Кроме того, поселенцы были морально готовы занять оборонительную позицию — к этому их приучили постоянные набеги бандитов и хищников. В России волки нападают не только на стада, но и на людей, и, добравшись до тихоокеанского побережья, никто не захочет мириться ни с волками, ни с тиграми. Этим людям и без того уже пришлось через многое пройти.
В течение шестидесяти лет три поколения Янковских преследовали тигров в России, Маньчжурии и Северной Корее, куда часть семьи эмигрировала после революции. Они начали охотиться в целях самозащиты, а продолжали уже из спортивного интереса, иногда подрабатывая проводниками для других охотников. Если подворачивалась оказия, продавали туши — покупателями были исключительно китайцы. Внук Михаила Янковского Валерий участвовал в нескольких таких экспедициях и в 2008 году, в возрасте девяноста семи лет, отчетливо помнил каждую. Подобно давно почившему ветерану «клуба ланцепупов» из книги Шрейдера Валерий Янковский приоткрывает окошко в мир, который давно перестал существовать. «Пожалуй, самыми отчаянными охотниками на тигров были русские, сразу после нас шли [северные] корейцы»[85], — откровенничал он, вспоминая свою юность на побережье.
Мы охотились зимой — с ружьями и собаками, никогда не использовали ни капканы, ни отраву[86]. Однако при охоте на тигра многое зависит от случайности, а не от намерения охотника, и стабильным источником дохода это трудно было назвать. Когда нам удавалось подстрелить тигра, китайские знахари покупали его целиком; особенно их интересовали мясо, сердце и кости. Конечно, ведь считалось, что в тигрином мясе содержатся сверхъестественные силы. А сердце тигра якобы добавляет человеку храбрости. Сами мяса мы не ели, но однажды, в 1943 году, мне довелось попробовать его на вкус — отваренным с мисо. Оно было жирное и удивительно вкусное, немного похожее на баранину.
В глухом корейском лесу тигры порой нападают на людей и убивают. Когда такое случается, семья охотника уходит из тех мест. Я собственными глазами видел охотничьи хижины с выбитыми тигром дверьми. Слышал и о том, что тигры разрывают свежие могилы, но сам никогда не видел подобного.
По характеру тигр — зверь коварный, осторожный и кровожадный. Идя по его следу, всегда ощущаешь его присутствие, исходящую от него угрозу. Однажды на отца бросился раненый тигр, и мой брат спас его, застрелив зверя. В те далекие дни в окрестностях Владивостока тигры постоянно убивали скот. [Как и дед,] отец объявил тиграм войну, собственными руками уложил семерых. Это были наши злейшие враги.
Отношение Янковского весьма показательно. Несмотря на то что по возрасту он принадлежит к поколению между Дерсу Узала и Иваном Дункаем, его опыт общения с тиграми отличается от их опыта так сильно, словно речь идет вообще о другом животном. Спустя сто лет Василий, сын Ивана Дункая, описывал свое отношение к местным тиграм совсем иначе, чем первые русские поселенцы: «Поймите, в тайге два охотника: человек и тигр, — говорил он в марте 2007 года. — Как профессиональные охотники, мы уважаем друг друга; у него один путь, у меня другой. Иногда наши пути пересекаются, но мы не вмешиваемся в дела друг друга никаким образом. Тайга — его дом; он здесь хозяин. Я тоже хозяин в своем доме, но он-то постоянно живет в тайге, а я только время от времени».
Разница подходов Янковского и Дункая обнажает глубинный конфликт не между русскими поселенцами и коренным населением, а между человеком и тигром — конфликт, основанный на неоднозначной роли человека в мире живой природы. Поселившиеся в Приморье русские вели себя так, словно этот край был отдан им во владение — подобно тому, как земля изначально была отдана Богом Ною: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю; да страшатся и да трепещут вас все звери земные» (Быт.9:1–2). Эти слова подразумевают, что в лесу может быть только один царь. Однако в другом контексте эти строки могут быть применимы как к человеку, так и к тигру; Бог недвусмысленно отдает в их распоряжение и землю, и все, что на ней: «Все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все» (Быт. 9:3).
