Нурен подошел к Валландеру с телефоном в руке. Валландер присел на корточки, подставив ветру спину. Звонил Шёстен.

— Похоже, я для тебя кое-кого нашел, — сказал он. — Женщина, которая трижды была на вечеринках в доме Лильегрена.

— Отлично. Когда я могу с ней встретиться?

— Когда захочешь.

Валландер посмотрел на часы. Двадцать минут первого.

— Я буду у тебя не позднее трех, — сказал он. — Кстати, мы нашли место, где был убит Бьёрн Фредман.

— Слышал, — отозвался Шёстен. — А еще я слышал, что к вам из Стокгольма едут Людвигсон и Хамрен. Хорошие ребята. Оба.

— Как там свидетели? Те, что видели мужчину на мотоцикле?

— Никакого мужчины они не видели. Только мотоцикл. Сейчас мы пытаемся установить марку. Но тут дела идут туго. Оба свидетеля — люди пожилые. К тому же страстные приверженцы здорового образа жизни: ненавидят весь транспорт, который ездит на бензине. Так что может оказаться, что они видели обыкновенную садовую тачку.

В телефоне затрещало. Разговор затерялся в порывах ветра.

Нюберг стоял у моста, поглаживая воспаленную щеку.

— Ну, как дела? — бодро спросил Валландер.

— Жду водолазов, — ответил Нюберг.

— Очень болит?

— Зуб мудрости, будь он неладен.

— Ну так вырви его.

— Вырву. Только пусть сначала водолазы приедут.

— На мосту — кровь?

— Скорее всего. Не позднее сегодняшнего вечера ты узнаешь, текла ли она когда-то в жилах Фредмана.

Валландер предупредил всех, что едет в Хельсингборг. Он уже направлялся к машине, когда вспомнил, что забыл спросить о Луизе. Пришлось вернуться. Сведберг не знал, удалось ли Окесону выяснить о ней что-то новое, но обещал с ним связаться.

Валландер выехал на шоссе у Шарлоттенлунда. Расчет убийцы был точен: ближайший дом находится достаточно далеко, чтобы там не услышали криков. Сначала Валландер ехал по Е65, затем свернул на Мальмё. В окно задувал ветер, но на небе по-прежнему не было ни облачка. Валландер перебирал в памяти разговор о карте. Многое указывало на то, что преступник живет в Мальмё. Во всяком случае, не в Истаде. Но зачем ему понадобилось оставлять труп у станции? К чему такие сложности? И действительно ли преступник хотел бросить им вызов, уродуя тело Лильегрена? Не ошибся ли Экхольм? Теперь Валландер ехал в стурупском направлении. Он подумал, что мог бы заехать в аэропорт, но все же отказался от этой мысли. Сейчас важнее разговор, который ждет его в Хельсингборге. Валландер повернул на Лунд. Интересно, что за женщину откопал Шёстен?

Ее звали Элизабет Карлен. Было четыре часа, и ее только что доставили в полицейское управление города Хельсингборга, в кабинет инспектора Шёстена. Валландер пожал ей руку и подумал, что Элизабет Карлен, лет тридцати с небольшим, чем-то напоминает ему пасторшу из Смедсторпа. Может быть, дело в черном платье и макияже? Валландер предложил ей сесть. Шёстен описал ее очень точно. По его словам, привлекательность Элизабет Карлен была в холодном и неприязненном выражении, которое никогда не сходило с ее лица. Валландеру показалось, что она словно бросает вызов всем мужчинам, которые случайно оказываются поблизости. И еще он подумал, что ни у кого раньше не видел такого взгляда — заинтересованного и презрительного одновременно. Пока Элизабет Карлен раскуривала сигарету, он еще раз вспомнил всю ее историю. Шёстен рассказал ее с образцовой точностью и лаконизмом.

— Элизабет Карлен — шлюха, — без обиняков сказал он. — Не знаю, занималась ли она чем-нибудь еще с тех пор, как ей исполнилось двадцать. Она закончила начальную школу[8] и некоторое время работала официанткой на пароме, плавала по Эресунну. Потом ей это надоело, и они с подругой решили открыть собственный магазин. Не получилось. Между тем, в магазин она вложила деньги, взятые в долг под поручительство родителей. С родителями вышла ссора, и с тех пор она вела довольно беспорядочный образ жизни. Одно время — в Копенгагене, потом в Амстердаме. В семнадцать лет она ездила туда курьером за партией амфетамина. Она и сама употребляла наркотики, но, кажется, зависимости не приобрела. Именно тогда я и встретил ее в первый раз. Потом она исчезла на несколько лет — белое пятно, о котором я ничего толком не знаю. И вдруг Элизабет Карлен объявляется в Мальмё, в ловко замаскированном борделе.

