— Думаю, это нам поможет. Их необходимо найти. Мне нужно знать, что происходило на вилле. Так, будто я сам там побывал. Ты все поймешь, когда изучишь дело.

Валландер хорошо знал, что материалы, собранные по трем предыдущим убийствам, никак не объясняли его просьбы. Просто сейчас ему не хотелось вдаваться в объяснения. Пока он будет преследовать убийцу в одиночку.

— Итак, ты хочешь, чтобы я раздобыл шлюху, — проговорил Шёстен.

— Да. Если проститутки действительно участвовали в вечеринках.

— Так говорят.

— Пожалуйста, сообщи мне, как только будет результат. Я сразу же выеду в Хельсингборг.

— Допустим, я ее найду. Должен ли я ее задержать?

— За что?

— Не знаю.

— Я хочу просто поговорить с ней. Ничего больше. Наоборот, ты объяснишь ей, что нет никаких причин для беспокойства. Если мы ее запугаем, она станет говорить только то, что мы якобы хотим от нее услышать. И от разговора не будет никакого толку.

— Ладно, я постараюсь, — сказал Шёстен. — Хорошенькое ты мне дал задание, ничего не скажешь.

Поговорив с Шёстеном, Валландер вернулся к своим вчерашним заметкам. В начале девятого позвонила Анн-Бритт Хёглунд и сказала, что ждет его у дежурной части, чтобы идти в больницу. Валландер захватил куртку и спустился вниз. Он предложил пройтись до больницы пешком, чтобы у них было время подготовиться к разговору. Валландер обнаружил, что даже не знает имени девушки, которая дала ему пощечину.

— Ее зовут Эрика, — сказала Анн-Бритт. — Кстати, имя ей совсем не идет.

— Почему? — удивленно спросил Валландер.

— Когда я слышу «Эрика», то сразу представляю эдакую крепкую, здоровую женщину. Буфетчицу в гостинице или крановщицу.

— А мне мое имя подходит? — спросил он.

Анн-Бритт весело кивнула.

— Конечно, глупо считать, что имя связано с определенным типом личности, — сказала она. — Все это не более чем развлечение, игра, за которой не стоит ничего серьезного. Но с другой стороны, трудно представить себе кота по кличке Фидо. Или собаку Миссан.

— Ну почему же, есть и такие, — возразил Валландер. — Но давай вернемся к Эрике Карлман. Что о ней известно?

Анн-Бритт сообщила, что Эрике Карлман двадцать семь лет. Что она недолгое время работала стюардессой в маленькой английской авиакомпании, специализирующейся на внутренних чартерных рейсах. Потом она перепробовала много профессий, но нигде подолгу не задерживалась и ни к чему не проявляла особого интереса. Эрика Карлман объездила весь мир, получая от отца щедрое денежное содержание. Была замужем за перуанским футболистом, но их брак быстро распался.

— Похоже, обычная девушка из высших слоев общества, — проговорил Валландер. — Которой в жизни практически все дается сразу и даром.

— Мать говорит, что с десяти лет у Эрики стала проявляться склонность к истерике. Она употребила именно это слово. Истерика. Очевидно, правильнее было бы говорить о неврозе.

— Она и раньше пыталась покончить с собой?

— Никогда. Во всяком случае, об этом никто не знал. У меня создалось впечатление, что ее мать меня не обманывала.

Валландер задумался.

— Ведь она сделала это всерьез, — проговорил он. — Она действительно хотела умереть.

— Мне тоже так кажется.

Они все приближались к больнице, и Валландер понял, что не может больше молчать о пощечине. Эрика скорее всего упомянет об этом в разговоре, и тогда Анн-Бритт обязательно подумает, что он молчал из мужского тщеславия.

Перед воротами больницы Валландер остановился и все ей рассказал. Он видел, что Анн-Бритт порядком удивлена.

— Я могу только предположить, что этот инцидент — проявление тех самых истерических наклонностей, о которых говорила мать, — наконец сказала она.

Валландер и Анн-Бритт двинулись дальше. Но через некоторое время она снова остановилась.

— Боюсь, как бы это не создало дополнительных осложнений, — сказала она. — Вероятно, девушка еще очень плоха. На протяжении многих дней ее положение было критическим, она находилась на грани жизни и смерти. Кто знает, может быть, она жалеет или даже проклинает себя за то, что ей не удалось умереть. У нее и так скверно на душе, а если ты появишься в комнате, это и вовсе может ее раздавить. Или вызвать агрессию. Или, наоборот, страх. И тогда она замкнется.

Валландер сразу понял, что Анн-Бритт права.

— Тогда будет лучше, если ты поговоришь с ней с глазу на глаз. А я подожду тебя в кафетерии.

— В таком случае, нам нужно обсудить, что мы, собственно, хотим у нее выяснить.

Валландер жестом указал на скамейку рядом парковкой такси. Они сели.

— В таком расследовании, как наше, всегда надеешься, что ответ окажется интереснее вопроса, — начал он. — Каким образом почти удавшееся самоубийство дочери связано со смертью отца? Вот твой пункт назначения. Как ты до него доберешься — не знаю, тут я тебе не помощник. Маршрут тебе придется разрабатывать самой. Ориентирами будут служить ее ответы: они подскажут тебе, о чем спрашивать дальше.

— Предположим, она даст положительный ответ, — сказала Анн-Бритт Хёглунд. — Скажет, что была настолько раздавлена горем, что не хотела жить.

— Тогда мы будем считать этот факт установленным.

— Но что, собственно, дает нам этот факт?

— Ты станешь расспрашивать ее дальше. Сейчас мы не в состоянии предусмотреть всех вопросов. Какие у них с отцом были отношения? Теплые, доверительные, как это обычно бывает между отцом и дочерью? Или нет?

— А если ответ будет отрицательным?

— Тогда ты перестанешь ей доверять. Только так, чтобы она этого не заметила. Во всяком случае, я ни за что не поверю, что она по каким-то своим, тайным причинам выжидала случая, чтобы устроить двойные похороны.

— Другими словами, если она скажет «нет», моя задача — выяснить, почему она говорит неправду.

— Примерно так. Но возможен и третий вариант. Она пыталась покончить с собой потому, что знала о смерти отца нечто такое, что решила унести с собой в могилу, не видя другого выхода.

— Эрика могла видеть убийцу?

— Не исключено.

— И она не хочет, чтобы его разоблачили?

— Тоже не исключено.

— Почему она этого не хочет?

— Здесь опять же возможны два объяснения. Она хочет защитить преступника. Или она хочет защитить память отца.

Анн-Бритт устало вздохнула.

— Не знаю, справлюсь ли я с этим.

— Конечно, справишься. Я жду тебя в кафетерии. Или здесь на скамейке. Разговаривай столько, сколько потребуется.

Валландер проводил ее в приемный покой. Вдруг он вспомнил, что несколько недель назад на этом самом месте узнал о смерти Саломонсона. Тогда он и не догадывался, что его ждет впереди. Анн-Бритт подошла к справочной, спросила, куда идти, и исчезла в больничных коридорах. Валландер отправился было в кафетерий, но передумал и вернулся на скамейку рядом с парковкой. Он вновь и вновь возвращался к своим вчерашним размышлениям. Из задумчивости его вывело пищание телефона, спрятанного в кармане куртки. В трубке раздался утомленный голос Хансона.

— Во второй половине дня в Стуруп прибывают двое наблюдателей от Государственной криминальной полиции. Людвигсон и Хамрен. Они тебе знакомы?

— Только по именам. Должно быть, дельные ребята. Ведь Хамрен, кажется, участвовал в деле с лазером?

— У тебя есть возможность их встретить?

— Нет, — ответил Валландер после минутного раздумья. — Возможно, я опять уеду в Хельсингборг.

— Так Биргерсон ничего тебе о них не сказал? Я же с ним недавно разговаривал.

— У них коммуникация поставлена не лучше, чем у нас, — терпеливо сказал Валландер. — Я думаю, было бы хорошим знаком, если бы ты сам их встретил.

— Хорошим знаком чего?

— Уважения. Когда я, несколько лет назад, приезжал в Ригу, меня встречали на «мерседесе». Пускай на русском, пускай на старом. Но все же на «мерседесе». Главное, чтобы человек чувствовал, что ему рады и что о нем заботятся.

— Ладно, — сказал Хансон. — Так и сделаем. Где ты сейчас находишься?