— Это верно. Только его так легко не собьешь. Задача у нашей боевой группы очень сложная.

— Может, трудно еще и потому, что ребята больше привыкли к маневренным операциям, а здесь приходится вести позиционные бои?

— Возможно. Посмотрим, что будет дальше. Послушай, Дык, ты возвращаешься в роту как раз вовремя, «шестерка» недавно получила два новых орудия. Да и местечко у вас — около реки — совсем недурственное, купаться можно… Мне кажется, что в позиции нашей боевой группы есть какая-то заковырка, из-за которой никак не налаживается система огня. У части, стоявшей здесь до нас, тоже не все шло гладко, но тогда было меньше налетов. А нам придется драться всерьез.

Из леса в темноте послышался шум, замелькали лучи фонариков. Раздался чей-то голос:

— Эй, где вторая колонна? Спят, черти!

— Гаси фонари! — закричали в ответ. С полсотни грузовых велосипедов выкатились из леса и запрудили большак.

Послышался тяжелый грохот мотора. Огромный черный куст вырвался из темноты и двинулся по большаку. Хоа выскочил на дорогу и закричал:

— Стой! Стой!

Куст взревел и остановился, со свистом выдохнув воздух. Это был грузовик, замаскированный ветками. Шофер высунул голову из кабины.

— Ну, чего?! — заорал он.

Посветив фонариком, шофер разглядел автомат, каску Хоа и спросил, понизив голос:

— В чем дело, товарищ?

— Убавь скорость! На дороге полно людей, впереди еще колонна велосипедов. И выключи свой фонарик. АД-6 порхает над головой!

Снова раздался стук мотора. Еще один грузовик вырвался из темноты и резко остановился, заскрежетав тормозами. Лес дрожал от рокота двигателей. С первой машины спрыгнул помощник шофера; пятясь, он сделал несколько шагов по большаку, прикидывая, не заденет ли кузов за деревья и крикнул:

— Давай, давай!

Трехосный великан загудел и медленно тронулся с места.

Чуть не два десятка грузовиков один за другим углубились в лес.

Автомобили, велосипеды, носильщики с коромыслами на плечах сплошным потоком двигались по дороге; окрики, смех и ругань смешивались с гулом моторов и шумом колес.

Хоа, стоявший у дороги со своим автоматом, крикнул шоферу последнего грузовика:

— Сзади еще есть машины?

— Полно!

Вернувшись к дереву, под которым сидел Суан, Хоа вздохнул:

— Ну, теперь позагораем у парома!

В просвете между облаками вспыхнули две ракеты, через минуту — еще одна.

Ракеты медленно плыли по небу, оставляя за собой белые хвосты дыма. Алые и желтые вспышки понеслись вверх к облакам, точно метлой прочесывая небо из конца в конец. С высоты метнулись вниз красные языки пламени, и несколько секунд спустя загрохотали взрывы.

— Сейчас он улетит обратно, — пробормотал Хоа.

Самолеты, гудя, ушли в сторону переправы. В лесу мерцало неясное сияние угасавших ракет. Дык, Суан и Хоа сидели молча. Не сговариваясь, они подумали о последних грузовиках из автоколонны. Не накрыло ли их бомбами там, на открытых, поросших травою холмах?..

— Уф, наконец-то добрался! — весело закричал Виен, сходя с раскисшей от дождя тропинки. — Дорогу развезло, чуть шею не свернул! — Он обернулся назад: — Эй, сестрица Лить, идите сюда! — И снова обратился к своим спутникам: — Ну как, заждались? Я вам еще пассажирку привел.

К машине подошла женщина с рюкзаком за плечами. На голове у нее был нон, штаны закатаны выше колен, в руках она несла резиновые сандалии.

Не успели они усесться в машине, как Хоа дал газ. На заднем сиденье Лить пыталась пристроить свой нон и рюкзак.

— Скажите, Виен, потери сегодня большие? — обернувшись, спросил Суан.

— Да не очень. Он сбросил двадцать четыре бомбы и снова разбил дорогу. Придется восстанавливать. Но люди успели разбежаться, только несколько парней заработали синяки. Ущерб, конечно, есть: убило пять коров и двух буйволов, сгорел старый дом из листьев на стройплощадке… А вы, Лить, — повернулся он к женщине, — во время бомбежки были в больнице?