В этом месте Валландер его перебил.

— Разве бордели еще существуют? — спросил он.

— Бордели, публичные дома — называй, как хочешь. Но, конечно, они существуют. А у вас в Истаде, неужели нет? Не волнуйся. Еще появятся.

Валландер больше не стал ни о чем спрашивать, и Шёстен продолжил прерванный рассказ.

— Элизабет Карлен никогда не околачивалась на улице. Она обустроила под свое дело целый дом. Составился кружок эксклюзивных клиентов. По всей вероятности, в ней была какая-то необычная привлекательность, потому что ее рыночная стоимость сразу взлетела до небес. Ты не найдешь упоминаний о ней ни в мелких рекламных объявлениях, ни в порногазетах. Может, спросишь у нее, что делает ее такой особенной? Интересно было бы узнать. В последние годы она время от времени появлялась в тех кругах, где вращался Оке Лильегрен. Ее видели в ресторанах с некоторыми из его директоров. Я связывался со Стокгольмом, и мне сказали, что Элизабет Карлен несколько раз, довольно некстати и, конечно, по чистой случайности, оказывалась под руку с тем или иным мужчиной, который очень интересовал полицию. Вот, собственно, и вся ее история. История преуспевающей шведской проститутки.

— Почему ты выбрал именно ее?

— С ней можно поладить. Мне много раз доводилось говорить с ней. Она не из пугливых, и если я скажу, что ее ни в чем не подозревают, она мне поверит. К тому же, мне кажется, что у нее, как и у любой проститутки, особо развит инстинкт самосохранения. Она многое замечает. И не любит полицейских. А как известно, лучший способ избежать общения с полицией — это с ней не ссориться.

Валландер снял куртку, повесил на стул и освободил от бумаг часть стола. Элизабет Карлен курила, следя за каждым его движением. Как настороженная птица, подумал Валландер.

— Вы уже знаете, что ни в чем не подозреваетесь, — начал он.

— Лильегрена зажарили в собственной кухне, — проговорила Элизабет Карлен. — Я видела его плиту. Дорогая штучка. Но я ее не включала.

— Мы так и не считаем, — сказал Валландер. — Нам нужна информация. У меня есть пустая рама, и я хочу вставить в нее фотографию, сделанную на вечеринке в доме Лильегрена. На его вилле. Я хочу, чтобы вы назвали мне его гостей.

— Неправда. Вы хотите совсем другого. Вы хотите, чтобы я рассказала вам, кто его убил. Ничем не могу помочь.

— Что вы подумали, когда узнали, что Лильегрен мертв?

— Ничего. Просто рассмеялась.

— Почему? Смех — весьма необычная реакция на смерть человека.

— Вы, должно быть, не знаете, что собственная кончина представлялась ему несколько иначе? Вы не слышали про мавзолей на кладбище под Мадридом? Лильегрен хотел, чтобы его похоронили там. «Сканска»[9] строила мавзолей по его собственным эскизам. Из итальянского мрамора. А он умер в собственной духовке. Думаю, ему бы самому стало смешно.

— Давайте вернемся к вечеринкам, — сказал Валландер. — Говорят, там занимались сексом.

— Не без этого.

— Как именно все происходило?

— По-разному.

— Нельзя ли чуть подробнее?

Она сделала несколько глубоких затяжек, что-то взвешивая. Все это время она неотрывно смотрела Валландеру в глаза.

— Оке Лильегрен любил собирать людей, которые могли позволить себе жить на полную катушку, — наконец проговорила она. — Людей, ненасытных во всем — во власти, в деньгах, в сексе. К тому же Лильегрена окружал ореол надежности. Он создавал вокруг своих гостей безопасную зону. Никаких скрытых камер, никаких шпионов. Никакая информация не могла просочиться за стены его дома. И еще он знал толк в женщинах, знал, кого приглашать.