Надежды были тщетны, так как король под давлением России и Тарговицкой конфедерации был вынужден смириться со вторым разделом Речи Посполитой, так дорогой той шляхте, которая, судя по содержанию жалобы, не забыла о традиции панцирных рыцарей. Однако в данной жалобе заложен и иной смысл. Чиншевики, которым приходилось играть роль казаков, сами описали свое положение, поскольку ходили в школу, основанную Комиссией национального просвещения, которая придала новое значение слову «отчизна». Возможно, что за двадцать лет до этого они принимали участие в последнем шляхетском ополчении, т.е. в антироссийской Барской конфедерации. Крайне важно, что свою жалобу они направили не магнату, а тем, от кого зависели и кого винили в своих бедах, – землевладельцам, которые, не дожидаясь «Закона о сеймиках», предприняли попытку к полному деклассированию чиншевой шляхты. Вскоре нам предстоит убедиться, что деклассирование было вызвано причинами экономического характера и не было связано с правом голоса. Богатая шляхта (не магнаты) выгнала чиншевиков с земельных наделов, ввела барщину и обрекла их на крайне нестабильную жизнь.

Основная ошибка этих людей заключалась в том, что они обратились к сейму, в то время как именно им был принят закон, официально лишивший их гражданских прав.

Неизвестно, как был оценен «Закон о сеймиках» в других частях Украины, хотя нельзя исключить, что его восприняли так же, как и в Польше (а именно в Бельске-Тыкоцине), т.е. как огромную несправедливость и стремление сравнять обедневшую шляхту с крестьянами. Землевладельцы даже опасались возможных бунтов. Эти опасения переданы в письме депутата сейма Трояновского к Коллонтаю от 4 марта 1792 г.: «Дошли до меня известия о кружащих по нашей Бельской земле агитаторах, подстрекающих шляхту слухами о лишении ее свободы, что приказано ее переписать в реестры, как описывают крестьян в инвентарях…» Недовольство усиливалось еще и тем, что не было нейтрального органа власти, способного отделить бывших граждан от истинных граждан, которых необходимо было записать в шляхетский реестр. Помещики сами вели записи в реестрах. Естественно, как сообщал автор письма, количество лишенных гражданства вызывало возмущение. Так, в Бельском повете из 15 тыс. шляхтичей лишь около 500 было внесено в реестр. Подобная ситуация могла быть везде92.

С целью избежать опасного противостояния, М.Ф. Карп, депутат от Жмуди, крупный литовский землевладелец и филантроп, заботившийся о крепостных, предложил решение, которое могло бы сохранить иллюзию единства рыцарского сословия. Его проект предусматривал создание двухуровневых сеймиков: безземельная шляхта должна была бы принимать участие в сеймиках на приходском уровне, а землевладельческая – на поветовом. Идея не была поддержана. Коллонтай, чувствовавший возможность появления «шляхетского рокоша» (шляхетского антикоролевского мятежа), – термин передает размах явления – предлагал в работе «Последнее предостережение» провести парцелляцию королевских земель в староствах, правда, не для того, чтобы наделить землей безземельную шляхту, а чтобы увеличить владения малоземельной шляхты и тем самым укрепить класс землевладельцев. Парцеллярные земли предполагалось отдать в аренду. Однако и эта идея не нашла поддержки у законодателей. Volumina legum конца 1791 г. содержит «Закон о передаче в вечное пользование королевских земель», предполагавший ее продажу в форме парцелл собственникам, «обладавшим средствами для их возделывания», т.е. достаточно состоятельным93.

Итак, в канун распада Речи Посполитой для «гербовой голоты» не было предусмотрено никакой легальной структуры, определявшей ее статус. Очевидно, если бы Польша не прекратила своего существования, то ликвидировала бы этот пережиток давних веков значительно быстрее, чем Россия, которой так и не удалось справиться со шляхетским плебсом на протяжении более ста лет. В дальнейшем мы увидим, что с момента установления царского режима на Правобережной Украине процесс элиминирования этой группы замедлился. После разделов некоторые вновь обратились к идее солидарности братьев-шляхтичей, наполнив ее новым содержанием – идеей национального спасения, которой в будущем предстоит переродиться в национальную идею в ее современном значении.

