– Мой сын и дочь из Кейптауна, из Южной Африки. – И она замечала, как многие из них вздрагивали, услыхав название страны.

«Ну и черт с ними», – вызывающе подумала Изабелла. Забавно, что дома она считала себя либералом, но как только оказывалась за границей и сталкивалась с подобной реакцией, то тут же испытывала прилив патриотических чувств.

В конце концов Тара усадила их в углу гостиной и, разливая чай, весело и непринужденно спросила, так что ее услышали в самых отдаленных концах большого зала:

– А теперь, Белла, расскажи мне о ребенке. Когда ты собираешься рожать и кто его отец?

– По-моему, это явно неподходящее время и место для такого разговора, Тара. – Изабелла аж побледнела от возмущения, но Тара только рассмеялась.

– Да брось ты, мы все здесь в «Лорди» как одна большая семья. Чувствуй себя как дома.

На этот раз Майкл не выдержал и вполголоса произнес:

– Белла в самом деле не хочет, чтобы весь мир знал о ее личных делах. Мы поговорим об этом позже, Тара.

– Эх ты, старомодная барышня. – Тара наклонилась через стол и попыталась еще раз обнять Изабеллу, но пролила чай на свою ситцевую юбку и отказалась от этого намерения. – У нас никто не забивает себе голову всеми этими буржуазными условностями.

– Хватит, Тара, – решительно заявил Майкл и попробовал отвлечь ее от скользкой темы. – А где Бенджамен? Как он поживает?

– О, Бен – это моя радость и гордость. – Тара с готовностью заглотила наживку. – Он только что выскочил на пару минут. Ему нужно было отнести в школу сочинение. Такой умный мальчик, учится на одни пятерки, ему всего шестнадцать, а директор говорит, что это самый блестящий, самый способный ученик в Рэйхэме за последние десять лет. Все девушки от него просто без ума. Ведь он такой симпатичный. – Тара трещала без умолку, и Изабеллу это вполне устраивало, поскольку от нее не требовалось поддерживать разговор. Вместо этого она расслабленно слушала разговор о несравненных достоинствах сводного брата.

Бенджамен Гама был одной из многих причин того, что Изабелла чувствовала себя крайне неуютно в этом странном мире, где теперь жила ее мать. Позор, который Тара назлекла на семью Кортни, был столь велик, а скандал имел столь неприятные последствия, что само ее имя никогда не упоминалось в Велтевредене. Бабушка запретила произносить его вслух.

Один Майкл разговаривал с ней об этом, и то в самых общих выражениях.

– Извини, Белла. Я не собираюсь повторять всякие злобные сплетни и пересуды. Если тебе это интересно, поговори с кем-нибудь другим. Я могу сообщить тебе только факты, а они состоят только в том, что когда Тара уехала из страны после ареста Мозеса Гамы, ей не было предъявлено никаких обвинений, а впоследствии не было представлено никаких доказательств ее участия в какой бы то ни было преступной деятельности.

– Но, может быть, отец специально все так устроил, чтобы спасти репутацию семьи?

– Тогда почему бы тебе не спросить его самого? – Она в самом деле как-то попыталась затронуть этот вопрос в беседе с отцом, но Шаса тут же сделался непривычно холоден и наотрез отказался обсуждать эту тему. После чего Изабелла почувствовала какое-то странное облегчение. У нее хватило честности признать собственную трусость. На самом деле ей не очень-то и хотелось узнать всю степень вины матери. В глубине души она боялась получить доказательство того, что мать принимала участие в печально знаменитом заговоре своего любовника Мозеса Гамы, пытавшегося взорвать южноафриканский парламент; в результате этой попытки погиб дедушка Изабеллы, отец самой Тары. Так что ее мать, возможно, была предательницей и убийцей, более того, отцеубийцей. И уж, во всяком случае, она была виновата в самой подлой супружеской измене и межрасовой связи, что само по себе по южноафриканскому законодательству являлось преступлением; Изабелла в очередной раз задалась вопросом, что она, собственно, здесь делает.

Внезапно лицо Тары прояснилось и даже на какое-то мгновение приобрело отдаленное подобие ее прежней, давно утраченной красоты.

– Бен! – воскликнула она. – Посмотри, кто к нам пришел, Бенджамен. Твои брат и сестра. Не правда ли, очень мило с их стороны?

Изабелла резко повернулась на стуле; ее сводный брат стоял в дверях гостиной прямо за спиной. За год, прошедший со дня их последней встречи, он заметно вырос и, судя по всему, уже преодолел тот невидимый барьер, что отделяет подростка от взрослого мужчины.

