Казалось, ночь выплеснулась из ствола шахты Хэнни, затопила шахтный двор, его постройки, навесы и копер, и теперь все это молчаливо стояло, будто погруженное в воду по самые облака. Не стучали железнодорожные вагоны, не звенели вагонетки, ползущие к верхней части сортировочного навеса, не грохотал сортируемый уголь, не переругивались между собой женщины, не было очереди вполголоса переговаривающихся друг с другом шахтеров перед клетью. Полные тишина и темнота резко контрастировали с оживлением на шахтном дворе по рабочим дням; сейчас же паровозы неподвижно, как мертвые, стояли на путях, а копер возвышался посреди теней незажженным маяком.
Из небольшой дверцы в верхней части машинного отделения подъемника, откуда выходили тянущиеся к вершине копра канаты, шел неяркий свет. Канаты висели неподвижно; клеть находилась внизу и, по всей вероятности, оставалась неподвижной на протяжении уже многих часов. Внутри отделения машинист подъемника сидел и смотрел на диск указателя вызова, а возможно, медленно прохаживался, чтобы не заснуть, вокруг огромной неподвижной машины, подмазывая клапаны и трущиеся части.
Из вентиляционного ствола, гонимый тягой, которую создавала расположенная на глубине в целую милю печь, вырывался воздух. Независимо от того, шла на шахте работа или нет, пламя в печи поддерживалось постоянно, в противном случае тяги бы не стало и вентиляция шахты прекратилась бы.
Возле печи работали двое, припомнил Блэар слова Бэтти, наверху тоже двое — машинист подъемника и, возможно, кочегар.
Помещение, где выдавали лампы, было заперто. Блэар заглянул в кузницу, вернулся оттуда с ломом и взломал дверь. Он поставил свой рюкзак и незажженный «бычий глаз» на стойку, открыл заслонку пузатой печи; слабый свет еще дотлевавших в ней углей упал на полки с лампами. Блэар взял безопасную лампу и банку замазки для заделывания щелей; канарейки проснулись в клетках и беспокойно захлопали крыльями.
Он прошел к платформе копра, дернул дважды за сигнальную веревку и услышал, как колокол внутри лебедочной прозвонил два раза, что означало «Вверх!» Машинист подъемника обязан был постоянно находиться на рабочем месте, не отлучаясь даже по естественным надобностям. Скорее всего, машинист должен был счесть, что сигнал поступил снизу, из шахты; но если бы он в этом засомневался, то самое большее, что мог бы сделать, это выглянуть из двери и посмотреть на площадку возле копра. Блэар был почти уверен, что машинист этого не сделает, но на всякий случай все же притушил свою лампу и встал позади одной из опор башни. Огромное колесо у него над головой пришло в движение, канаты оторвались от земли и натянулись.
Блэар ждал: клети предстояло пройти целую милю, прежде чем она окажется наверху. Работающие возле печи кочегары не могли услышать ее движения: рев пламени заглушал собой все иные звуки. Едва только клеть оказалась наверху и остановилась на одном уровне с платформой, Блэар прыгнул в нее, перескочив через предназначенные для вагонеток рельсы, и дернул один раз за сигнальную веревку: «Вниз!»
Каждый спуск был фактически контролируемым падением, особенно когда происходил в полной темноте. Где-то на середине пути клеть раскачалась и начала задевать за направляющие канаты, создавая у находившегося в ней ощущение слепого полета, хотя умом Блэар сознавал, что не летит, а падает в стальной клетке вниз. Впрочем, ему и в жизни ориентация обычно давалась с трудом. Блэар поморщился. Что он плел тогда Леверетту насчет составления карт и метода трех точек? Свое любительское расследование он вел как раз подобным методом, только вот две из его точек — Роза и Шарлотта — слились в одну.
Ноги его, от кончиков пальцев до колен, ощущали нараставшее давление. Стальные канаты напряглись, клеть мелко и часто задрожала между направляющими и остановилась у основания ствола.
Одно дело — просто оказаться глубоко под землей и совсем другое — очутиться там в полном одиночестве, когда невозможно ни на минуту забыть, что над тобой вместо неба — миллионы тонн породы. Когда внизу, возле основания ствола работают подгонщики вагонеток, сцепщики, ковали и мальчики-погонщики пони, создается обманчивое впечатление, будто вся эта зона вместе с конторкой смотрителя работ и стойлами для пони — всего лишь подземная деревня. Но теперь, когда никакой активности вокруг не было, эта успокоительная иллюзия исчезла, и поневоле приходилось сознавать расстояние, отделявшее человека от остального мира.
На платформе, на бадье с песком, стояла зажженная шахтерская лампа. Жара и вонь от лошадей висели, как всегда, невыносимые. Блэар открыл коробок спичек — само их присутствие в шахте было грубейшим нарушением, но кто сейчас мог бы его увидеть? — и зажег лампу, которую прихватил в шахтном дворе. Пламя за проволочной сеткой резко подпрыгнуло вверх. Блэар закинул на плечо рюкзак и отыскал ту центральную черную штольню, что звалась «главной дорогой». Здесь, перед входом в нее ему предстояло сделать первый выбор: передвигаться ли со страхом и опасениями или же идти вперед так, словно он хозяин всей Земли.
Блэар так долго и тщательно изучал план шахты Хэнни, что тот неизгладимо запечатлелся в его сознании. Когда передвигаешься по шахте, карта — это главное. Конечно, есть еще такой простой способ, как идти по ветру, чтобы он постоянно дул в спину. Блэар шел, пригнув голову и подобрав такие темп и длину шага, чтобы ступать по шпалам рельсового пути через одну. Теперь, когда не стучали колеса и не ржали пони, стало лучше слышно, как трещит деревянная крепь. Стойки и поперечные перекладины просаживались, между ними струйками сочились угольная пыль и песок. Он приподнял лампу повыше, и пламя в ней удлинилось — значит, в воздухе присутствовало какое-то количество метана.
Оттого, что он шел походкой шахтера, полупригнувшись, у Блэара возникло ощущение, будто его не до конца сросшиеся, стянутые бинтами ребра трутся друг о друга. Все же он продвигался вперед достаточно быстро, потому что не нужно было постоянно прятаться в боковые ниши от встречных пони и вагонеток. Он миновал ниши безопасности, боковые штреки, множество парусов — рам с натянутым на них брезентом, направлявших потоки воздуха. Миновал то место, где Бэтти обнаружил в день катастрофы двух первых погибших. Прошел небольшое расширение для разворота вагонеток — в момент катастрофы как раз на стыке этого расширения и штольни свалился пони, заперев собой, как в ловушке, десять человек. Блэар вошел в следующую, более низкую и узкую штольню и прошел по ней вперед еще около пятисот ярдов. Наконец он добрался до забоя, в одном конце которого кровлю еще поддерживали черные угольные колонны, а в другом даже и такие опоры были уже выбраны.
