— Никогда! — с презрением бросила она, не в состоянии освободиться от его хватких рук и сопротивляясь ему, несмотря на цепи.

Он улыбнулся, и она могла поклясться, что улыбка его была сочувственной.

— Не говори глупостей, ведь ты неглупая женщина, — нежно упрекнул он ее. — Я увидел и захотел тебя. Я человек, который привык получать все, что хочет. Знаю, что ты понимаешь это, потому что ты не такая безмозглая или скучная, как эти три милые девицы, которые услуживают мне. — Его большие пальцы настойчиво терли ее соски. — Я могу быть терпеливым, Накш. Я хочу, чтобы ты захотела меня, до того как я возьму тебя. Наше обоюдное удовольствие будет от этого еще больше. — Он поцеловал ее в губы.

— Желать вас? Я никогда не захочу вас! — прошипела она, откидывая голову назад. — Вы сумасшедший, если рассчитываете на такое! — Она не знала, сколько еще может выносить его руки на своем теле, потому что ее приводили в смущение ее противоречивые чувства. Она ненавидела его, тем не менее его руки возбуждали.

— Ты уже хочешь меня. Ты еще недостаточно опытна, чтобы понять это, — насмешливо сказал он, убрав руку с ее груди и просунув ее между бедер, накрывая ладонью ее бугорок Венеры. Его палец легко проник внутрь, и она стала отчаянно извиваться, чтобы избавиться от этого издевательства.

— Ты уже истекаешь любовными соками, — пробормотал он, наклоняясь вперед, чтобы прошептать эти слова ей в лицо. — К тебе подкрадываются желания, которые ты сама не понимаешь. Как только твои мысли придут в согласие с твоим изумительным телом, в этот самый миг ты будешь готова принять меня.

Он отступил от нее на шаг и положил палец, которым дразнил ее, себе в рот, выразительно посасывая его и не отрывая глаз от своей пленницы.

— Ты свежа, как море, — объявил он ей. А потом резко отвернулся и вернулся к трем девушкам, которые ждали его на большой кровати.

Валентину трясло. Она неожиданно и необъяснимо испугалась. Суть его слов обожгла ее как огонь, выжигающий сухое поле. Она отвергала его всей своей душой, но, как оказалось, ее тело не подчинялось ей. Это тело начало откликаться на этого страшного мужчину, на его похотливые желания. Как могло быть такое? Она понимала, когда ее тело отзывается на действия любимого мужчины, но как могло оно откликаться так откровенно на действия человека, которого она ненавидела?

Чикала-заде-паша подмял под себя красивую Гюльфем. Глядя на Валентину, он взгромоздился на девушку.

Медленными, глубокими толчками своего могучего члена он приводил в изнеможение наложницу. Две другие девушки, сидящие на корточках с каждой стороны кровати, алчно наблюдали за своим господином и его избранницей. Блестящие глаза визиря ни на минуту не отрывались от Валентины, пока он удовлетворял свою похоть, и, к своему ужасу, Валентина угадала его мысли. Ему хотелось, чтобы сейчас под ним была она, и он представлял себе, что так оно и есть!

— Под нашим господином и хозяином могла быть ты, Накш, — прошептал Шакир, усиливая ее смятенное состояние. — Отдайся ему, и он сделает тебя счастливейшей из смертных.

— Оставь меня, — простонала Валентина. Великий Боже! Вид Чикала-заде-паши, совокупляющегося с Гюльфем, был отвратительно возбуждающим!

— Он подобен быку, наш хозяин! Неистощимый и искусный в обращении со своим огромным копьем, — шептал со знанием дела Шакир. — Ты, у которой был муж и жених, понимаешь в мужчинах. Мужской член нашего господина гораздо больше, чем у простых смертных, Накш. Ты же видишь это! Ты понимаешь! Представь, как он погружает свое копье в твои сладкие, ноющие глубины!

— Не-е-ет! — всхлипнула Валентина, изо всех сил пытаясь разорвать свои оковы.

— Даря тебе то, чего ты никогда не чувствовала, — продолжал евнух, горячо дыша ей в ухо. — Доставляя тебе сладкое удовлетворение, какого ты никогда раньше не знала! Ты его раба, Накш! Отдайся ему, и ты попадешь в рай!

