А дальше, что же дальше…

Дальше – пришёл новый сон. О паре с малышом. Катя нарисовала кружок и вписала туда «Виссарион». Она знала, что эта точка в линии происходящего с ней должна называться именно так. Ведь сон был именно о малыше, просто он ещё только начался.

Дальше – незнакомец в школе. Странный, таинственный. «Волк». Не задумываясь даже, она вписала слово в новый кружок в цепи размышлений. Ведь незнакомец носил на себе печать волка. А в себе – образ пушера. Катя нарисовала вопросительные знаки рядом с кружками волка и пушера, соединив их линией. Ответ на вопросы пока отсутствовал – обе фигуры что-то связывало, очень сильное, сродни братским узам, но что именно…

За фигурой волка, в прошлом, стоял огонь. Катя нарисовала ещё один вопрос, обрамив его изображением языка пламени.

Катя рассматривала свою схемку. Получилось исчирканное линиями и значками нечто. Она подумала, и взяла новый листок, на который стала перерисовать получившуюся схему, попутно обдумывая каждый пункт.

И уже переписывая, внесла изменения, выделив событие «Виссарион» в дополнительную, параллельную основной линию. Ведь сон о летящей куда-то машине ещё не закончен, и возможно тоже является ответом на вопрос о том, кто же всё-таки пригласил её в огонь. Вопрос и восклицательный знак, ещё одна линия к «Сгори». И отходящая от Виссариона линия вниз. К пустому пока кружку. Катя надеялась, что сон о малыше и его родителях вернётся, совсем скоро.

Вот и всё, вроде все вопросы расставлены, все линии обозначены. Все ли? Катя поняла, что напрашивается и ещё один вопрос – «Что стало с пушером дальше?», ведь появление Волка в школе явно связано с этим вопросом.

Вздохнула, и отвела от кружка «Пушер» ещё одну параллельную линию вниз.

На листе перед ней горели три линии, ведущие в неизвестность. И оттуда же пришла линия, начинающая схему.

Возможно, пройдя все линии и найдя конец каждой из них – она найдёт и начало.

Да, возможно. Но – нужно ли ей это? Катя постепенно осознавала, что перед ней открывается огромное поле вероятностей и случайностей, искать ответ среди которых – практически нереально. Пусть она трижды умна и всесторонне развита – справиться с расследованием будет непросто. Да, она имела зацепки, каждый значимый пункт на бумаге выглядел простым и понятным, но в жизни…

Как найти теперь носителя волчьей отметины, как узнать о дальнейшей судьбе пушера? Вернётся ли странный сон. Вообще – что и как будет завтра? Послезавтра? Да даже через минуту?

Вопросы множились и наполняли сознание, выстраивая плотную стену неуверенности. Кружа вокруг неосязаемым серым пеплом, проникающим между мыслей и цементирующим их в вязкую массу.

Катя встряхнулась, разгоняя неуверенность. И, взглянув ещё раз на листочек, приняла решение, окончательно и бесповоротно: она найдёт ответы на все вопросы. Или – ответы сами придут к ней, не сумев избежать предназначенного.

Навалилась усталость. Бешеная работа сознания и подсознания в последние дни дала о себе знать – тело и мозг требовали отдыха.

Катя поправила покрывало и свернулась на кровати котёнком. И даже не поворочавшись, по обыкновению, в поиске самого удобного положения тела – уснула.

Уже знакомый, сон не замедлил появиться, словно только и ждал своего персонального зрителя.

Всё тот же сон.

Машина неслась вперёд…

Маленький ребёнок на заднем сиденье всё так же посапывал сладко, находясь под защитой Морфея. Мария держала его за руку и думала, что их ожидает впереди и совершится ли обещанное чудо. Не солгала ли старая женщина, не посмеялась ли над ними в очередной раз бессердечная жизнь, так любящая дурные шутки.

Мария сидела и молча, плакала в коридоре, после очередного невнятного вердикта медиков, не могущего ничем помочь малышу. Бабулька участливо присела рядом, и как-то незаметно, слово за словом, быстро и ненавязчиво, оказалась в курсе всех проблем матери и её сынишки. Участливо погладила вьющиеся волоски ребёнка, заглянула ему в глаза и тихо посоветовала Марии:

– К бабке тебе надо, касатушка.

