— Но теперь он существует, — заметил Момзон, — и я позволю себе обратить внимание уважаемого губернатора, что указ парламента всякое проявление правительственной власти связывает с решениями совета, в которых только при разделении голосов перевес дает голос губернатора.
Гастингс пожал плечами, говоря:
— Я не склонен в данную минуту критиковать решение парламента. Во всяком случае сила этого постановления не касается того, что уже сделано мною, когда еще не существовало совета, и я не допускаю обсуждения задним числом моих действий, — добавил он резко. — Даже и теперь постановление парламента еще не вошло в силу, так как верховный судья для Индии еще не назначен.
— Он назначен, — возразил Момзон, — и только семейные обстоятельства помешали ему выехать с нами. Сэр Элия Импей скоро будет здесь.
— Верховным судьей назначен сэр Элия Импей? — спросил Гастингс, с трудом сдерживая волнение. Он склонил голову и казался погруженным в свои мысли.
— Почтенный губернатор прав, я не могу не прибавить, к сожалению, — заметил Францис, — говоря, что совершившееся нельзя изменить, а именно уничтожение благородных, храбрых рохиллов. Что касается договоров об уступке провинций, то мы это еще обсудим. Может быть, верховному судье все-таки придется высказаться относительно их законности. Что же касается пребывания английских войск в Лукнове, то это исключительно вопрос управления, его нельзя изменить в прошлом, но продолжение подлежит решению совета, и я предлагаю немедленно отозвать наше войско из Лукнова.
— Я протестую, — вскричал Гастингс, — и сочту подобное решение пагубным для могущества Англии в Индии, а также для авторитета губернатора.
— Высший авторитет предоставлен совету, — важно заявил генерал Клэверинг.
Мистер Барвель говорил долго и пространно, приводя веские доказательства за оставление войска в Аудэ.
Новые члены совета слушали молча, а когда тот кончил, мистер Францис заявил, что доводы уважаемого коллеги его не убедили, и он повторяет свое предложение.
Последовало голосование. Клэверинг и Момзон поддержали Франциса — значит, большинство было на их стороне. Оно почти исключало всякое самостоятельное действие губернатора. Единогласие совета лишало его не только власти, но даже влияния, и он являлся просто исполнителем его решений.
— Мы сейчас же отправим полковнику Чампиону приказ о немедленном возвращении, — сказал Клэверинг, бросая уничтожающий взгляд на Гастингса.
Тот лишь пожал плечами с улыбкой, полной презрения.
— Нам нужно еще заняться делом, которое почтенный губернатор исполнил по приказанию компании, — снова заговорил Францис, — это касается отношений ко двору Муршидабада.
Гастингс посмотрел с удивлением.
— Эти отношения вполне оформлены, — сказал он, — магометанское правительство устранено, владычества набоба более не существует. Преданный нам индус управляет двором. Все сделано так, как хотела компания, и мы экономим двести тысяч фунтов из пенсии набоба.
— Компания постановила подвергнуть строгому расследованию управление визиря Риза-хана и обратиться для этого за советом к магарадже Нункомару.
«Ага, змея начинает шипеть!» — про себя проговорил Гастингс.
— Следствие велось, как мне кажется, очень поверхностно, — продолжал Францис. — Риза-хана отпустили с почетом, Шитаб-Рой даже награжден, а к магарадже Нункомару за советом не обращались.
— Он интриган, лгун и изменник, — возразил Гастингс.
— Поэтому я прошу уважаемого губернатора, — продолжал Францис, как бы не слыша замечания, — представить совету документы по этому следствию, чтоб мы могли убедиться, точно ли выполнены распоряжения компании.
— Документы к вашим услугам, — отвечал Гастингс. — Новые члены совета совершенно вправе желать ознакомиться с местными условиями, им не известными, но перемену состоявшегося решения я считаю неуместной и не допущу ее.
— Я не хочу думать, что уважаемый губернатор отказывается подчиниться постановлению парламента, — сказал Момзон.
— Во всяком случае, — вскричал генерал Клэверинг, — мы сумеем заставить признавать и исполнять наши решения!