В 1857 году, когда Приморский край юридически еще принадлежал Китаю, губернатор Восточной Сибири (ставленник царя, а стало быть, и самого Господа Бога на Дальнем Востоке) примерно теми же словами обратился к отъезжающим в Приморье: «Господь да пребудет с вами, дети мои! Теперь вы свободны. Возделывайте землю, сделайте ее русской и начните на ней новую жизнь!»[87] Янковские, как и большинство первых поселенцев, приняли этот завет к сердцу и постарались воплотить его в приморской тайге. Решение было не самым разумным, поскольку тигры значительно раньше них заявили свои права на лес и заключенные в нем богатства: из двух миллионов лет только в течение последних двухсот люди пытаются эти права оспаривать. Как бы высоко ни была развита у тигров способность адаптироваться к изменяющимся условиям жизни, к таким переменам они все-таки не готовы. Неуступчивость хищника против беззастенчивой наглости человека с его оружием и домашними животными — это дуэль, чреватая катастрофой. Возможно, именно это и привело к гибели Маркова. Можно смело утверждать, что, не окажись у него в руках ружья, он до сих пор был бы жив. Если бы его собаки не разбудили в тигре охотника на волков, вероятность возникновения конфликта стремилась бы к нулю. Без оружия и без собак Марков не повел бы себя так дерзко, а тигр не ощутил бы угрозы для себя и не испытал бы потребности защищаться. Даже если когда-то они и не поделили кабанью тушу, оба вели бы себя совсем иначе. Тигры, как и медведи, часто блефуют, запугивают соперника лишь для того, чтобы тот выразил готовность подчиниться. В такой ситуации Марков отступил бы перед царем, и никто бы не погиб. Но собаки и огнестрельное оружие являются неотъемлемой составляющей образа таежника; для людей вроде Маркова без них существование в тайге невозможно. Кроме того, покорность русским европейцам дается нелегко. Даже если бы Марков хотел избежать конфликта, он попросту не смог бы перенести покушения на своих псов. Иван Дункай был готов пожертвовать тигру собаку, а Марков — нет.
Случай, наглядно демонстрирующий, как далеко охотник может зайти, чтобы защитить своих собак, произошел в октябре 2008 года в южно-центральной Британской Колумбии[88]. Неподалеку от городка 100 Майл-Хаус[89] сорокапятилетний охотник и лесоруб Джим Вест и два его лабрадора бродили по лесу в поисках лосиных следов. Журналистке Кэрол Руни из газеты 100 Mile House Free Press Вест рассказал, что отправился в лес без ружья. «Я двигался против ветра. Неожиданно справа кто-то раздраженно не то фыркнул, не то заворчал. Повернувшись, примерно в двух метрах от себя я увидел медведя»[90]. Это была черная медведица весом не меньше центнера с двумя медвежатами. Вест напугал ее своим неожиданным появлением, и она бросилась на него. «У меня не получилось сразу упасть на землю, что было бы правильным ходом, — рассказывал Вест, — поэтому я начал лупить ее кулаками по морде. Она прыгнула и ударила меня по лицу, разорвав мне верхнюю губу. Тут я упал, а она уселась на меня верхом, ободрала мне скальп и прокусила левую руку».
Собаки попытались отвлечь медведицу, и ненадолго им это удалось, но стоило Весту сделать попытку подняться, как она вернулась и снова набросилась на него, на сей раз вцепившись зубами в правую руку. Собаки опять вмешались — и она опять погналась за ними. Лежа на земле, истекая кровью, Вест пытался собраться с мыслями и сообразить, как быть дальше. Сознание прояснилось, когда он услышал собачий визг — это и побудило его к решительным действиям. Вест — крепкий жилистый мужчина ростом метр восемьдесят. Медведица — выше, если встанет вертикально на задние лапы. «Я подумал: ну нет, собак моих ты не получишь. Поэтому я поднялся; в ногах у меня валялась какая-то палка. Я ее поднял и увидел, что медведица уже несется на меня. „Давай, стерва!“ — крикнул я, размахнулся и изо всех сил ударил ее между ушей. Это остановило ее. Пока она в недоумении трясла головой, я понял, что если сейчас остановлюсь, она нападет снова и в третий раз я уже не смогу подняться. Я бил ее, словно гвозди молотком заколачивал, пока она не упала на землю, а из носа не потекла кровь. Тогда я бросил палку, забинтовал себе голову рубашкой и сказал псам: пора домой, ребятки».
