Тем временем дела римлян пришли в полный беспорядок, и гражданская война в Италии столь расширилась, что Веспасиан, всесто того, чтобы идти на Иерусалим, оставался в Кесарии, держа в готовности легионы на случай необходимого действия. Не успели пройти несколько месяцев, как в Риме на форуме был убит Гальба. Императором стал Отон. Но на этом несчастья Рима не закончились. Легионеры, находящиеся в Германии под командованием Вителлия, не желавшие признавать Отона, взбунтовались и выступили против императора, разбив его войска и вынудили его покончить жизнь самоубийством. В Италии воцарилась такая неразбериха, что оба, и Тит и Муциан уговаривали Веспасиана идти на Рим, потому что выходки Вителлия было до того скандальны, что казалось, он станет вторым Нероном.
— Этот обжора проглотит всю империю! — кричал Муциан. — Он устраивает по четыре пира в день и каждый стоит четыреста тысяч сестерциев. Да ведь просто для того, чтобы отпраздновать его прибытие в Рим, ему подали две тысячи отборных рыб и семь тысяч птиц. В одном блюде он смешивает печень щуки, мозг фазана и павлина, молоки миноги и языки фламинго — все это доставляет ему на специальных тритемах со всех концов империи, от Парфии до Геркулесовых Столбов. Он столь же жесток, сколь и жаден, и столь же ленив, сколь и жесток. Неужели ты будешь сидеть и бездействовать, когда богатство империи исчезает в желудке этого обжоры?
Тут Веспасиан вздохнул, ведь он был скуповат, и всякая расточительность сильно расстраивала его. И все же, когда его принялись с большим жаром уговаривать принять титул Цезаря и выступить против Вителлия, он сморщился и шутливо объявил, что поседев среди опасностей войны, он хочет мирно умереть в своей постели.
— Вспомните, — говорил он, — как умирали Цезари. Со времен Тиберия ни один из них не умирал естественной смертью. Разве Калигула не был заколот, а Клавдий отравлен, Нерон принужден покончить с собой, Гальба убит, а Отон тоже доведен до самоубийства? И я должен добавить к списку жертв еще и имя Веспасиана?
Так он отвергал наши предложения.
Когда офицеры узнали о решении Веспасиана, они были вне себя от гнева, потому что были твердо убеждены, что их командующий должен стать императором. К тому же в то время существовало множество пророчеств, что в Иудее появится великий царь и будет править миром, это пророчество евреи принимали на счет своего Мессии, а наши легионеры относили к Веспасиану. Из-за того что он отклонил такую великую честь около сотни солдат вне себя от гнева ворвались во дворец прокуратора и окружили Веспасиана, приставив свои мечи к его горлу и поклялись, что вонзят их в его плоть, если он не примет титула Цезаря. А он с благородством и юмором, редким в столь неприятный момент, попросил их убрать свои мечи, потому что они его щекочут. А затем в мгновенье ока он назвал их многими нелестными именами за то, что они дерзнули щекотать своими мечами шею их старого полководца.
— Но раз уж я умру в любом случае, — сказал он, — я могу принять ваше предложение и умереть Цезарем.
После его слов они чуть не сошли с ума от радости. Подняв его на плечи, они пронесли его по всему лагерю, а затем по главным улицам Кесарии. И весь город гремел от криков «Слава Цезарю!», и всю ночь длилось ликование, потому что солдаты обожали Веспасиана.
Несколько днями позже, когда все было готово к его отправке в Италию, чтобы вести легионы в Мезии[43] против Вителлия, Веспасиан вызвал меня и велел своим слугам привести и Иосифа. Повернувшись к своему сыну Титу, стоящему рядом, он сказал:
— Разве не должен этот замечательный предсказатель, который так правдиво предвидел будущего, быть освобожден от своих уз и получить свободу?
Он вызвал кузнеца, и железные цепи были сбиты с ног Иосифа. Затем Веспасиан спросил, как долго будет править в качестве Цезаря, что смутило Иосифа, так как в этот момент его пророческая сила не действовала. Но учтя возраст Веспасиана, он сделал предположение и сказал, что десять лет, и это было не так уж и далеко от истины.
