Астиаг выслушал это, и морщины на его лбу разгладились.

Маги ушли. Астиаг позвал к себе Кира.

— Из-за пустого сновидения я было обидел тебя, дитя мое. Но тебя спасла судьба. Теперь уходи с миром к персам, я пошлю с тобой проводников. Там встретят тебя отец и мать. — И добавил с усмешкой: — Только не такие, как Митридат и Спако!

«А какие? — думал мальчик, оставшись один. — Мои родители царского рода. Но они бросили меня. А Митридат и Спако меня любили. Так почему он смеется над ними?»

И снова — уже в который раз! — он пытался понять: почему он, Кир, внук царя, оказался в семье пастуха? Почему родители оставили его, отдали Митридату? Сколько раз он пытался узнать это от слуг, от рабов, но у всех были запечатаны уста.

И почему никогда, ни разу, Спако, лаская, и приголубливая его, и называя его «милым сыном», не проговорилась, что он вовсе не сын ей?

Теплые воспоминания о доброй женщине увлажнили его глаза.

— Прощай, моя мать Спако! Прощай, мой отец Митридат!

Тут ему вспомнились слова Астиага:

«Так иди туда и живи с пастухами!»

Вернуться… Снова войти в хижину под низкой кровлей, где кисло пахнет не просохшим от ночной росы пастушеским плащом, сотканным из грубой рыжей шерсти. Снова сесть за стол, на котором нет ничего, кроме сухих лепешек и молока. Снова гонять по горным пастбищам царевы стада и беречь их от диких зверей. И так всю жизнь — сегодня, завтра, послезавтра?…

Нет! Он внук царя. Он сын царской дочери. Разве для того родился Кир в царской семье, чтобы остаться пастухом? Нет!

Но когда он вырастет, он возьмет к себе и Спако, и Митридата.

Он долго стоял у окна и смотрел на гаснущие вершины гор. И словно видел маленькую хижину, утонувшую в темной зелени, и людей, живущих там. Он стоял и плакал, прощаясь и с горами, и с лесами, растущими на них, и с дорогими сердцу людьми, — которых он покидает.

Кир стоял и плакал, потому что ему было тогда всего только десять лет.

Кир умел сидеть на коне. Этому он научился почти тогда же, когда научился ходить.

Спутники его, лучники и копейщики, которые должны были проводить Кира до отцовского дома, ехали сзади. Хотя и не считали они мальчика наследником мидийского царя — все-таки по отцу он перс и принадлежит народу порабощенному, — но было что-то в повадке Астиагова внука такое властное, что мидяне опасались обидеть его.

Мальчик был задумчив и молчалив. Дорога шла на взгорье, солнце палило. Горы все теснее и выше поднимались по сторонам, заслоняя Экбатаны.

Когда Кир оглянулся в последний раз, за спиной уже не было ничего, кроме желтых с лиловыми трещинами скалистых уступов.

Тогда Кир вспомнил о своих спутниках и придержал коня.

— Что вы знаете обо мне? — неожиданно спросил он ехавшего справа оруженосца.

У лучника забегали глаза.

— Может, они что-нибудь знают?… — кивнул он на своих товарищей.

— Да и ты знаешь, — отозвался тот, что ехал слева.

Это был молодой парень с бронзовым улыбчивым лицом. Он, лихо красуясь, сидел на лошади. За спиной его блестели стрелы, торчащие из колчана, и тугая тетива лука. У пояса позвякивал кинжал.

— Так скажите, что вы знаете обо мне! — потребовал Кир.

Тот, что ехал справа, ответил уклончиво:

— Что можем мы знать? Царь велел проводить тебя в Персию. К родителям.

— Ты говоришь: к родителям. А если мои родители царского рода, так почему же я оказался у пастуха Митридата? Если бы я был внуком царя Астиага, я бы рос во дворце.

— Эх, ничего ты, бедняга, не знаешь! — вздохнул тот, что был слева. — Хоть и вырос ты в пастушьей хижине, а все-таки царь — твой дедушка!

— Дедушка… — не глядя на Кира, проворчал тот, что ехал справа. — Еще как ты и жив-то остался…

— Разговорились! — опять прикрикнул бородач. — Чего развязали языки?.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мой дед Астиаг искал моей смерти? — спросил Кир, и глаза его стали узкими и острыми.

