Согласно принятому закону правом «одного места и одного голоса на поветовых сеймиках» обладали шляхтичи-землевладельцы, платившие налог в казну, вместе с проживавшими с ними взрослыми сыновьями (от 18 лет) и их братьями; залогодержатели, державшие заставленные поместья (zastawnicy) и платившие не менее 100 злотых церковной десятины (ofiara dziesiątego grosza); шляхта, имевшая землю в пожизненном владении, платившая ту же десятину; а также служащие в армии землевладельцы. В праве голоса было отказано всем, кто не вошел в группу землевладельцев согласно указанным критериям, а также шляхте, имевшей договорное или наследственное право пользования чужой частной землей, т.е. тем, кто платил чинш или выполнял другие повинности за предоставленный надел, шляхте, державшей землю в майоратах (ordynacje), несовершеннолетним и имевшим судимости.
Принятие Конституции 3 мая небольшой группой присутствовавших было подобно перевороту84 и обусловило непрочный характер реформ, что нашло подтверждение уже в следующем году. Анализ текста Конституции показывает, насколько ее авторы опасались последствий собственного решения. Разделом «Землевладельческая шляхта» подтверждались шляхетские привилегии, иммунитет и исключительные права, предоставленные со времен Казимира Великого до Сигизмунда Августа, последнего из Ягеллонов, признавались равенство всех шляхтичей в отношении получения должностей и оказания услуг отечеству, личная неприкосновенность и права собственности земельной и движимой, поскольку они являются «истинными узами, объединяющими общество, зеницей гражданских свобод»85. Одним словом, «клуб собственников» в свою пользу обернул идеи равенства и великого шляхетского братства, сохранив их видимость. Миф communitas лопнул как мыльный пузырь, однако память о шляхетском братстве не давала успокоиться совести одних, а других ввергала в гнев.
В Конституции не было четко сказано об исключении безземельных из шляхетского сословия. Риск был слишком высок. Как увидим, эти опасения были обоснованными. Этот вопрос частично был поднят лишь в шестом разделе «Сейм или законодательная власть»: «Торжественно гарантируем принятый настоящим сеймом Закон о сеймиках в качестве важнейшего принципа гражданской свободы». Таким образом, без упоминания о лишении права голоса Конституция отсылала к приложению, которое стирало в пыль миф о шляхетском равенстве86.
Логичным продолжением сепарации должно было стать отделение гражданского зерна от шляхетских плевел. Однако проведению подобного «апартеида» (это определение Едлицкого, считающего данную операцию неизбежной и полезной) помешали военные действия, которые привели ко второму разделу Речи Посполитой. Тем не менее даже имевшие место попытки свидетельствуют о решительности, с которой одни действовали, а другие реагировали. Впервые в истории Речи Посполитой сейм принял решение о проведении переписи шляхты согласно критериям, установленным Законом о сеймиках. Речь шла о создании еще до созыва сеймиков в феврале 1792 г. на уровне воеводств реестров землевладельцев (Księgi Ziemiańskie). Скорее всего, перепись не удалось провести на всей территории Речи Посполитой. Эммануилу Ростворовскому удалось найти лишь образец такого реестра, разработанный в Кракове. Он жалел, что другие документы не сохранились87. Тем не менее Тадеуш Чацкий, который был в 1786 – 1792 гг. подскарбием, дает точную цифру – 38 814 землевладельцев в Коронных землях (т.е. в Польше и на Правобережной Украине), что говорит о том, что все-таки общую перепись «граждан» удалось провести. В другой посмертной публикации Чацкого приводится общее количество шляхты обоих полов вместе с безземельными в Коронных землях – 300 тысяч88. На наш взгляд, эти данные сильно занижены, если принять во внимание, что в 1800 г. на Украине было 240 тыс. шляхты. Ближе к истине историк Тадеуш Корзон, который в конце XIX в. оценивал польскую шляхту XVIII в. более чем в полмиллиона89. Несомненно то, что «Закон о сеймиках» своей целью преследовал сокращение числа шляхты до количества сравнимого с ее количеством в других европейских странах. Можно ли этим оправдать молчание, которым до сих пор обходятся серьезные последствия такого типа «модернизации»?