Веспасиан передал Титу всю задачу по завершению войны в Иудее и дал ему несколько дельных советов.
— Старайся, — говорил он, — как можно меньше разрушать. Разоренные провинции не могут платить. Ты не сможешь выдоить корову, если отсечешь ей вымя.
Таким был типичный деревенский юмор Веспасиана, а также его заботы о деньгах, ведь он понимал необходимость доходов. Позднее, став Цезарем, он установил плату за общественные туалеты, не считая эту субстанцию столь низкой, чтоб ее нельзя было трансформировать в золото.
Что же до дальнейших действий Веспасиана, о том, как его сторонники разбили силы Вителлия у Кремоны и убили в Риме самого Вителлия, то все эти события хорошо отображены другими авторами и не имеют связи с моим рассказом, за исключением того, что они показывают правдивость пророчества Иосифа. Для римлян возвышение Веспасиана означало окончания длиной ночи ужаса и жестокости, длившейся почти пятьдесят лет — практически с последнего периода правления Тиберия. Но если над Римом солнце восходило, то оно заходило над Иерусалимом, причем так трагично и в такой крови, что я был обеспокоин.
Лишь к весне первого года правления Веспасиана[44] Тит смог наконец приступить к последней фазе компании в Иудее, так как неясность исхода борьбы Веспасиана с Вителлием заставляла его держать свои легионы в постоянной боеготовности, чтобы в случае нужды бросить их на помощь отцу. Однако к весне все было готово, легионы отдохнули и получили подкрепление, и стальная петля римской силы готова была захлебнуться вокруг города. Об условиях жизни в Иерусалиме, восторжествовавших в то время, поведал мне Горион бен Никодим, бежавший из города и нашедший убежище у римлян за пару дней до начала нашей кампании в Иудее. Горион бен Никодим был одним из тех молодых еврейских аристократов, что в добрые старые довоенные времена посещал пиры Мариамны, и которого вместе с другими послами Синедрион отправил дать клятву Метилию в тот роковой день сдачи дворца Ирода. Этот человек, отчаявшись от существующего положения вещей и обнаружив, что подвергается постоянной опасности погибнуть из-за своей принадлежности к партии друзей Рима, в конце концов бежал из Иерусалима и укрылся в горах. Окрестности Иерусалима были до того опустошены, что даже дикие звери умирали в полях, и он добрался до Кесарии, находясь на грани голодной смерти. Запасы, которые он взял с собой из города, были украдены разбойниками, которые чуть ли не до смерти избили его. Когда солдаты обнаружили его, ползущего по брусчатке перед дворцом прокуратора, так как он был слишком слаб, чтобы стоять, они отнесли его, как он и просил, к Титу. Я как раз был там, когда его внесли в комнату, и я даже не узнал в этом оборванном, окровавленном скелете того самого Гориона бен Никодима, который когда-то пировал у Мариамны, надушенный и напомаженный, с бородой, завитой по моде халдеев, наряде, сотканном из серебряных нитей. Когда ое увидел меня, его глаза расширились от ужаса, ведь он думал, что я призрак, восставший из мертвых, чтобы преследовать его. Он сам видел, как меня убили во время избиения римского гарнизона, и как Мариамна вынесла меня за город, чтобы там похоронить. Взяв его за руку, я успокоил его и заявил, что ему не надо бояться, что рана, полученная мною от Элеазара, не была смертельной. Затем я обратился к Титу и попросил разрешения взять Гориона бен Никодима, перевязать его раны, накормить и напоить его, прежде чем он поведает нам о событиях в Иерусалиме.
Когда позднее мы вновь собрались в зале с колоннами, из которого открывался вид на гавань Кесарии, мы ожидали рассказа Гориона бен Никодима. Он частично оправившись в результате заботы врача-грека, принадлежащего Титу, полулежал среди нас, его лицо поблескивало от притираний, глаза были все еще впалыми и хранили выражения человека, который видел такое, что лучше бы забыть. Воздев руки к небесам, он оплакивал оставленный город, говоря:
