– Феликс, я же знаю, что вам принадлежит вся земля в округе, и до города, и к востоку, и к северу. Вы должны забрать и этот дом.

– Нет, – мягко, но решительно сказал Феликс.

– Если я официально передам его вам, то вы же никак не сможете мне воспрепятствовать…

– Нет, – сказал Феликс.

– Но почему?

– Потому что если ты это сделаешь, – глаза Феликса наполнились слезами, – у тебя больше не будет дома. И тогда вы с Лаурой можете уехать отсюда. А вы с Лаурой – теплый свет в сердце Нидек-Пойнта. Я не перенесу мысли о том, что вас тут не будет. Без вашего присутствия Нидек-Пойнт уже не будет моим домом, как прежде. Пусть все идет, как идет. Моя племянница отдала тебе этот дом, чтобы избавиться от него, избавиться от своей боли, избавиться от скорби. Пусть будет так, как она хотела. Ты ведь уже так и поступил. То есть фактически отдал мне этот дом. А владение множеством пустых комнат мало что дает, если дает вообще, если тут не будет вас.

Феликс открыл дверь машины.

– Пойдем-ка, – сказал он, – взглянем, как идут дела в доме для гостей. Хотелось бы, чтобы к тому времени, когда твой отец соберется нанести визит, он был готов.

Да, дом для гостей и обещание Фила приезжать на отдых и подолгу оставаться у сына. Фил совершенно определенно это обещал. А Ройбену очень хотелось, чтобы исполнению этого обещания ничего не помешало.

Вскоре выяснилось, что в новостях нет ни слова о новом появлении Человека-волка в Северной Калифорнии. Ройбен порылся в сети, посмотрел сайты всех известных ему местных агентств новостей. И газеты, и телевидение молчали. Лишь в «Сан-Франциско кроникл» вышла большая статья, где излагалась часть случившейся истории.

Сюзи Блейкли, восьмилетняя девочка, пропавшая еще в июле из своего дома в Юрике, наконец-то нашлась близ Маунтинвиля, городка на севере округа Мендосино. Власти получили окончательное подтверждение своему подозрению, что ее действительно похитил местный плотник, который держал ее взаперти в своем трейлере, часто избивал и морил голодом, пока она наконец-то не сбежала оттуда минувшей ночью.

Плотника, предположительно, загрызли дикие звери. Ребенок, переживший тяжелую психическую травму от перенесенных страданий, подтвердил это, хотя и не смог рассказать, как именно все случилось.

В газете поместили фотографию Сюзи – ту самую, которую печатали в объявлениях о розыске. На газетной полосе, словно ореол пламени свечки, светилось овальное личико.

Ройбен прогуглил историю события. Ее родители, которые, судя по всему, были вполне добропорядочными людьми, дали множество объявлений в средствах массовой информации. А пожилую леди – пастора Корри Джордж, которой Ройбен передал девочку, – в газете не упоминали вообще.

Неужели священнослужительница и маленький ребенок договорились молчать о Человеке-волке? Ройбен не на шутку удивился этому. Удивился и встревожился. Каким бременем эта тайна должна стать для этих ни в чем не повинных людей! Ему было очень стыдно, и все же он твердо знал, что, не пойди он тогда в лес, эта драгоценная маленькая жизнь неминуемо угасла бы в грязном вонючем трейлере.

В ходе позднего ленча, за которым прислуживала только домоправительница Лиза, Ройбен заверил Почтенных джентльменов в том, что никогда больше не допустит подобной опрометчивости, которая может раскрыть их тайну. Стюарт бросил несколько кислых замечаний по поводу того, что Ройбену, дескать, следовало взять его с собой, но Маргон коротким, но выразительным жестом заставил его заткнуться и вернул разговор к «замечательной новости» от Селесты.

Впрочем, это не помешало Сергею (к которому присоединился и Тибо) прочесть Ройбену продолжительную нотацию насчет того, насколько рискованным был его поступок. Сошлись на том, что в субботу сядут в самолет и улетят на пару дней куда-то «в джунгли» Южной Америки, где смогут поохотиться вдосталь, а потом вернутся домой. Стюарт пришел в восторг. А Ройбен испытал нечто вроде «низкой активации», очень схожее с сексуальным желанием. Он сразу увидел и ощутил себя в джунглях, представил себе шелестящий полог пропитанной сыростью зелени – ароматной, тропической, восхитительной и совершенно несхожей с мрачным холодным Нидек-Пойнтом, и мысль о том, что ему предстоит оказаться в этом непроницаемом для посторонних взглядов и не знающем законов мире и искать там «чрезвычайно опасную дичь», на некоторое время лишила его дара речи.

