Пора на работу и мне.

Машина уже у калитки. Почти все левое окошко занимают нос и улыбка Хасана, шофера ИННК — Иракской национальной нефтяной компании, выделенного в распоряжение советской изыскательской группы. Я цветисто — по-моему, в лучших традициях — здороваюсь. Хасан отвечает по-русски и довольно смеется: «Зен, мистер Гриша, хорошо». С первого дня нашего знакомства учим друг друга, и у обоих успехи налицо. Я уже могу без помощи английского объяснить, куда мне надо и во сколько, а Хасан, узнав, что я женат, вполне по-дружески осудил за то, что у меня только один ребенок. Правда, сокрушенно признался Хасан, и сам он недалеко от меня ушел: в тридцать шесть лет — только шестеро детей. У отца в эти годы было уже четырнадцать...

У конторы стоят автомашины; иракские рабочие весело переговариваются, ожидая, когда советские «хубара» — специалисты — закончат утреннюю планерку. Руководитель нашего проекта Борис Тихонович Садовский — изыскатель со стажем. Он работал в Поволжье, Казахстане, Сибири, несколько лет трудился на строительстве Братской ГЭС. Теперь ему поручено возглавить изыскательские работы для одного из самых крупных объектов советско-иракского сотрудничества: закачку воды на нефтяном месторождении Румейла на юге Ирака, близ города Басра.

Суть проекта проста — за счет закачки воды из протоки Гармат-Али в нефтеносный пласт поднять давление нефти и тем самым увеличить добычу. Однако за простотой идеи кроется невероятно сложное исполнение: сотни километров нефтепровода и водоводов, насосные станции, сепарационные пункты, колоссальные водозаборные и очистные сооружения... Но для того, чтобы начать проектировать, нужны изыскания: изучение и оценка условий, выбор оптимальных вариантов. Работают прежде всего геодезисты и геологи. И все-таки, хотя дел бездна, это лишь предисловие к главному.

Сковородка на сковороде

Хамсин — это не самум и не торнадо. Ничего необузданного и неожиданного в нем нет. Людей не заносит в пустыне, погонщики караванов не падают на колени, чтобы вознести аллаху последнюю молитву, с домов не срывает крыши, и вырванные с корнем деревья не носятся по воздуху. Хамсин — просто сильный, удручающе ровный, обычно восточный ветер, поднимающий тучи песка и пыли, и когда он разыгрывается, то видимость не более пяти метров, а лобовое стекло «уазика» через неделю перестает быть прозрачным.

Для геодезистов в это время полевые работы невозможны. Но сроки и графики не учитывают дни погожие и непогожие, поэтому стоит только выдаться нескольким спокойным дням, наши геодезисты из Новосибирска, Волгограда, Бугульмы, Иванова, Москвы, Орла выходят в своих белых кепочках на потрескавшиеся от жары пески иракского месторождения Румейла и работают с первых прохладных минут рассвета до тех пор, пока измученное собственным пылом солнце не свалится за оранжевый горизонт.

В один из таких тихих дней мне пришлось побывать на участке, где работали геодезист Виктор Татарчук и его бригада — два рабочих-иракца и водитель. Труд геодезиста вообще нелегок, но насколько же он тяжел и изнурителен при 50-градусной жаре!

Замеры, переход с теодолитом и рейкой на плече, записи в блокноте, металлические знаки и бетонные репера, которые надо загонять в неподатливый, загипсованный грунт кувалдой, снова замеры, и так много раз, пока от предельных температур и нагрузок сердце не заколотится как сумасшедшее, а глаза под темными стеклами солнцезащитных очков не начнет невыносимо щипать от соленого, струйками стекающего со лба пота.

Тогда бригадир делает перерыв, и, укрывшись в душной тени брезента над кузовом «пикапа», все умываются из большого, с утра заправленного ледяной водой термоса. Никто не пьет, все только споласкивают рот и смачивают губы — чувствуется пустынный опыт. Затем, присев, иракцы с удовольствием закуривают, а Виктор, убежденный противник никотина и алкоголя, достает из «пикапа» большую алюминиевую сковородку и ставит ее на песок чуть в стороне от машины.

