Хорошо еще, что начальник Березовки не присутствовал. Лариса же все расспрашивала, как работа, какие планы, давай помогу… Я же отнекивался, а она особо и не настаивала: у меня были деньги, на ее шее не сидел. Опять-таки типичная ситуация: не побегу же на первое попавшееся место, надо найти что-нибудь получше, поденежнее. Истории о несчастной любви она поверила, и может, даже сопереживала. И все-таки однажды она проявила собственную инициативу в вопросе поиска моей работы. И обратилась за помощью… к Василеге:
— Давай все-таки устроим на работу Юру Айзеншписа. Толковый он парень, а слоняется без дела.
Полковник вздрогнул, пристально посмотрел на просительницу, и какая-то мысль словно стрельнула в его мозгу. Он сразу же снял трубку и позвонил в спецотдел:
— Скажи-ка, ты не встречал такой фамилии Айзеншпис?
Начальник спецотдела человек явно профессиональный, да и фамилия посложнее «Иванова» или «Петрова». Он переспросил:
— Не встречал где?
— Да хоть где!
— Да, что-то припоминаю, вроде проходила среди поселенцев. Минуточку, подниму картотеку… Точно, есть такой, в Березовке. Юрий Шмильевич, валютчик.
Немая сцена. Попытка сдержать собственные эмоции. И прорыв:
— Какой же я дурак бестолковый, как же я мог не догадаться! Совсем бдительность потерял. Ну, это же надо!!!
На этом самом эмоциональном месте рассказа Лариса неожиданно расплакалась, начав шмыгать носом и утирать глаза рукавом — ведь я обманул не только полковника, но и ее:
— Как ты мог так со мной поступить, Юра?!
— А что, ты хотела, чтобы я все конкретно рассказал? И так все белыми нитками шито — приехал, де к вам в «тьмутаракань» из столицы на работу устраиваться… Как же, такого не бывает!
— Как это не бывает? Едут за длинным рублем. И я поверила тебе, лгуну несчастному. И преступнику. И беглецу!
Произошел небольшой «семейный» скандальчик, затем легкая истерика, в косяк двери полетела и разбилась об нее пепельница, и я тихо скомандовал себе: «С вещами на выход». Я стал решительно напяливать ботинки, но Лариса меня не отпускала, мгновенно изменив тон голоса:
— Останься, врунишка, останься, мне будет плохо без тебя. А завтра, сказал Василега, ты должен прямо с утра к нему подойти в управление. Олег тебя знает чисто по-человечески, хорошо отзывается, думаю, не закроет в зону. Как-нибудь договоритесь. Только не вздумай деньги давать. Не купишь.
Денег у меня уже почти не оставалось, да и не такой он человек, это факт. Я чисто интуитивно тоже не ожидал от завтрашнего дня никакой гадости, ведь не прислали же за мной группу захвата. Наоборот, я верил в благоприятную развязку истории. Хороший психолог, Олег Павлович знал, что я никуда не сбегу. Да и куда?
С легким сердцем я встал рано утром и подъехал в штаб управления. Около половины девятого утра у подъезда остановилась черная «Волга» и Василега поднялся по крыльцу. Протянул руку (хороший признак), крепко пожал, поздоровался:
— Ты подожди меня, пока закончу с важными делами, тогда и поговорим.
На утренней оперативке решались вопросы снабженческие, режимные и уголовные — каторжанский край, 80 процентов всех преступлений приходится или на заключенных в зонах или на поселенцев. Как раз на моих глазах подъехала спецмашина и вывели двоих в наручниках — эти беглые поселенцы кого-то уже ограбили, их отловили и привезли на допрос.
Наконец, Василега освободился от текущих дел и пригласил меня в свой кабинет — площадью метров 30, стол буквой Т, ряд стульев вдоль стен и окон, портреты Брежнева и Дзержинского:
— Ну, рассказывай…
И я начал свою историю. Полковник слушал меня с нескрываемым интересом, до этого он успел узнать меня с совершенно другой стороны. Мое личное дело находилось в зоне, к которой приписана Березовка, и теоретически его легко можно было запросить. Но, словно не сомневаясь, что я буду говорить правду, Василега об этом не распорядился.