— Да… — Голос ее прерывался. — Видите, Виен, заставили меня бежать всю дорогу, теперь никак дух не переведу!

Она чуть слышно засмеялась.

В темноте Суан увидел только, как Лить, подняв руку, перебросила за спину свои длинные волосы.

Уже недалеко от переправы их застиг ливень. «Газик» пробирался по дороге сквозь плотную стену дождя, ловко лавируя между огромными грузовиками. Неожиданно он затормозил, едва не уткнувшись радиатором в шлагбаум. Суан и его спутники разглядели слабый желтоватый огонек коптилки в хижине на обочине дороги.

— Чья машина?

— ПВО! Пропустите на паром, товарищи.

— Подождите.

Человек невысокого роста, в ноне и нейлоновой накидке вышел из хижины с фонарем в руке. Он подошел к машине и поднял фонарь. И тут Суан увидел, что перед ним стоит девушка лет двадцати. За спиной у нее была винтовка, повернутая стволом вниз. В лучах фонаря под широкими полями нона, с которых струйками стекала вода, можно было разглядеть нежный румянец на ее щеках.

— Вот пропуск, — торопливо сказал Хоа. — Переправьте нас, пожалуйста, поскорее.

Девушка покосилась на карточку с надписью «особо срочно» и оглядела сидящих в машине.

— Поезжайте скорей, товарищи, успеете на этот рейс. Как доедете туда, где много воронок, берите налево, в объезд.

Она отошла назад и подняла шлагбаум. «Газик» рванулся с места. Суан, наклонившись, успел заметить, как фигура девушки исчезла за пеленой дождя.

Дождь шумел по-прежнему, но стало чуть светлее, на землю падали неясные серебристые блики. Наверно, за расходившимися тучами взошла, как всегда в конце месяца, поздняя луна.

В тусклом туманном мареве Суан и его спутники увидели разрушенную деревню. С обуглившихся стволов арековых пальм свисали почерневшие скрюченные листья. Остатки кирпичных стен торчали среди щебня, мусора, осколков посуды и черепицы, усыпавших землю. Повсюду — глубокие черные пасти воронок. А поближе к дороге щетинился обгоревший бамбук.

Люди в машине умолкли.

Разве забудешь вас, бамбуковые заросли родных долин! Зелеными изгородями прикрываете вы каждую вьетнамскую деревушку.

Сколько раз вас выжигали дотла, но люди сажали вас снова и снова!..

Сколько раз вырубали вас, но вы поднимались вновь!..

Сколько обломков железа в земле под фундаментом каждого дома!..

Сколько черных слоев золы под корнями каждого дерева!..

В памяти Суана вдруг всплыли картины прошлого… Заброшенные рисовые поля, холодная лунная ночь у форта Тху-кук в сорок седьмом… Покинутая деревня, заросшая травою в рост человека, а в воздухе — запах цветущих апельсинов… Этот запах преследует его до сих пор!

Чего только не довелось испытать людям на нашей земле! И эту землю янки хотят заграбастать? Какая тупость и какая подлость!

Хоа, не отрываясь от баранки, пробормотал:

— Эх, попался бы мне хоть один подбитый янки, я б ему выдал! И все было бы по правилам!

Дык, молча прислушивавшийся к разговору, вдруг вспомнил американского летчика, сбитого в бою у Дой-шим. Он казался великаном в своем широком жестком комбинезоне. На его наголо обритом черепе бросались в глаза низкий обезьяний лоб и оттопыренные мясистые уши. Брови, нависшие над глазами, то грозно хмурились, то растерянно выгибались кверху, толстые ручищи с огромными кулаками неуклюже тянулись «по швам». Летчик — он был в чине лейтенанта — старался держаться высокомерно и невозмутимо, но ему плохо удавалось скрыть терзавший его страх. Когда конвоир повысил голос, он вздрогнул и обернулся, побледнев до синевы, точно приговоренный к смерти. Убедившись, что никто не собирается его убивать, он зашагал дальше…

— Правильно! Всю эту банду реактивщиков перестрелять мало! — сказал Дык, презрительно скривив губы.

«Он прав, — думал Суан. — Каждый ребенок, у которого янки убили родителей, вырастет с незаживающей раной в сердце, в самом сокровенном его уголке. Дома можно отстроить, деревья и цветы — посадить заново, но эти раны никто и никогда не залечит!»