Светлые серо-голубые глаза Чикала-заде-паши сверлили глаза Валентины, пока Шакир нашептывал ей свою молитву похоти. Она видела, как сильно хочет ее визирь, даже тогда, когда берет другую женщину. Сила его голодного желания перехватила ее дыхание. Беспомощно всхлипнув, Валентина потеряла сознание. Ее голова упала ей на грудь.

— Она упала в обморок, господин, — сказал евнух, точно определив ее состояние. — Что вы хотите, чтобы я сделал с ней?

— Освободи ее от оков и положи на кровать, — приказал визирь слуге.

С помощью одного из младших евнухов, ожидающих в полумраке, Шакир отвязал Валентину и положил ее на большую кровать. Потом он отошел к стене вместе с младшим евнухом. Там они сели на корточки, готовые прийти на помощь по первому зову.

— Бедная Накш, — сказала добрая Гюльфем. — Только вы, господин, можете утешить ее. Зачем она противится своей судьбе? Принадлежать вам, господин, — значит познать рай на земле. Неужели она не понимает?

Хазаде и Сах закивали в знак согласия.

Чикала-заде-паша улыбнулся своим трем нежным и покорным наложницам.

— Ей очень нужно утешение, цветы мои, но еще не сейчас. Накш упряма и чересчур горда. Она должна понять, как это поняли вы, что ее обязанность в жизни — доставлять мне удовольствие. Ничего больше. Разве не ради меня вы живете? — грозно спросил он.

— О да, господин! — сказала Гюльфем, говоря за всех них. Она упала на пол и покрыла поцелуями его ноги.

— Тогда вы поможете мне научить Накш тому, что, кажется, является для нее очень трудным уроком, — сказал визирь. Он переключил свое внимание на красавицу, лежащую на середине кровати. Ни одна женщина после Инсили не приводила его в такой восторг. Она нисколько не походила на Инсили, у которой были золотисто-рыжие волосы и зеленые, как листья, глаза. Так что же было в этой женщине, что его так тянуло к ней? Нет, не тянуло, а околдовывало вопреки здравому смыслу!

Валентина открыла свои фиалковые глаза. Первое мгновение она смотрела удивленно. Потом на ее лице появилось выражение гневного разочарования и пренебрежения.

Я понимаю, думал визирь возбужденно, дело не только в ее красоте, хотя, как и Инсили, красива она была необыкновенно. Именно это выражение открытого бунтарства возбуждало его. В этом плане она походила на Инсили. Он не встречал других таких женщин, потому что женщины должны быть нежными, а не дикими. Но необузданность Инсили и Накш необыкновенно возбуждала его чувственность.

Он ласково провел рукой по ее телу и глазами отдал указание другим девушкам. Две из них схватили Валентину за руки.

— Отпустите меня! — прорычала она на них. Голос ее был так свиреп, что они струсили. Но преданность своему господину была сильнее страха, и они крепко вцепились в ее руки.

— Не сопротивляйся, дорогая Накш, — умоляла ее Гюльфем. — Как ты можешь противиться прикосновению нашего господина Чикала-заде? Он самый искусный и замечательный любовник.

— Что ты можешь знать о любовниках, Гюльфем? — презрительно бросила Валентина девушке. — Сколько любовников было у тебя за твою короткую жизнь? Гюльфем была смертельно обижена.

— Я была невинной девственницей, когда поступила к своему господину, — сказала она робко. — Ни один мужчина, кроме моего возлюбленного господина, не знал меня.

— Значит, ты ничего не знаешь о любовниках, если тебе не с кем его сравнивать! Ты говоришь глупости, — презрительно бросила ей Валентина, безуспешно пытаясь увернуться от хищных рук визиря. — У меня был муж, и мой жених — это мой любовник! У меня есть кое-какой опыт. Никто, даже ваш хозяин, не умеет заниматься любовью так, как это делает со мной Патрик! Никто!

Три наложницы ахнули от возмущения. Эта женщина явно сошла с ума.

Чикала-заде-паша нагнулся, опасно приблизив губы к губам Валентины, и тихо сказал:

— У тебя злой язык, Накш. Ты не должна смущать трех моих невинных цветков. Тебе вскоре предстоит принять их суждение о любви, несмотря на твой обширный опыт. Никто, моя красавица, не сможет заниматься с тобой любовью так, как буду делать это я!

Его рот прикоснулся к ее губам, но, к ее удивлению — она ожидала грубости, — его поцелуй был нежным. Его рот легко скользил по ее губам, следуя их очертаниям, ощущая их упругость и сладость. Это глубоко потрясло ее.