– Привет, Бенджамен, – крикнула она с явно преувеличенным энтузиазмом; он улыбнулся, но за этой улыбкой ощущалась внутренняя сдержанность, и темные глаза смотрели холодно и настороженно.

Нужно было признать, что материнские чувства Тары не слишком сказались на ее объективности. Бенджамен в самом деле был очень красивым парнем. Его природная африканская грация отлично сочеталась с изящными чертами лица, унаследованными от матери. Кожа имела медный оттенок, а на голове красовалась копна темных курчавых волос, похожая на аккуратную шерстяную шапочку.

– Привет, Изабелла. – Сочный акцент уроженцев Южного Лондона в устах этого сына Африки заставил ее вздрогнуть. Она не сделала никакой попытки обнять его. С самой первой встречи они заключили своего рода негласный договор: не демонстрировать каких-либо притворных чувств. Они наскоро пожали друг другу руки и тут же сделали по шагу назад. Прежде чем Изабелла смогла выдавить из себя что-то еще, Бенджамен повернулся к Майклу. Теперь уже улыбка его была ослепительна, а темные глаза радостно светились.

– Микки! – с чувством произнес он и сделал два легких шага навстречу старшему брату. Они крепко обнялись и похлопали друг друга по плечам.

Изабелла всегда завидовала исключительному умению Майкла внушать доверие и любовь всем окружающим. Судя по всему, Бенджамен на самом деле воспринимал его как брата и друга, без той настороженности, которая проявлялась у него в отношении Изабеллы. Вскоре трое – Тара, Бен и Микки – уже оживленно болтали между собой. Изабелла почувствовала себя лишней в их маленьком тесном кругу.

Наконец один из чернокожих африканских студентов пересек гостиную, подошел к Таре и что-то сказал ей. Она вздрогнула, испуганно посмотрела на него, затем перевела взгляд на часы.

– Боже мой, как хорошо, что ты мне напомнил, Нельсон. – Она улыбнулась студенту. – Так мы заболтались, что совершенно забыли о времени. – Тара вскочила на ноги. – Если мы хотим добраться сегодня до Трафальгарской площади, нам нужно поспешить.

Публика разом двинулась к выходу; Изабелла протиснулась к Майклу.

– Что все это значит, Микки? Ты, кажется, в курсе того, что происходит. Мог бы и меня просветить.

– На Трафальгарской площади должен состояться митинг.

– О Боже, только не это! Еще одно сборище этих борцов против апартеида. Чего же ты меня заранее не предупредил?

– Это дало бы тебе повод уклониться от нашего визита, – ухмыльнулся Майкл. – Почему бы тебе не пойти с нами?

– Благодарю покорно. Мне уже осточертела вся эта чушь за те три года, что отец руководил здесь посольством. Какого черта ты связываешься со всей этой ерундой?

– Белла, радость моя, это моя работа. Я специально приехал в Лондон, чтобы писать об этой, как ты выражаешься, ерунде. Пойдем, а?

– С какой стати?

– Ну, хотя бы для того, чтобы взглянуть на другой мир, который ты совсем не знаешь, приобрести новые впечатления, побыть со мной, наконец. Ведь нам всегда было весело вместе. – Она заколебалась. Несмотря на отвращение к подобным мероприятиям, ей нравилось его общество. Им в самом деле было весело вместе, к тому же в отсутствие Рамона она чувствовала себя одинокой.

– Ладно, но только если мы поедем на верху автобуса, а не на метро. Я обожаю кататься на автобусе.

Всего набралось человек двадцать из числа тех, кто был в «Лорди», включая Нельсона Литалонги, того самого южноафриканского студента. Майкл усадил ее на верхнем ярусе красного автобуса и втиснулся рядом с ней вместе с Нельсоном. Тара и Бенджамен уселись прямо перед ними, но постоянно оборачивались, чтобы поучаствовать во всеобщем веселии. Настроение у всех было приподнятое и беззаботное, и вскоре Изабелла обнаружила, что все это, как ни странно, доставляет ей удовольствие. Майкл был душой компании, и они с Нельсоном начали петь. У обоих были прекрасные голоса, и все остальные незамедлительно подхватили мотив песни «Это мой солнечный остров». Нельсон уморительно подражал Гарри Белафонте и вообще был на него очень похож, если, конечно, не обращать внимания на кожу иссиня-черного цвета, блестящую, как древесный уголь. Они с Майклом как-то сразу отлично спелись.