Значительная численность этой группы в еще большей степени указывает на весь цинизм тезиса, который вначале произносился реформаторской группой «патриотов» на Великом сейме, а затем был подхвачен историками. А именно что «человек, который ничем не владеет в отчизне, лишен отчизны». Несмотря на весь свой космополитизм, некоторые магнаты прекрасно понимали, что превращение шляхетских масс (в данном случае использование этого понятия уместно) в апатридов социально небезопасно. Магнаты выступили в защиту деклассированной шляхты не потому, что им нравилось свозить фурами на сеймики пьяную, готовую к драке бедноту, как это в сатирической форме представил в своем произведении Жевуский в XIX в. Как уже говорилось, безземельная шляхта никогда не была нужна магнатам в качестве средства политического давления. Магнаты, как и молчаливое большинство средней шляхты, отсутствовавшей на сеймах, понимали, насколько им необходимы чиншевики в имениях и насколько необходимо поддерживать с ними видимость согласия – не ради условных феодальных традиций, но как залог сохранения порядка. Особенно на Украине, где господствовали бунтовские настроения среди относящихся к иной культуре православных подданных. Через несколько десятков лет шляхетский плебс будет восприниматься ими как опасный пролетариат. Сохранившиеся в материалах Великого сейма выступления в защиту элементарных прав вольных людей лишены фальшивой коннотации. Примером тому могут служить красноречивые выступления Леонарда Олизара, обвинявшего сильных мира сего в корыстолюбии, продажности другим могущественным державам и в проявлении эгоизма к братьям-шляхтичам: «Если поспешное возведение в шляхетское сословие нешляхты и мещан порицается в Речи Посполитой, то насколько позорным должно быть, когда без исключения и перепроверки убогую шляхту гурьбой производят в несословное состояние, лишают свободы, в крестьянское сословие впихивают». Валериан Стройновский, волынский депутат, который в будущем будет выступать в защиту крепостных, утверждал, что шляхтич-чиншевик может проявить себя как истинный гражданин, что подтвердил Антоний Суходольский, показав, что безземельная шляхта первая записывалась в национальную кавалерию, когда страна стояла перед угрозой войны90. В то же время деклассированные чиншевики не всегда нуждались в высокопоставленных защитниках. Кое-кто из них, хотя еще и немногие, умели за себя постоять, свидетельством чему фрагменты из обширной «Жалобы убогой подольской шляхты в Сейм», поданной 82 шляхтичами в первой половине 1792 г. Просители заявляют, что
готовы действовать по приказу и знаку, данному Яснейшей Речью Посполитой, но на что способны они, зарытые в пепле рабства? […] Остается им скитаться по родной стране без средств к существованию, идти в имения других помещиков, а от этих панов большие обиды терпеть и сносить, принуждаются они (кроме оплаты чинша) к выполнению работ и дорожных повинностей, к перевозке писем или к службе в казацкой охране их резиденций. И хотя они все это исполняют, паны, как только есть возможность, заменяют их крестьянами, лишают их всего добра, шляхтича терпеть не могут, за подлейшее сословие его считают…
Обращаемся к вам с плачем, Яснейший Сейм Речи Посполитой, смилуйся над своей братией обедневшей, дай ей протекцию, не позволь ей пасть, не позволь ее уничтожить, и она станет сильнейшей опорой отчизны… Пусть соблаговолит обратить внимание Яснейший Сейм, как много шляхты-поляков из-за своеволия панов потеряло собственность, рассеялось по разным иноземным странам; от этого отчизне идет большой ущерб, а когда они узнают о милосердии для шляхты, с радостью вернутся в отчизну свою и вместе с нами, получив милосердие, за Яснейшего Монарха и Яснейшую Речь Посполитую будут Господа молить, отдадут свою жизнь и прольют кровь. Такого милосердия вся Польша, а особенного Подольское воеводство просят91.
