Внезапный топот конских копыт известил о прибытии группы всадников. Женщины испуганно заталкивали детей в юрты, и лагерь опустел. Все мужчины, за исключением древних стариков, уехали с Великим ханом, потому что никто не мог допустить, что на лагерь Великого хана могут напасть.

Неожиданно оставшись в одиночестве, Валентина поняла, что она тоже должна искать убежище. Но было слишком поздно.

Она была окружена всадниками. Она никогда не видела таких тощих и грязных людей. Их крепкие маленькие статные лошади были такими поджарыми, ей казалось, что им трудно выдерживать вес всадников. На мужчинах были мешковатые штаны, рубашки и жилеты неопределенного цвета. На головах у всех были прямоугольные меховые шапки, и все они носили усы.

Один из мужчин ударом ноги в войлочном сапоге направил лошадь прямо в сторону Валентины. Он был такого же роста, как она, и ужасающе худ. Усы его были темными с сединой и свисали двумя узкими, длинными прядями. Его узкие, раскосые глаза были самой живой частью его лица, потому что они были злыми и в них горела ненависть. Он смотрел на нее из седла.

— Ты дочь Явид-хана, — сказал он без всякого вступления.

— К сожалению, я не дочь Явид-хана, — ответила она.

— Я твой дядя, Тимур-хан, и ты врешь мне, полукровная девка!

— Меня зовут Валентина Сен-Мишель, леди Бэрроуз, я англичанка, — ответила она. — Врать я не привыкла, Тимур-хан. Теперь прикажи своим людям убраться с моей дороги и дать мне пройти! — Струйка пота скользнула по спине, и ее сердце бешено забилось. Ее поразило, что она не потеряла дара речи от страха, еще может стоять, хотя колени мелко дрожали. Однако испуга она не выдала.

Тимур-хан смотрел на нее с яростью.

— Я убью тебя, сука, — холодно объявил он.

— Зачем тебе убивать меня? — спросила она. — Что я сделала? Зачем убивать совершенно незнакомого человека? — Еще минута, и она бы не выдержала. Валентина была уверена в этом, однако она продолжала стоять с гордым видом. Если ей предстоит умереть, она умрет, как подобает храброй англичанке.

— Ты дочь Явид-хана, а я не позволю, чтобы от моего брата на земле осталось хоть что-нибудь. Я был уверен, что уничтожил память о нем много лет назад! Ничего живого не должно остаться после Явид-хана, потому что тогда его жизнь продолжится, а я не допущу его бессмертия! Твой отец, да будет проклята его душа, отнял у меня все. Он украл у меня право первородства, мое место любимого старшего сына в сердцах родителей. Мое место Великого хана гирейских татар!

— Я не дочь Явид-хана! — крикнула Валентина.

— А я говорю, что ты его дочь! — возразил Тимур-хан и с этими словами он нагнулся, сильной рукой схватил Валентину, поднял и бросил ее вниз лицом на седло перед собой.

— Я убью тебя, моя красивая племянница, но сначала позабавлюсь с тобой. А после нашего кровосмешения с тобой будут развлекаться мои люди.

— Нет! — Борте Хатун появилась перед кольцом всадников, и они расступились перед ней. — Отпусти женщину. Она говорит правду. Я лично искала у нее родимое пятно, но его у нее нет. Твой шпион не дождался конца, чтобы узнать всю правду.

— Ты, конечно, будешь защищать отродье Явид-хана, не так ли, мать? — горько и презрительно спросил Тимур-хан. — Какая жалость, что ты так же не защищала моих детей. Разве их невинные души не преследуют тебя?

— Ты совсем не изменился? — свирепо спросила она его. — Ты ведь никогда, даже ребенком, не отвечал за свои поступки. Всегда виноватым был кто-то другой. Твои дети умерли много лет назад только из-за тебя.

— Нет! — Он простонал это слово, как будто ему было больно.

— Да! — сердито возразила его мать. — Ты никогда не мог выслушать правду, потому что ты трус! Стой и слушай меня сейчас, если осмелишься! Ни твой отец, ни я никогда не отдавали никакого предпочтения ни тебе, ни твоему брату. Мы видели, какие демоны терзали тебя с самого рождения, и, если тебе угодно, мы даже закрывали глаза на твои жестокие и необдуманные поступки. Все мы так делали! Явид, твои младшие сестры и братья, все мы! Когда ты так бессмысленно уничтожил дом Явида и его семью, твой отец хотел отомстить твоей семье, но Явид не позволил ему сделать это.

