Я занёс эту урну в спальню и поставил на тумбочку возле по-стели. А к урне прислонил мою самую любимую фотографию Веры.

МУРКА

Первые дни и недели после смерти Веры я вёл, можно сказать, растительную, или выражаясь научно, вегетативную жизнь. Рабо-тал, то есть ставил шоу, ел на работе, то-бишь в ресторане, что дадут, даже танцевал сам, правда, без улыбки на лице. Отдыхать я не хотел, чтобы не лезли в голову грустные мысли.

Мне рассказали, как произошла авария. На шоссе Энтузиа-стов, поближе к Кольцевой, Вера пыталась обогнать грузовик. Тот вилял задом и Вера приняла слишком влево, чтобы не задеть его. Развила большую скорость при обгоне и не заметила мощный джип впереди, тоже идущий в левом ряду с большой скоростью. Сильнейший удар, подушки безопасности почему-то не сработа-ли, может потому, что автомобиль был куплен уже не новым.

Сотрудники, тот же Кац, по имени-отчеству Илья Аркадьевич, сообщили мне, что всё имущество Веры, включая ресторан, те-перь должно перейти ко мне, так как ни детей, ни братьев-сестёр у неё не было. Официально – через полгода, но работать-то надо и сейчас. Так что я стал, вроде, пока неофициальным хозяином ресторана. Я не хотел занимать должность директора, да и какой я директор? Исполняющим обязанности стал Кац, а его замом – я,

123

как и был раньше – по художественной части. Кац намекнул мне, что неплохо бы и мне начать попристальнее вникать в основы хозяйственной деятельности предприятия. А то – мало ли чего –

Кац туманно поводил перед своим лицом пальцами. Охотников поживиться чужим всегда много, а сейчас он, Кац – теперь один,

нет умной и понимающей хозяйки.

– Жаль будет – хороший ресторан, пропадёт ведь! – хмыкнул Кац.

Я понял, что если не хочу, чтобы весь труд Веры пропал да-ром, надо учиться. В очный институт идти – времени на учёбу не хватит, а вот в заочный – народного там или антинародного хо-зяйства – ещё можно. Вот и решил я поступить в тот самый инсти-тут на заочное отделение учиться на руководителя предприятия общественного питания и культуры. А как же ещё называть ре-стораны, где упор сделан не на еду-питьё, а на зрелищные меро-приятия.

Несколько раз Ника подходила ко мне и предлагала встре-чаться, чтобы, как она выразилась, хоть как-то скрасить моё оди-ночество. Мне действительно было очень одиноко, а с Никой мы могли бы вспоминать Веру. Но я быстро понял, что одними вос-поминаниями тут дело никак не ограничится, и ответил ей, что встречаться было бы можно, но с годик надо подождать. Ника извинилась и сказала, что я прав, хотя она имела в виду совсем другие – так называемые «платонические» встречи.

Я всё свободное время уделял, как моим прямым занятиям с хореографией и шоу, так и в утреннее и дневное время «инсти-туту имени Каца» – учился у Ильи Аркадьевича практике хозяй-ствования. Сделал турне по Европе, вернее, по европейским ре-сторанам и клубам с разнообразными стриптиз-шоу. Мне очень помог английский, а в Австрии, Германии и Швейцарии – немец-кий. Узнал много нового и стал тут же поправлять программу на-ших выступлений. А летом сдал экзамены в институт, тот о кото-ром упоминал, на заочное отделение. Поступил, конечно же.

Наступил август, одиночество чувствовалось всё сильнее. Вы-ручал меня ставший мне другом Сергей. Поздними вечерами, когда он уже приезжал с работы и привозил меня (так как я, хоть

124

крепился, всё таки вечерами выпивал в ресторане), я заходил к нему во флигель, и мы поддавали по чуть-чуть. Сергей лет на десять старше меня, был любителем женщин, и я перезнакомил-ся в его флигеле почти со всеми прекрасным населением нашего Лосиного района. Дамы, принимая меня за коллегу Сергея, «ка-дрили» меня, но я, смеясь, отвечал им, что я «не по этой части». И Сергей помогал мне, рассказывая им по секрету, что я – танцов-щик, а они, дескать, «гребуют женским полом».

– Что, он из этих? – с сожалением спрашивали его дамы.

– Ещё как из этих, баб на дух не переносит. Если прикоснёшь-ся – час будет отряхиваться!

– Жалость-то какая, ведь красив невозможно! – вздыхали дамы.

Сергей рассказывал им, что я по совместительству – сторож, охраняю дом, оставшийся без хозяев, да и прибираю там. А за-одно и подтанцовываю в ресторане. Одного минивэна нам уже не хватало и я купил отечественный УАЗик. И в грязи не застрянет

грузы для ресторана возить можно по плохим дорогам, где ми-нивэн тут же сядет «на пузо».

Итак, август. Иду я уже к себе после Сергея и вижу – на сту-пеньках веранды сидит маленький, весь белый пушистый котё-нок и жалобно плачет. Поднял я его, а он дрожит, как от холода, смотрит недоверчиво так, прямо в глаза, в руку мою вцепился и: «мяу-мяу!». Тихо так просит, чтобы не бросали его: дескать, на-мучился уже, никто не берёт, хотя бы ты не бросай! Глаз – один голубой, другой жёлтый. Я вспомнил, что если кошка вся белая, а глаза голубые – то она глухая. А тут – один глаз жёлтый. Я от-вернулся и позвал его: «кис-кис», котёнок тут же повернул ко мне голову и сказал: «мяу!». Не глухой, значит! Я прижал его к своей груди, котёнок всеми силами прижался ко мне тоже, и смотрит, смотрит прямо в глаза.

– Да одиноки мы оба с тобой Мурка, никого у нас нет на све-те! – тихо сказал я, и котёнок, замурлыкав, стал тереться мордоч-кой о мою грудь. Он мурлыкал громко так, словно был большим котом. Правильно выходит, что я имя ему такое дал: Мурка – мур-лычет, значит! Я занёс котёнка домой, налил ему в блюдце воды,

125

разыскал какой-то колбасы, мяса и накрошил ему в тарелочку. Котёнок жадно накинулся на еду, затем на воду, затем опять на еду… Всё, решил я – будем жить вместе! Тебя, Мурка, Господь мне привёл, а может в тебя перевоплотилась душа Веры? Как бы то ни было, теперь мы – вместе!

Только Мурка ты действительно, или Мур? Я перевернул ко-тёнка на спинку, он смешно засеменил ножками. Разглядывал я его половые признаки, но так ничего и не понял. Вроде, мужских шариков на том самом месте не было, значит, Мурка. Пока, по крайней мере, не обнаружится, что это Мур.

Первую ночь после ухода Веры я спал с живым существом – киской Муркой. Мы прижались друг к другу, как будто боялись, что нас растащат. Показал бы я тому «кузькину мать», кто попы-тался бы это сделать!

Но счастливая ночь кончилась, котёнок уже бродил по спаль-не, ища, по-видимому, туалет. Я сбегал на двор и набрал в боль-шую тарелку песка. Усадил Мурку на песок, она несколько раз сползала с тарелки, а потом всё-таки пописала, тщательно зака-пывая за собой следы преступления. Я положил Мурке колбасы, кусочек варёного мяса, налил в блюдце воды. Потом запер спаль-ню и, счастливый, поехал на работу.

Всё время, пока я был в ресторане – танцевал ли или занимал-ся хозяйственными делами с Кацом, Мурка не выходила у меня из головы. Я боялся, что она заберётся на шкаф и упадёт оттуда, за-лезет, откуда вылезти невозможно, съест гвоздик или стёклышко. Иначе говоря, что я её могу потерять. Это маленькое беспомощ-ное существо как-то разом стало невероятно близким мне, трудно это произносить, но этот котёнок заменил мне в чём-то мою Веру.