Необходимо помнить, что нет оснований для утверждений, столь близких в постсоветской Польше почитателям «шляхетского народа» и «идеалов гражданского общества», что в Речи Посполитой впервые в Европе было установлено гражданское равенство. Действительно в XVI в. были попытки ввести принцип «шляхетской демократии», однако можно сказать, что ему суждено было стать лишь мифом.

Аннексия Правобережной Украины, части Белоруссии (остававшейся в составе Речи Посполитой после первого раздела 1772 г.), а также этнической Литвы, т.е. территории в 240 тыс. км², Российской империей была предусмотрена Петербургской конвенцией, заключенной между Россией и Пруссией94 23 января 1793 г. и ратифицированной под давлением российского посла Гродненским сеймом 17 августа 1793 г.

Начиная с этого времени, еще за два года до окончательного исчезновения Речи Посполитой, польская (или полонизированная – разница была уже незаметна) шляхта Украины стала источником проблем для Российской империи.

Восьмью годами ранее Екатерина II определила положение и роль немногочисленного в процентном соотношении ко всему населению империи и по сравнению со шляхтой Речи Посполитой русского дворянства в знаменитой «Грамоте на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» от 21 апреля 1785 г.95 Петровская же «Табель о рангах», устанавливавшая четкую иерархию всех чинов, сохранялась лишь формально: обязанность служить в высших органах власти и армии с этого времени зачастую будет сводиться к минимуму или вовсе игнорироваться. Екатерина быстро отошла от просветительских идей начала своего правления, когда в 1767 г. ею была создана Уложенная комиссия, в которую с совещательным правом голоса были приглашены: 161 дворянский депутат, 208 – городских, 79 – крестьянских, 88 – казацких депутатов, а также представители меньшинств. В 1775 г. она провела Губернскую реформу, согласно которой управление губерниями и уездами возлагалось на дворянство, окончательно ставшее опорой самодержавия. Огромные привилегии, данные Жалованной грамотой 1785 г. российскому дворянству, не слишком отличались – конечно, за исключением законодательной части – от тех привилегий, которыми пользовалась польская шляхта, принимавшая участие в сеймиках и сеймах. Однако дух служения самодержцу наполнял иным смыслом положение этого элитного сословия, призванного быть послушным исполнителем воли суверена. В первых 36 статьях Жалованной грамоты дается перечисление личных привилегий (прежде всего речь идет о наследственном владении поместьями), в 35 последующих оговариваются правила работы уездных и губернских дворянских собраний. В следующих 13 статьях говорится о недопустимости отсутствия достаточных доказательств дворянского происхождения. Введение списков дворянских родов и дворянских родословных книг давало возможность проверки предоставляемых доказательств, а именно гражданского состояния, места пребывания и служебного положения. В Петербурге при Сенате было создано ведавшее делами о дворянских родах центральное учреждение – Герольдия – высшая инстанция, отвечавшая за сохранность дворянских книг и разрешение споров96.

Проблемы, возникшие в результате территориальной аннексии земель, называемых до 1831 г. не иначе как «бывшие польские земли» или «польские губернии», были связаны главным образом с определением судьбы шляхетского сословия, значительно превосходившего по численности российское дворянство. Несмотря на то что прежние Подольское, Волынское и Киевское воеводства стали именовать юго-западными губерниями, сознание их польской принадлежности, как отмечал Михаил Левченко в 1861 г., было живо в простонародье Новороссии, называвшем «Польшею» целое Правобережье97. Судьба более пассивного крестьянства на этих территориях была решена достаточно быстро, в особенности благодаря религиозной политике. Решение же вопроса о польской шляхте, которое мы будет изучать во всех трех губерниях Правобережной Украины, может служить иллюстрацией противоречивости и бессилия политики царской администрации98.