— Потому что он был слаб духом, — презрительно усмехнулся Тимур-хан.

— Потому что у него было сострадание, — крикнула Борте Хатун в лицо сыну. — Потому что он не считал, что твоя семья должна страдать из-за твоей жестокости! Он уехал из Крыма, надеясь, что это облегчит твои муки, но ты не успокоился. Ты нашел его и убил! Этого я никогда не прощу тебе! Женщина, которую ты перебросил через седло, не дочь твоего брата. Но она друг матери султана. Она вдова. Она приплыла в Каффу на корабле в сопровождении своих двоюродных братьев, чтобы облегчить свою скорбь о муже. Сафия доверила ей свое сообщение для меня, вот за этим она меня и разыскала.

— И все же, — ответил Тимур-хан, — слышали, как она говорила, что считает себя дочерью Явид-хана. Зачем ей было говорить такое, мать, если это не так?

— Ее мать была женой твоего брата в Стамбуле. Женщину звали Марджалла. Она была в городе в то утро, когда ты напал на дворец своего брата. Потом она вернулась в Англию. Поскольку она родила своему мужу-англичанину ребенка меньше чем через год после возвращения на родину, Марджалла не была уверена в том, кто отец ребенка. Вот почему эта молодая женщина приехала ко мне, и я внимательно проверила, есть ли у нее родимое пятно моей семьи. У нее его нет. Она не может быть дочерью Явид-хана. Ты знаешь об этом. У каждой из твоих дочерей было по родимому пятну, как и у всех моих дочерей, хотя ни у одного из детей твоего отца от других жен родимого пятна не было. Это доказывает, что она не моя внучка. Отпусти ее сейчас же!

— Нет, я отвезу ее в свой лагерь и там сам осмотрю. Мне кажется, что ты врешь мне, мать, чтобы защитить эту полукровную суку! Я слышал о ее путешествии из Каффы с солдатами оттоманского наместника. Ни одна иностранка не может быть такой искусной, если в ее жилах не течет татарская кровь. Это говорит о храбрости татарской женщины!

— Она англичанка! — крикнула Борте Хатун, и сейчас в ее голосе слышалось отчаяние.

Он услышал это и жестоко улыбнулся, наслаждаясь своим триумфом.

Борте Хатун увидела это удовольствие в глазах старшего сына и заставила себя забыть о жалости. Как мог этот человек так ненавидеть ее?

— Отпусти женщину. Мы отведем ее в мою юрту, где ты сможешь сам осмотреть ее, — уговаривала она.

— Нет, — многозначительно отказался он. — Но, возможно, я верну ее тебе, после того как отвезу в свой лагерь, поищу родимое пятно, о котором ты говоришь, и увижу, что его действительно нет. Передай Давлету, чтобы он не приближался к моему лагерю, прежде чем не пошлет гонца и не получит мое разрешение. Иначе я убью эту женщину, не задумываясь, даже если она и не дочь Явида. Ты поняла меня, мать?

Борте Хатун кивнула. Повернувшись, она прошла, расправив плечи, через окружавших ее всадников и, ни разу не обернувшись, вернулась в свое жилище.

Валентина лежала оглушенная и перепуганная поперек седла Тимур-хана, кровь стучала в ее голове, она начинала терять сознание. Она попыталась подняться, но безжалостная рука толкнула ее обратно.

— Лежи спокойно, сука. Побереги силы! Я хочу, чтобы ты была безудержной и непокорной позже, когда будешь развлекать меня. Я не люблю женщин, которые лежат просто как покорные животные, но ты ведь не такая, правда? — Он хихикнул. — Мы с тобой поборемся до самого конца, я позабочусь об этом! — Он пустил лошадь в галоп, и Валентина перестала сопротивляться, ее тело обмякло, потому что она потеряла сознание.

Тимур-хан рассмеялся.

— Племянница ты или нет, я намерен поиметь тебя, сука, — прорычал он. — Каких сыновей я мог бы иметь от такой сильной женщины, как ты! Без сыновей моя жизнь будет такой же бессмысленной, какой была жизнь моего брата. После меня не останется никого, у меня нет сыновей, которые могли бы продлить мою жизнь.

Лагерь Тимур-хана, состоящий из десяти юрт, находился всего в пяти милях от лагеря Великого хана. Тимур-хан круглый год жил в степи, презирая цивилизованную городскую жизнь, которой остальные гирейские татары наслаждались в течение полугода.