— Ловко, но меня-то ты не обманешь, Мышка.

Вырвавшись, она проговорила:

— Я никого не собиралась обманывать. Я старалась быть честной.

— Я уже сказал: ловко. Но не более. — Он обнаружил, что беседует с ее спиной, ибо Тэйлор в это время деловито отыскивала на полу свои сапожки. — Если ты не хочешь семьи, то чего же ты хочешь, Тэйлор? Чего, как ты опасаешься, я не смогу тебе дать?

Тэйлор замерла. Вопрос попал в точку, и ей на сердце словно лег камень. Случайно или нет, но он задел самое больное место. Она почувствовала, что Дрю смотрит на нее, точно волк, выслеживающий отбившегося от стада ягненка, — уверенный в себе, но вечно голодный и поджидающий неверного шага.

Понуждая себя к действию, она подняла с пола замшевые сапожки, лежавшие именно там, куда она их кинула, — под обеденным столом. И только тогда, когда она их натянула, у нее хватило мужества посмотреть ему прямо в глаза. Из дальнего конца комнаты она ощущала возникшую между ними напряженность, а он терпеливо и внимательно ждал. Он никуда не спешил, он знал, что ответ неизбежен.

Она вздернула подбородок, стиснула кулаки и опустила руки по швам.

— Ты хочешь знать, чего ты неспособен мне дать? Уверенности.

— Не понимаю.

— Все очень просто. Если я свяжусь с тобой, то никогда не буду чувствовать себя уверенно.

— Но почему? — спросил он.

— Потому, что никогда не буду знать, хочешь ли ты меня ради меня самой, или ты хочешь меня из-за Ноя.

Как только она произнесла это, Дрю почувствовал себя, как сопляк, превращенный в отбивную на профессиональном ринге. К чертовой бабушке, он ведь даже не в состоянии защищаться! Ибо его чувства к ней теснейшим образом переплетались с тем, что ему хотелось для Ноя. Он запустил в волосы пятерню и попытался отделить одно от другого.

Тэйлор была горячей, нежной, остроумной, шикарной, преисполненной сострадания. Конечно, ему хотелось бы обрести ее для самого себя. Он уже давным-давно хотел обрести ее для себя, задолго до того, как появился на свет Ной, задолго до того, как он обрел право мечтать о том, как проснется с нею в одной постели. Не то, чтобы он хотел призвать на помощь все силы ада и убедить ее столь прямолинейным заявлением. Даже если он и попытается, Тэйлор не из тех, кто оценивает людей по их обещаниям, — только по их делам. Внутри у него все похолодело. Пока что у нее, благодаря его словам и поступкам, множество оснований полагать, что он ее просто-напросто использует в качестве эрзац-мамы для Ноя.

Приняв в душе решение, он сказал:

— Тогда нам остается разрешить одну-единственную проблему.

— Какую же? — тревожно спросила она. Он похоже, перешел в наступление и, преисполненный решимости, вознамерился завоевать ее.

— Приучить тебя к мысли.

— Какой именно мысли?

— Что я хочу тебя для себя. — И он решил воспользоваться тем, что она все время от него пятилась. — Что я хочу тебя. Что я всегда хотел тебя. И буду хотеть. В любом грамматическом времени, в любом смысле этого слова. — Он остановился и якобы удивленно воскликнул: — Не может быть! Погляди-ка. Ты же под омелой!

Господи, да это как раз то самое место, где мне меньше всего надлежит быть, напомнила она себе. Дрю считает, что омела дает ему неограниченное право срывать поцелуи, а эти могучие поцелуи, в свою очередь, лишают ее способности сопротивляться. Сделав еще один шаг назад, она заявила:

— Но ненадолго. Я стараюсь учиться на собственных ошибках, чтобы не попасть в беду.

— Тогда как насчет поцелуйчика на дорожку? — Дрю не стал дожидаться ответа. Он ухватил ее за локоть и подтянул к себе, и тут руки его стали вытягивать у нее блузку из джинсов, а рот прилип к ее рту.

Ему трудно было сказать, был ли вырвавшийся у нее звук в тот момент, когда он забрал в ладонь ее грудь, вызван неожиданностью, радостью, предвкушением, или сочетанием всех этих трех ощущений. Мягкая плоть заполнила его руку, пробудила к жизни все его чувства, когда грудь ее поначалу с силой вдавилась в ладонь, а потом слегка отстранилась, точно Тэйлор не в состоянии была принять решение. Лифчик ее, казалось, был изготовлен из воздушной паутины, ибо оказался совершенно невесом, очутившись между его большим пальцем и ее напрягшимся соском.