Гастингс готов был вскипеть, но Барвель коснулся его руки, и он опустил голову с горькой усмешкой.
— Кроме того, — продолжал Францис, — мы ознакомимся с системой налогов и полицейского управления в Бенгалии, так как обязаны изменить и исправить все, что противоречит интересам компании или основным принципам английского правительства.
— Было бы еще лучше, если все акционеры компании переселились сюда и решением большинства управляли Индией, — с насмешкой заметил Гастингс.
— Мы представители компании, — вскричал Клэверинг, — и наших постановлений достаточно, чтобы поддерживать законный порядок.
— Мистер Барвель будет так любезен и откроет канцелярию правления господам членам совета, — холодно сказал Гастингс, — они ознакомятся с делами и сообщат мне свое мнение, а я увижу, что можно выполнить.
Он поднялся и хотел закрыть заседание, но вошел чиновник и подал губернатору письмо. Гастингс прочитал адрес:
— «Высокому совету в Калькутте». Мистер Францис, будьте так добры, прочитайте.
Францис сломал печать с санскритскими буквами пробежал письмо, и радостное удовлетворение блеснуло в его глазах. Потом он сказал серьезно и торжественно:
— Это важный документ, требующий серьезного рассмотрения не только в интересах чести Англии и Ост-Индской компании, но и из уважения к высокочтимому губернатору, нашему председателю.
— Из уважения ко мне? — небрежно спрос ил Гастингс. — Странно! Я не нахожу, что господа члены совета склонны оказывать мне уважение.
— Когда высказываются тяжелые обвинения, мы обязаны дать соотечественнику полную возможность оправдаться, — заметил Францис.
— Обвинения? — грозно вскричал Гастингс. — Какие обвинения и кто смеет их высказывать?
— Обвинения заключаются в том, — сказал Францис, — что губернатор Уоррен Гастингс продает должности и объявляет преступников невиновными, за что получает крупные суммы денег. Таким путем избегнул наказания Риза-хан, а мать бенгальского набоба, бегум Мунни, заплатила крупную сумму, чтобы ее назначили опекуншей вопреки интересам Англии и компании.
Гастингс побледнел как полотно.
— Это подлость и низкая ложь! — вскричал он. — Только один человек может изобрести такую мерзость, — это Нункомар.
— Действительно, тут подпись магараджи Нункомара. Он заявляет, что может привести веские доказательства своих обвинений.
— Неужели они думают, что я буду отвечать на такие обвинения, буду оправдываться?..
— Оправдываться необходимо в интересах уважаемого губернатора, — заметил Момзон, — чтобы устранить даже тень подозрения.
— А я нахожу, — заметил генерал Клэверинг, — что мы должны подробно расследовать обвинения и потребовать доказательств.
— Делайте что хотите, господа, могу только сказать, что все доказательства Нункомара будут или ложь, или подлог.
И он вышел, не поклонившись. Барвель постарался уладить дело.
Он заявил, что лично присутствовал при следствии над Риза-ханом, что все доказано документами, и обвинения ни на чем не основаны. Нункомара за такой поступок надо бы наказать и выслать из Калькутты. Но все три советника остались при своем мнении, потребовали документы и удалились к себе.
Гастингс понимал, что против него, его имени, чести и положения началась борьба не на жизнь, а на смерть, и что члены совета не решились бы так действовать против него, если бы не были уверены в поддержке директоров компании, если бы клевете и деньгам Нункомара не удалось подорвать доверие к нему в Лондоне. Он велел позвать капитана Синдгэма, который передал ему слово в слово весь разговор Франциса с Момзоном.
— Они хотят поставить на ваше место генерала Клэверинга, — заключил капитан свой доклад, — и надеются стать тогда полными властителями.
— Это, наверно, так и было бы! — вскричал Гастингс. — Их план тонко и хитро обдуман, но они ошиблись. Они не знают меня и судят по собственной трусости и низости! Надеются загнать оленя, а на них выскочит тигр. Я уничтожу их и, если нужно, докажу всему свету, что могу, если захочу, сделаться даже королем Индии.