота. Александр Лелонг, или просто Сандр, бывший боцман, был участником крымской, и итальянской кампаний. Биография Альфреда Берло была более запутанной: по его словам, он объехал весь свет — все известные и неизвестные его части, — сражался с дикарями и даже побывал в плену у канаков, которые собирались его съесть…

Новые друзья учили мальчика ловить креветок и рассказывали своему гостю нормандские легенды и старинные матросские небылицы о морском змее. Они показывали ему то место, откуда отправился в свое последнее плавание амьенский инженер Пети, построивший подводный корабль и погибший на нем в 1850 году.

Креветки были главной добычей местных рыбаков. Они называли свои лодки с открытой кормой и широким корпусом «кузнечиками». Одна из таких шхун стояла на якоре, недалеко от берега, а на рее у нее красовалось объявление: «Продается. Спросить у мсье Рене».

Незнакомец заинтересовался. Старый Сандр был призван в качестве советчика и консультанта, и после его тщательного и придирчивого осмотра и долгой торговли сделка была совершена. С помощью местного плотника, единственного в Ле Кротуа, меньше чем в месяц рыбачья лодка была превращена в некоторое подобие яхты. В честь небесного покровителя нормандских рыбаков, а может быть, здесь всплыло воспоминание об учительнице с Монмартра, суденышко получило имя «Сен-Мишель», чему немало радовался маленький сын нового хозяина, а на первой странице судового журнала корабля гордо красовалась надпись: «Судовладелец и капитан — Жюль Верн».

Писатель в это время находился на вершине своей славы. Его герои уже совершили путешествия на воздушном шаре в Центральную Африку, побывали в центре Земли, облетели вокруг Луны. Вместе с капитаном Гаттерасом они открыли Северный полюс и в поисках капитана Гранта объехали вокруг света. Теперь сам писатель стал капитаном, и это звание в иные минуты было для него, быть может, дороже его литературной славы.

Его любимый корабль представлял собой соединение яхты и рыбачьей лодки. Если для жителей Ле Кротуа «Сен-Мишель» все еще оставался «кузнечиком», то для нового владельца это было воплощение многолетней мечты, ставшие реальными грезы детства и юности.

Восемь тонн водоизмещения, впереди кубрик — вернее, дыра для команды, на корме — каюта для капитана и пассажиров высотой и шириной меньше полутора, длиной около двух метров, разве этого мало для человека с воображением? Правда, обставлена каюта была не слишком роскошно: две лавки с тюфяками из морской травы — сиденья днем и спальные койки ночью, доска на шарнирах, заменяющая письменный стол, и висячий шкаф, где хранились судовой журнал и «корабельная библиотека», состоящая из астрономического альманаха, морских карт и нескольких географических словарей…

В матросском берете и простой блузе из толстого синего сукна или вязаной фуфайке в ясные дни, в непромокаемом плаще и клеенчатой рыбацкой шляпе в непогоду, «капитан Верн» вел журнал плавания, определял по солнцу местоположение судна и наносил его на карту, следил за «хронометром» и, стоя на крохотном «мостике», как было принято именовать палубу, с достоинством командовал своим экипажем, состоящим все из тех же двух рыбаков — Лелонга и Берло, молчаливо взирающих на мир с флегматичностью истых морских волков.

Очень часто встречные корабли первыми салютовали маленькому паруснику, храбро пробирающемуся между волнами, а капитаны пакетботов выкрикивали в рупор слова привета. Эти знаки внимания относились, конечно, не к «Сен-Мишелю», а к его владельцу. И «капитан Верн» неизменно вежливо отвечал им, салютуя своим собственным флагом — трехцветным со звездой.

Порядок на судне царил образцовый, матросы беспрекословно исполняли приказания своего командира, но лишь до поры до времени. Стоило разразиться шторму, как седой Сандр брал на себя команду, а разжалованный капитан вместе с Альфредом крепил паруса, тянул снасти, становился у штурвала, подчиняясь всем приказаниям, произносимым хриплым голосом старого морского волка…

Экипаж обожал своего капитана, «у него только один недостаток, — говаривал Сандр, — он ничего не понимает в рыбной ловле и не считает рыбу пойманной, до тех пор пока она не очутилась у него на вилке. Он, правда, не запрещает нам забрасывать удочки и даже сети, но в «Сен-Мишеле» есть, должно быть, что-то роковое. Когда мы ловим со своих рыбачьих судов, то ловим любую рыбу, она хватает всякую приманку. Тут, на яхте, корми ее хоть трюфелями, — не берет! И при каждой нашей попытке он еще смеется над нами».