Но одного поцелуя было для Дрю мало. Он позволил своим губам блуждающе спуститься к ее шее, а руке — взять в кольцо ее бедро, поддерживая сзади. Незаметным движением он слегка согнулся в коленях, обхватил ими одну из ее ног и прижал к своему бедру, подставляя прикосновению восставшую плоть, как только он вновь выпрямился. Медленно он гладил оттопыренным краем ширинки источник ее жара, укрывшийся под джинсами.

У Тэйлор перехватило дыхание. Прикосновение было бледной копией настоящего акта, но, тем не менее, эффективной, подсказывающей ей, как их телам слиться в еще более совершенном объятии. Она инстинктивно слегка развела ноги, и Дрю ответил, подаваясь сильнее. Зола костра, который ей ранее удалось загасить, стала тлеть, распространяя по всему ее телу пыл желания.

Одной рукой обнимая ее и поддерживая, а другой обхватив ее колено, Дрю использовал эти точки опоры, чтобы приблизить их обоих в максимальной степени к тому, чего они желали на самом деле. Их все еще обволакивала тишина дома, и нарушалась она лишь их неровным дыханием, усиливавшимся по мере того, как он вдавливался в нее. Желая прижаться к ней еще ближе, Дрю тихо выругался и отнял от нее руки, чтобы избавиться от свитера и майки. Глаза у нее расширились, а рот полуоткрылся, когда она на него поглядела.

Тэйлор осознавала, что пялится на него, но ничего не могла с собой поделать. Давние фантазии и могучее биение между ног лишали ее способности двигаться. Гладкие, темные волосы покрывали его грудь и витками опоясывали соски, обрамляли, точно стрелками, живот, плоский, как гладильная доска, а затем сливались в тоненькую линию, уходившую под джинсы. А взгляд ее как бы продолжал эту линию.

— Тебе не следует так на меня смотреть, Мышка, — тихо предостерег он. Через миг он ухватил ее за запястье. Подтащив к кухонному столу, он ее на него опрокинул и сам устроился между ее бедер.

Они оба все еще были в одежде, но каким-то образом эта поза была более удовлетворительной для Тэйлор. Руки ее могли свободно шарить по его животу, вбирать в себя жесткость его волос и напряженность его мускулов. Узенькая полоска волос побуждала ее начать изыскания ниже пояса.

Она действовала, повинуясь одному лишь инстинкту, все рациональное отлете то от нее в тот самый миг, когда ее ладони коснулись его горячей кожи. Ее еще никогда не целовал такой мужчина, который бы заставил ее совершенно позабыть об окружающем мире. Она вовсе не была настроена остановиться или подумать о последствиях.

Дрю опять притянул ее к себе, наслаждаясь прикосновениями к ней, к мягкой хлопчатобумажной ткани блузки, прижавшейся к нему вместе с ее обладательницей, к вдавившимся в него грудям, что могло бы стать прелюдией того, как они окажутся вместе, тело к телу. Руки ее скользнули вверх по его животу и поднялись еще выше, как бы разделяя их тела. И когда она кончиками пальцев прикоснулась к его соскам, он перестал ласкать ей затылок и прижался к ней лбом. Волосы ее приняли его руки, погрузившиеся в напрасной попытке успокоить себя и дать разрядиться ей.

Но то, как она прикасалась к столь чувствительным местам у него на теле, разрушило все его добрые намерения. Схватившись за ее блузку, он стянул ее через голову и расстегнул находящуюся спереди застежку лифчика, влекомый желанием детально изучить ее тело. И когда он стянул шелковые чашечки и раскрыл ее, то она с шумом втянула в себя воздух, а он, вместо того, чтобы на время остыть, возбудился еще больше. Кончиками пальцев он забегал у нее по ключицам, как только позволил себе взглянуть на свою добычу.

Внезапно от прикосновения к верхушкам обнаженных грудей и от ощущения тяжести покоящегося на ладонях живого груза он испытал невероятное наслаждение, и тут он стал опускать голову. Все его тело переполнила радость, как только она задышала с дрожью и запустила пальцы ему в волосы. Он провел языком по ее соску, и ему показалось что он никогда от него не оторвется. Она же выгнула спину, подавая недвусмысленный сигнал, что хочет чего-то большего, чем прикосновения ртом.