— Вот это он и хочет сказать! — подхватил тот, что ехал слева. — А что умалчивать? Об этом все знают. — И прежде чем бородач успел остановить его, крикнул Киру в лицо: — Он хотел убить тебя!

Кир вздрогнул.

— Как — убить? За что?

— Ха-ха! — Лучник покачал головой. — Эх, ты! За что? За то, что ты сын его дочери!

— Довольно шуметь, — сказал бородач. — Уж если они всё разболтали, так я тебе расскажу по порядку, как было дело.

И он обстоятельно, со всеми подробностями, со всеми слухами и домыслами, рассказал Киру, как и почему он, царский внук, оказался у пастуха Митридата.

Кир слушал не прерывая. Тонкие черные брови его сошлись над переносицей, сливаясь в одну линию. Молодой лучник, ехавший слева, хотел было со смехом вмешаться в рассказ, но, увидев эту тонкую черную линию бровей, вдруг прикусил язык.

«До чего же он похож на царя Астиага!» — мелькнуло у него в голове, и неясный страх заставил его придержать коня и пропустить Кира вперед.

— Так он хотел меня убить? — спросил Кир, когда бородач умолк.

— Да. Это все знают. Только не выдавай нас Астиагу.

— Так он хотел меня убить! — повторил Кир.

— Да. Ты спасся чудом.

— А Гарпаг почему не убил меня?

— Не мог. Не хотел.

— Не хотел?

— Нет. Он пожалел тебя.

— Гарпаг меня пожалел… — прошептал Кир еле слышно.

И надолго замолчал. Теперь он знал о себе все.

Слух о том, что к Мандане и Камбизу возвращается сын, далеко опередил Кира. В деревнях, через которые проезжал Кир, народ выходил на дорогу и глядел на него с волнением и любопытством.

— Это сын Камбиза? — спрашивали они у всадников. — Это правда?

Мидяне свысока смотрели на персов.

— Это сын Манданы, дочери Астиага.

Но персы повторяли друг другу:

— Это сын Камбиза! Сын Камбиза! Он перс… Наш… Наследник мидийского царства — наш!

И этот радостный шепот летел далеко вперед по долинам и каменистым нагорьям персидской земли, по деревням и городам, до города Пасаргады, до самого дома Камбиза и Манданы.

Взволнованные, они верили и не верили этому. Они знали, что их маленький сын умер и похоронен в царской усыпальнице. Они столько лет проклинали Астиага за эту смерть!

А теперь им говорят, что их сын жив, что их мальчик возвращается в дом своих родителей и что он уже здесь, близко!

Камбиз сел на коня и с небольшим отрядом слуг выехал навстречу Киру.

Не успел он выехать из городских ворот, как на дороге показалась ватага мальчишек.

— Едут! Едут! — кричали они.

И, увидев Камбиза, окружили его.

Камбиз приказал оставить его одного.

Ему хотелось, чтобы никто не мешал ему, когда его первый взгляд встретит сына. Какой он, этот мальчик? И действительно ли это его сын? Неужели боги все-таки свершили чудо, вернув ему ребенка?

Камбиз так задумался, что когда поднял глаза, то увидел, что всадники уже близко. Первый же взгляд решил все. Да, этот стройный мальчик с горделивой осанкой и черной изогнутой линией крутых бровей — его сын. Он почувствовал это всей своей кровью.

«Боги свершили чудо. Сегодня принесу им жертву».

И он тронул коня навстречу Киру.

Мандана не задумывалась и не сомневалась. Плача от такого неожиданного счастья, она выбежала из дома и приняла Кира в свои объятья.

В доме было полно людей — пришли родственники, пришли друзья. Шум, говор, восклицания, счастливый смех… Это был великий праздник в семье Камбиза. И вдвое великий праздник для всех персов. Но об этом они говорили тихо, опасаясь мидийских ушей.

— Сын Камбиза будет царем Мидии — он наследник Астиага. А ведь сын Камбиза — перс! Перс! Перс!

Когда мальчик отдохнул от тяжелого пути, от шума встречи и от объятий родственников, мать стала спрашивать о том, как и где он жил? И почему не убежал раньше к своим родителям? И почему не дал им знать, что он жив, когда они считали его погибшим?

— Я обо всем узнал совсем недавно, — отвечал Кир, — а о том, что царь хотел убить меня, узнал только дорогой.