До ужина Ройбен успел поговорить с Лаурой, которая искренне обрадовалась развитию событий, а потом вместе с Лизой перенес вещи Лауры в другую комнату, находившуюся в восточной части дома. Такое местоположение должно было полностью устроить Лауру, поскольку туда вливались в окно лучи утреннего солнца, и там было заметно теплее, чем во всех помещениях Нидек-Пойнта, обращенных к океану.

Ройбен с полчаса бродил по опустевшей спальне, представляя себе будущую детскую, а потом отправился проверить, как обстоят дела с более насущными потребностями. Лиза бодро тараторила о том, что ему нужно будет завести настоящую немецкую няню, которая будет ночевать в детской, пока ребенок маленький, о прекрасных швейцарских магазинах, где можно заказать лучшие в мире товары для младенцев, и о том, что для малыша необходимо будет подобрать красивую мебель, повесить картины и с первых дней давать ему слушать музыку Моцарта и Баха.

– Что касается няни, то советую доверить ее выбор мне, – решительно заявило Лиза, расправляя белые шторы. – А уж я найду вам лучшую. У меня уже есть одна на примете. Моя замечательная подруга, о, да, поистине замечательная. Вы спросите герра Феликса. И вы доверьтесь мне.

Предложение вполне устроило Ройбена, однако его вдруг зацепила какая-то странность в облике и поведении собеседницы. Когда Лиза повернулась и улыбнулась ему, он испытал какую-то тревогу. Что-то в ее словах и в ней самой было не так, но он лишь дернул плечом.

Лиза вытирала пыль со стола Лауры. Она всегда одевалась строго и даже подчеркнуто старомодно, но движения ее были точными и очень экономными. Это, да и все ее поведение, слегка озадачивало Ройбена, однако он никак не мог понять, что же именно кажется ему неуместным.

Она была худощавой, даже, пожалуй, тощей, но необыкновенно сильной. Он заметил это, когда она открыла окно, наглухо заклеенное свежей краской. Но этим ее необычные ухватки не исчерпывались.

В следующие минуты она села за стол, включила компьютер Лауры и буквально несколькими движениями убедилась, что компьютер, как положено, подключен к сети.

«Ройбен Голдинг, ты сексист, – безмолвно упрекнул он себя. – Ну, что удивительного в том, что сорокапятилетняя женщина из Швейцарии умеет обращаться с компьютером?» Он и прежде не раз видел Лизу за компьютером в прежнем кабинете Лизы. И она вовсе не тыкала наугад по клавишам.

Она, похоже, заметила, что он присматривался к ней, и одарила его на удивление холодной улыбкой. А затем, прикоснувшись мимоходом ладонью к его рукаву, вышла из комнаты.

Она была привлекательна – в этом он не мог и не хотел отказать, – но имелось в ее облике и повадках что-то мужское, и ее шаги, доносившиеся из коридора, звучали совсем как мужские. «Просто бессовестный сексизм, – подумал он. – Прекрасные серые глаза и кожа, на вид нежная, как пудра, и что же он себе выдумывает?»

Тут до него дошло, что он никогда не обращал особого внимания на Хедди и Жана-Пьера. Вернее сказать, он слегка стеснялся их, потому что никогда не имел дела с «прислугой», как привычно называл этих людей Феликс. Но и в них было что-то странное – их переговоры шепотом, почти неуловимые движения и то, что они никогда не смотрели ему в глаза.

Ни один из этих людей никогда не проявлял ни малейшего интереса к разговорам, которые велись в их присутствии, и теперь, когда он об этом подумал, ему показалось странным, что Почтенные джентльмены совершенно открыто говорили за едой о таких вещах, которые заставили бы постороннего человека самое меньшее удивленно вскинуть брови, но такого никогда не случалось. Более того, никто из сидевших за столом никогда не понижал голоса в присутствии слуг.