С этой точки зрения усилия русских по сохранению амурского тигра оказались на удивление успешными. Пусть изначально присутствие тигров на Дальнем Востоке России и жизнеспособность их популяции — лишь результат счастливой случайности, но впоследствии люди приложили немало усилий, чтобы их спасти, — подчас рискуя собственным благополучием. И не исключено, что вскоре усилий потребуется еще больше. В октябре 2009 года в рамках международной Программы мониторинга популяции амурского тигра были получены тревожные данные: в районах исследования случаи, когда кто-либо видел тигра, стали чрезвычайно редки. Считается, что это снижение показателей — примерно на 40 % по сравнению со средними показателями за последние десять лет — обусловлено рядом факторов, среди которых на первом месте стоит браконьерство. С одной стороны, в России штрафы за убийство тигра довольно высокие (около 20 тысяч долларов), но с другой — в силу издержек российского законодательства привлечь браконьера к ответственности подчас почти невозможно. Чтобы выиграть дело в суде, обвинение должно представить труп тигра, подозреваемого и двух свидетелей, а в глухом лесу сочетание всех трех компонентов встречается редко. С незначительной разницей в деталях в настоящее время влияние человека на популяцию амурского тигра сильно напоминает ситуацию, сложившуюся в начале девяностых.
Пока в течение последнего десятилетия инспекция «Тигр» и аналогичные природоохранные ведомства переживали «реорганизацию», упадок и недостаток финансовой поддержки, ответственность за охрану дикой природы с федерального уровня перешла на муниципальный. Муниципальные власти, в свою очередь, передали ее Комитету охотничьего хозяйства, в котором зарегистрировано более 60 тысяч охотников. В результате получилось практически то же самое, что с приватизацией: деятельность, требующая пристального контроля, была доверена сообществу людей, преследующих совершенно иные цели. Охотинспекторы, как правило, недолюбливают тигров, потому что жертвами одного-единственного тигра становятся десятки оленей, кабанов и лосей в год, и таким образом охотники лишаются добычи, которую считают своей по праву. А если еще вспомнить, что с 2000 года количество егерей в Приморье сократилось до такой степени, что на данный момент каждый несет ответственность за территорию, насчитывающую тысячи квадратных километров лесного массива, картина происходящего, пусть и не полная, становится значительно понятнее.
На момент написания этой книги (декабрь 2009 года) на Дальнем Востоке России оставалось менее четырехсот тигров. В других областях Азии популяции тигров тоже стремительно сокращаются. Если тигры в дикой природе исчезнут окончательно, это будет самый крупный вымерший хищник за последние десять тысяч лет, с тех пор как в эпоху плейстоцена прекратил свое существование американский лев (Panthera leo atrox). Случилось так, что он исчез с лица земли как раз на пороге нынешней эры, которую некоторые ученые уже начали называть антропоценом. Одной из характерных особенностей антропоцена является организация группами людей постоянных поселений и изменение ими окружающего ландшафта, чтобы он лучше соответствовал потребностям неуклонно растущего населения.
Однако, в отличие от конца плейстоцена, события последних десятилетий лежат исключительно на нашей совести. Каким бы медленным ни был этот процесс, он является следствием целенаправленных действий. Коротко говоря: мы роем себе яму сознательно. Это не чье-то мнение или упрек — это факт. И тем не менее мы уподобляемся тиграм, которые так и не научились понимать, что любой контакт с современным человеком или его собственностью грозит им гибелью. Мы точно так же до сих пор не уяснили, что уже не можем вести себя как бродячие разбойники, которые, разграбив одну деревню (или месторождение нефти, или экспортный рынок), попросту переходят к следующей. Мы точно так же ставим сиюминутные потребности выше глобального сохранения вида — именно в этом контексте наиболее отчетливо проявляется сходство природы тигра и человека, а также присущая обоим ограниченность. Только у тигра эту ограниченность легче понять.
Справедливости ради стоит отметить, что десять тысяч лет — это слишком короткий срок для того, чтобы животное полностью переориентировалось на новые системы жизнеобеспечения. Однако из животных человек — самое удивительное, и переориентация — наш конек: с помощью массового производства продуктов питания, энергии и материальных благ (а также потомства) мы не только изменили, но и полностью подчинили себе естественный ход событий[149]. Теперь же, когда истинная цена этого эксперимента становится болезненно очевидной, нам необходимо заново выстроить систему наших взаимоотношений с природой. И среди тысяч исчезающих видов, одновременно являющихся и свидетелями нашего успеха, и символами нашего поражения, на первом месте стоит тигр. Настал момент истины: готовы ли мы перерасти собственные страхи и устаревшие взгляды и признать наконец, что природа нам не враг и не рабыня?
Так каким же образом восстановить систему взаимоотношений между тигром и человеком на Дальнем Востоке России?
Например, для начала с помощью тщательно подготовленных и щедро финансируемых организаций вроде щетининской инспекции «Тигр» наладить систему егерского надзора. Кроме непосредственной защиты тигров и леопардов, эти организации занимались бы и охраной популяций дичи, на которую смогут охотиться не только крупные кошки, но и люди. Далее напрашивается идея создать вдоль русско-китайской границы сеть природных заповедников под совместным управлением обеих стран. Допустим, идею приняли. Тогда международная комиссия отправляется обследовать приграничные лесные массивы, чтобы выяснить, сможет ли там при наличии достаточного количества дичи существовать жизнеспособная популяция тигров. Если сможет, следующим шагом становится программа по устранению многочисленных капканов и охотничьих ловушек, которыми сохранившиеся маньчжурские леса изобилуют, как минные поля — минами. Затем обустраивается защищенная сеть коридоров для естественной и безопасной миграции хищников и их потенциальной добычи через политические границы. Одновременно следовало бы ужесточить контроль над незаконной трансграничной торговлей тиграми.
Активное участие Китая в попытке сохранения одного из своих главных и наиболее ярких символов дало бы возможность преодолеть барьер отчуждения, о который часто разбивается инициатива международных организаций в этой стране, и начать процесс обмена ценным опытом с русскими, индейцами, американцами и другими народами в отношении тигров и связанных с ними аспектов природоохранной деятельности. В ознаменование начала этой новой эры можно было бы созвать в одном из приграничных городов Дальнего Востока российско-китайскую конференцию, посвященную амурскому тигру и новым принципам сотрудничества между двумя великими державами, каждая из которых не лишена известной доли сходства с этим грозным хищником. Если повезет, это событие могло бы даже совпасть с годом Тигра, наступающим раз в двенадцать лет по китайскому календарю.
Кому-то все это может показаться пустыми мечтами, а между тем некоторые из перечисленных мер уже воплощены в жизнь, над остальными же ведется работа. В 2002 году в китайской провинции Гирин (Цзилинь), граничащей с Северной Кореей и Россией, был создан Хуньчуньский природный резерват площадью около тысячи квадратных километров. С 2002 по 2007 год с его территории силами китайских волонтеров было изъято несколько тысяч ловушек и капканов. За этот период количество сообщений о виденных тиграх выросло примерно в двадцать раз: в среднем с пяти до ста в год. В 2004 году на Уссури был обнаружен трансграничный миграционный коридор, и исследователи пришли к выводу, что в той местности проживает не менее десятка тигров. Еще одна действующая тропа пролегает между Сихотэ-Алинем в России и Вандашанем в китайской провинции Хэйлунцзян; рассматривается возможность создания заповедника в этом районе.