Во время беседы в кабинет приходили разные люди с докладами, протягивали мне руку, здоровались, представлялись. Я чувствовал себя неловко, статус-то не тот, но Василега его никак не подчеркивал. Впрочем, во время беседы меня все равно немного вжимало в кресло. Называть собеседника Олегом я уже не имел права, «гражданином начальником» — язык не поворачивался, оставался только «Олег Павлович». Я объяснил, что рисовал себе совершенно другую картину поселения, нормальное общежитие, а не палатку, полную грязи и комаров. Я человек столичный, даже в зоне сидел весьма комфортно. Вот и сорвался. Василега вроде как даже оправдывался:
— Да, мы ведь только строим поселок, нулевой цикл…
— И ко всему прочему, меня заставило уйти вот что, — я показал голову и пролысины на ней: — Так можно и все волосы потерять, срочно необходимо предпринимать меры. Но начальник Березовки пообещал скорее угробить, чем позволить лечиться.
Для Василеги моя болезнь оказалась неплохой причиной, за которую при желании можно ухватиться. Позвали майора, вроде как с медицинским образованием:
— Это наш поселенец, болезнь волос. Посмотри.
Майор с видом знатока стал щупать мою голову, но я понял, что он совершенно ничего в этом не смыслит. Тем не менее он произнес, нахмурив брови:
— Да, серьезная проблема… Похоже на инфекционное заболевание.
Полковник инстинктивно отпрянул, но я не стал разыгрывать инфицированного и вытащил ряд справок:
— Болезнь совершенно не заразная, но требуется комплекс лечебных процедур. Который в Березовке уж точно никак не осуществить…
Малость посрамленный майор что-то буркнул и ушел, а Василега поинтересовался:
— Водить машину можешь?
— Увы, нет.
— Жаль. Если бы водил, устроил бы в свое управление, в гараж, может, даже личным шофером. А иных вариантов нет. Еще недавно я оставлял в Печоре кое-кого из поселенцев, да получил нагоняй.
Тогда я спросил о судьбе известного мне художника.
— Во-во, из-за таких случаев нам и сделали предписание. Водители — единственное исключение. В общем, с Печорой тебе придется проститься, но есть в относительной близости два поселения, где тебя могут устроить и которые, наверное, могут устроить тебя. Станция Чикшино, южнее на 60–80 км, и станция Сыня 120–130 км чуть севернее.
Василега подробно рассказал о них, и хотя глобальных различий я не помню, а, может, их и не было, посоветовал ехать в Сыню:
— Это территория бывшего племенного совхоза, там поселенцы живут в общагах, а некоторые и в отдельных домиках, даже благоустроенных. Будешь работать по специальности в штабе отделения экономистом. Все-таки не сучки в тайге рубить!
Меня это несомненно прельщало, без наказания за побег и без тяжелой физической работы — прекрасный итог моих приключений. Я с благодарностью дал согласие на Сыню. Олег Павлович сразу же позвонил начальнику отделения полковнику Крупко и сказал, что направляет осужденного поселенца — толковый парень, желательно использовать по специальности. Срочно послали курьера за моим личным делом, а я же отправился к Ларисе забрать кое-какие вещи и попрощаться. Она пообещала навещать при первой возможности и приглашала приезжать на выходные, что я и делал. Не знаю, насколько крепкими являлись наши отношения, насколько искренними. Что по уши влюбился — не могу сказать, но нам вместе было хорошо и уютно.
В электричке на Сыню меня сопровождал капитан, дружелюбно болтая всю дорогу. Станция и строящаяся железнодорожная ветка на Усыньск (ныне большой город газовиков тысяч на 200 жителей), разделяла город на две части. Вольную — с хорошей столовой, клубом, магазинами и жилыми домами, где появляться поселенцам разрешалось только со спецмандатом. Впрочем, лично мне получать его оказалось совсем несложно. Мне верили, знали, что я не пьяница, человек степенный, с высокими связями. На другой стороне от станции находилась вотчина Печорспецлага, куда я и отправился с сопровождающим. Сначала зашли в спецотдел недалеко от станции и сдали дело, затем — в кабинет полковника Крупко. Он вызвал начальника отдела труда и зарплаты:
