Они послушно собрали пожитки и направились к господскому дому. Узнав о том, что полевые негры поселятся в пристройке, Бесс разохалась, а Касси расфыркалась, однако Сара быстро укоротила и ту и другую. Прошли времена, когда домашняя челядь презрительно смотрела на тех, кто работал в поле. Пришла пора выживать вместе.

С некоторых пор Саре снился один и тот же сон: она просыпается ночью и выходит из спальни. В доме темно, как в преисподней, пусто, холодно и сыро. Негры ушли. Она осталась одна в ожидании судьбы, янки и смерти.

Ее пугала не только тишина, но и неожиданные звуки. Так однажды на рассвете она услышала стук копыт, пронзительно-звонкий, будто капли дождя, и всполошилась. Это янки, они движутся к Темре!

Сара вскочила с постели и почти сразу пришла в себя. Всадник был один, и в ее сердце затеплилась надежда. Юджин! Он вернулся, вырвался из плена или воскрес из небытия и спешит к ней на помощь! Узнав, что отец умер, а Фоер сбежал и она осталась совсем одна, он примет на свои плечи непосильную ношу: Темру, хлопок и негров.

Она прислушалась. Звук то затихал, таял в отдалении, то вновь усиливался. Как она могла испугаться стука лошадиных копыт, такого же привычного, как шелест листвы или скрип дверей?!

Сара накинула поверх ночной сорочки темно-синий кашемировый капот, сунула ноги в домашние туфли и выбежала на лестницу.

Желанный звук неуклонно приближался, неведомый всадник, таинственный спаситель летел сквозь туман, и с каждой секундой сердце Сары колотилось все радостней и сильней.

Послышался хруст гравия на подъездной аллее, потом бег коня замедлился; человек спешился и вошел в дом.

Сара сжала рукой перила и замерла в ожидании неизвестности. У незнакомца были быстрые, легкие не мужские шаги. Женщина?!

Да, это была женщина в суконной накидке и широкополой войлочной шляпе. Она задрала голову и смотрела на Сару.

Встретив этот взгляд, та окаменела. Пустота и одиночество не были столь страшны, по-настоящему страшно стало тогда, когда из тумана и мрака того отрезка прошлого, какой хотелось навсегда забыть, явилось странное существо, готовое вцепиться в подол, в руку, в горло и утянуть за собой в ад безумия, в пекло мести.

Это была Айрин, совсем не такая, какой она явилась сюда в первый раз: не жалкая просительница, а грозная фурия. Соломенные волосы выбились из-под шляпы, плотно сжатый рот напоминал жесткую складку, а яростный блеск зеленых глаз, казалось, был способен прорезать мрак ночи.

Сара вспомнила: в газетах писали, что северяне взяли Саванну. Наверное, Айрин сумела сбежать из лечебницы, а возможно, янки, движимые присущим им инстинктом разрушения, попросту разогнали и персонал, и больных.

Как ей удалось добраться до Темры, опередив федералов?!

Айрин вскинула руку, и Сара увидела револьвер.

— Отдай моего ребенка! Я знаю, что он не умер!

Сара пошатнулась. Воздух перед глазами покачнулся и поплыл, в ушах зазвенело, кровь молотком застучала в висках. Теперь она могла сказать, что чувствует человек перед смертью, чувствует, когда из него уходит душа.

Где негры, где все, почему никого нет?!

Отворилась кухонная дверь, и в холл выглянула Лила. Она занесла в кухню корзину с кукурузными початками и собиралась уходить, когда услышала голос Айрин и посчитала, что ей почудилось: мать недаром говорила, что дом способен запомнить, таинственным образом запечатлеть все самые трагические или величественные моменты того, что некогда происходило в его стенах.

— Мисс Айрин! Вы вернулись! Не стреляйте! Мисс Сара здесь ни при чем. Это я виновата в том, что мистер Уильям и мистер Юджин унесли вашего ребенка!

Айрин обернулась и опустила руку с револьвером. В ее взоре промелькнула растерянность.

— Ты?

— Да, я. Я вызвалась посидеть возле вас, чтобы дать маме отдохнуть, и случайно заснула.

— Ты говоришь, они унесли его? Куда?

— Этого я не знаю.

— Твой ребенок жив, отец говорил мне об этом, — подала голос Сара. — Я ездила в Чарльстон и виделась с человеком, которому отдали мальчика, но он ничего мне не сказал.

— Где мистер Уильям?

— Он умер от раны.

Айрин вздрогнула.

— А твой брат?

— Юджин пропал без вести в самом начале войны.

— Мистер Китинг здесь?

— Он уехал сразу после того, как вас увезли из поместья. Все это время я не имела от него никаких вестей, — застенчиво проговорила Лила. Потом вдруг встрепенулась, и ее лицо просветлело. — Мисс Айрин, Алан передал вам послание через негритянскую почту! Он просил сообщить, что жив, что добрался до Севера и непременно приедет за вами! Правда, это было еще до войны…

Сара, также впервые услышавшая об этом, не отрываясь, смотрела на Айрин, щеки которой не порозовели, а глаза не вспыхнули от радости. Она только кивнула, как будто ей сообщили что-то совершенно заурядное.

Если б в ее груди растворилась та глыба свинца, которая ежесекундно давила ей на сердце, к нему бы вернулась способность испытывать прежние чувства. Пришел миг, когда чья-то таинственная рука остановила поток хлещущей через край боли и наступило спасительное забвение. Алан превратился в призрачное воспоминание, ребенок стал единственной, но далекой надеждой.

Айрин не удалось прорваться в Чарльстон: на дорогах стояли войска Конфедерации, и ей пришлось повернуть назад.

Она перенесла этот удар и принялась ждать. Она больше не полагалась на людей: лишь на судьбу и на время.

Айрин не просила позволения остаться в Темре, она просто заняла одну из комнат, как и место за столом. Револьвер она держала при себе. Негры ее не боялись, зато Саре пришлось сжать чувства в кулак. Как бы она ни была возмущена и встревожена, ей оставалось только молчать и терпеть.

Янки приближались, но приближалось и время посева хлопка. Однажды за завтраком Сара обмолвилась о том, что на следующей неделе необходимо приступить к полевым работам.

— Не представляю, как мы справимся. У нас осталось мало негров…

— Никогда не слыхала о религии, которая призывает молиться хлопку. Похоже, ты единственная, кто ее исповедует. Вот и выращивай хлопок сама! — неожиданно заявила Айрин.

Воцарилось молчание.

— Я? — осторожно промолвила Сара.

— Да. Ведь это твоя земля, — сказала Айрин и обратилась к Касси: — Позови Лилу!

Чернокожая горничная содрогнулась под взглядом Айрин, взглядом тигра, сидящего в засаде, и беспрекословно повиновалась. Презрение Касси к новоявленной родственнице семейства О’Келли уступило место смертельному страху.

Когда мулатка вошла, Айрин сказала:

— Садись. — И придвинула стул.

Лила замерла.

— Но я…

— Если ты собираешься замуж за белого мужчину, тебе необходимо привыкнуть сидеть за этим столом. Тебе, а не Касси — потому что она ни дня не проработала на плантации! Завтра мисс Сара отправится сеять хлопок и покажет пример своим слугам! — заявила Айрин и, перехватив взгляд кузины, от которого любой другой человек превратился бы в соляной столб, спокойно добавила: — Я тоже пойду. Я ирландка, а ирландцы привыкли работать на земле.

Касси демонстративно явилась в поле в форменном платье горничной, и ее стенания в первые же полчаса работы так допекли Айрин, что та прогнала негритянку в дом. От Арчи тоже не было толку — отослали и его. Остальные как будто годились для работы — даже белые руки хозяйки Темры, привыкшие ласкать клавиши пианино, послушно рыхлили землю.

В конце концов Сара О’Келли была потомком пионеров, которые не отступали ни перед какими трудностями.

Айрин долго работала молча, потом вдруг спросила:

— Я слышала, ты вышла замуж?

— Да, за управляющего, мистера Фоера.

— Зачем?

Саре был понятен смысл вопроса. Можно найти тихую пристань в браке по расчету, испытав неразделенную любовь, но как объяснить ее поступок?

— Из-за Темры.

— Темра не стоит таких жертв! — сказала Айрин. — То, что ты совершила, гораздо хуже того, в чем обвиняли меня!

Сара выпрямилась. Ее взгляд прожигал насквозь.