– К какой такой бабке, о чём вы? – Мария не поняла сначала, о чём ей говорит далеко не молодая женщина, которая оказалась, вдруг, невероятно близкой и тёплой, и согревала теперь неведомой надеждой.

– Да к бабке же, в деревню. Есть тут под городом одна, что с силой знается. Может и поможет, а может, и нет. Но ведь, что ты теряешь?

Ничего. А малютка у тебя хорошенький, ему жить да жить. Может, порча, на нём какая.

Мария смотрела на старушку и не понимала. Её лихорадило – мысли метались, обретя вдруг новое направление и горизонты. Она, как нормальный образованный человек знала и об экстрасенсах, и о различного рода ведуньях – но не верила в них. Почему-то у неё сложилось такое отношение давным-давно, и с возрастом оно лишь усугублялось различного рода мелочами, будь то неожиданно расцветшие гадальные салоны или телевизионные проекты. Все эти «чудеса» походили на шоу, и верить в них мог только недалёкий человек. Но незнакомая старушка почему-то вызывала доверие, сумев обогреть настоящим, душевным теплом. Мария посмотрела в выцветшие от возраста глаза, обрамлённые множеством морщинок, и, решившись, спросила:

– А она, правда – может помочь? – Слово «бабка» почему-то не выговаривалось, словно Мария внутренне ещё не была готова, и безликое «она» казалось единственно правильным.

– Пелагея-то? Так я ж не знаю, девонька. Но, коли сможет, то поможет. Планида у ней такая – людям помогать. А уж детишкам – и подавно.

Почему-то, это вот «Пелагея» окончательно успокоило Марию. Если бы она услышала какое-нибудь «Эльвира» или «Кармен», то точно бы отказалась, рассмеявшись, зло и разочарованно. Но это русское имя, почему-то, напомнило напев колыбельной, что когда-то пела ей мать, и не вызывало в душе ни капли отторжения.

Они долго ещё разговаривали. Бабулька рассказала, как добраться до неведомой Пелагеи, и как себя вести по приезду. Мелочи, вроде бы и незначительные, но безумно важные. Поблагодарив добрую женщину, Мария ушла в тот день домой с новой надеждой.

Дома Игорь оторопело выслушал несколько сбивчивый рассказ жены, отдающий по своему содержанию лёгкой сказкой. Но спорить не стал.

Глаза жены, привычно усталые от постоянной внутренней боли, ожили.

Как если бы на старой гитаре натянули струны, и она снова зазвучала – как встарь, выдавая огненное фламенко. И не желая потерять возрождённую мелодию, Игорь молча обнял жену и поклялся внутренне, что, если поездка окажется фарсом, то он непременно найдёт эту старушенцию и вывернет её лживый язык.

– Через пятьсот метров поворот направо. – Бесстрастный голос навигатора прозвучал буднично и вывел его из задумчивости.

Игорь прокрутил дисплей навигатора, оценивая дальнейший путь.

Осталось совсем чуть-чуть, по полям до поселка. И где-то там, на окраине, жила загадочная Пелагея.

Мария тоже встрепенулась, выходя из птичьего состояния, и стала осматриваться по сторонам, словно от её требовательного взгляда заветный дом должен был выступить прямо здесь и сейчас, как пресловутый лист перед травой.

Свернув, они потряслись по просёлку ещё пару километров, и въехали в деревню, или посёлок, по-официальному.

Деревня являла собой унылое зрелище, вдоль дороги стояли старые небольшие дома, с посеревшими покосившимися стенами и ржавыми крышами. Серые занавески в окнах, останки старой техники у заборов. Спящие на обочинах собаки довершали картину всеобщего запустения.

Но, всё таки, кое-где виднелись подворья в которых ощущалось присутствие крепких хозяев – они выделялись и размерами построек и их новизной. В паре мест даже виднелись диски спутниковых антенн.

Игорь не спеша ехал по улочкам, подшучивая над Марией, пытаясь таким образом сбросить всё возрастающее волнение.

Картина за окнами машины нисколько не настраивала на радужный лад, наоборот – ввергала в недоумение – «А что мы здесь делаем?».