Виктору повезло с бригадой: понимают его с полуслова, работают слаженно, добросовестно. Татарчук только машет рукой: видел бы я их четыре месяца назад, когда он с помощью русско-арабского разговорника старался внушить ошеломленным обилием терминов иракцам, что такое теодолит, репер, вешка, отметка. И как долго рабочие не могли взять в толк, почему рейку надо держать вверх ногами и отчего когда требуется башмак, то надо нести треугольную подставку с шипами, а не снимать с ноги обувь. И только когда бригада выработала свой, не укладывающийся в правила грамматики русско-арабско-геодезический жаргон, работа сдвинулась с мертвой точки.

— Керим, лязим акель! Есть пора! — кричит Татарчук высокому, как-то даже щеголевато для пустыни выглядящему молодому рабочему.

Керим достает из сумки бутылку с растительным маслом, яйца и направляется к выставленной на солнце сковородке. Работая ножом, как смычком, Керим колет яйца. Шипение, дразнящий аромат — и через несколько минут блюдо готово. Мы уписываем превосходную, отлично зажаренную глазунью прямо со сковородки, и наш аппетит ничуть не умаляет сознание того, что сами мы сидим в центре другой, не менее горячей сковороды — иракского нефтяного месторождения Северной Румейлы.

Странный город Басра

Машина неторопливо едет по улице Ватан, что в переводе значит «Государственная». Слева и справа мелькают магазины, ресторанчики, агентства авиакомпаний. Автомобили всевозможных марок и расцветок. Пестро. Летняя Басра.

В 636 году халиф Омар, чтобы преградить персам путь к Персидскому заливу и, таким образом, в Индию, основал город Бассору, известный теперь как Басра. Ключевое положение города обеспечило ему бурную и насыщенную событиями историю. Город стал средоточием философов и поэтов, здесь собирались на диспуты мудрецы, сюда съезжались врачеватели и звездочеты. За него шла постоянная борьба, он переходил из рук в руки. Басрой правили и халиф Рашид, и монголы, и турки-сельджуки, и султаны Османской империи. В 1914 году город у турок отобрали англичане и включили в состав британского Ирака.

В тридцатых годах нашего столетия Басра стала центром зарождающегося в Ираке рабочего движения: в городе проходили крупные забастовки и выступления против колониального режима. Во время последней мировой войны через реку Шатт-эль-Араб был построен мост, соединивший Басру с левым, иранским берегом. Мост еще стоит — деревянный, почерневший, опирающийся своей серединой на поросший финиковыми пальмами остров. Знаменитый остров. Отсюда, если верить «Тысяче и одной ночи», отправлялся в свои путешествия купец Синдбад.

Третий по населению город страны, Васра практически вся состоит из небольших двухэтажных домиков и поэтому занимает солидную площадь: чтобы проехать через нее на машине, понадобится почти час. Каждый крупный город многолик, запутан сложным переплетением старого и нового, но человек наблюдательный и хоть немного проживший в нем сумеет сориентироваться по мелким, этому городу свойственным деталям.

В Басре можно ориентироваться по запаху. Пахнет сухой, слегка отдающей бензином пылью — значит, это район Газара, где расположена центральная автозаправочная станция. В воздухе повис тяжелый, щиплющий горло и разъедающий глаза аромат пряностей — вы подъехали к тыльной стороне базара, где торгуют самыми изощренными приправами и смесями из специй: корицы, шафрана, различных перцев и карри, тамаринда, мускатного ореха, гвоздики». Только не спешите к лавкам за экзотическими пряностями, пока твердо не заучите их арабские названия. А то вы вполне можете устроить обед с подливкой из корня от облысения или с соусом из травы от бессонницы и дурного глаза: лекарственные растения лежат у торговцев на тех же лотках.

Потянуло сырой, затхлой гнилостью — поблизости район Баб-аз-Зубейр. А если повеяло речной свежестью, к которой примешивается легкий запах цветов и зелени, то это Макель — самый, пожалуй, чистый и уютный район Басры, выстроенный для работников речного порта и их семей.