Аркадий встал и потянулся.

– Рветесь к своим семенам, майор?

– Зачем спрашиваете, черт вас возьми!

– Тогда скажите, что вы человек.

– Что?

– Мы возвращаемся, – сказал Аркадий. – Только вам нужно сказать, что вы человек.

– И не подумаю. Что это еще за игра? Вы до того ненормальный, Ренко, что меня воротит.

– Не так уж трудно сказать, что вы человек.

Приблуда мелкими шажками быстро зашагал по кругу, будто ввинчиваясь в землю.

– Вы сами это знаете.

– Скажите вы.

– Я вас убью – только за это, – пригрозил Приблуда. – Но чтобы закончить с этим… – и монотонно произнес: – Я человек.

– Очень хорошо. Теперь пойдем, – и Аркадий направился к дому.

На этот раз его допрашивал врач с беспокойными руками, который однажды выступал на собрании в прокуратуре.

– Теперь позвольте изложить мои выводы, – сказал он в конце их беседы. – На каждое слово правды, услышанное от вас и от Асановой, приходится слово лжи. Ни вы, ни она непосредственно не участвовали в клике Ямского – Осборна, но косвенным образом были связаны с ней и, кроме того, были и до сих пор связаны между собой. С вашим богатым опытом следователя и ее длительным опытом в качестве неблагонадежной вы надеетесь нас запутать и выиграть. Ваши надежды нереальны. Ни у одного преступника надежды не оправдываются. И вы, и Асанова страдаете синдромом патогетеродоксии. Вы переоцениваете свои личные возможности. Вы чувствуете себя изолированным от общества. Вы быстро переходите от возбуждения к унынию. Вы не доверяете людям, которые больше всего хотят вам помочь. Вы не признаете власть, даже когда сами ее представляете. Вы считаете себя исключением из любого правила. Вы недооцениваете коллективный интеллект. Правильное считаете ошибочным, ошибочное правильным. Что касается Асановой, то она представляет банальный классический случай, понятный любому и потому легко поддающийся лечению. Ваше заболевание значительно сложнее и опаснее. Вы родились в семье известного деятеля и пользовались большими благами. Несмотря на сильные проявления политического эгоизма, вы поднялись до видного положения в системе правосудия. После героической борьбы с могущественным вышестоящим лицом вы вступили в преступный сговор с этой женщиной с целью скрыть от данного следствия важные факты. Какими были ее подлинные отношения с Осборном? Какие сделки были заключены между вами и агентом американской разведки Уильямом Кервиллом? Почему вы дали Осборну бежать? Я слышал ваши ответы. Думаю, что ваша здоровая сторона стремится дать правдивые ответы и при надлежащем лечении вы скажете правду. Но это было бы беспредметным. У нас есть подлинные ответы. Дальнейшие допросы в этом духе, по моему убеждению, лишь дадут пищу вашим нездоровым заблуждениям. Мы должны думать о высшем благе. Итак, я рекомендую, чтобы вы послужили примером и понесли высшую меру наказания в самое ближайшее время. У нас с вами будет еще одна встреча завтра утром перед моим отъездом в Москву. У меня к вам вопросов больше нет. Однако, если у вас появятся новые сведения, это будет вашей последней возможностью. В противном случае прощайте.

Приблуда аккуратно вылил воду из ведра. Сверкающая, как сосулька вода потекла по канавке в желобок между рядками салата, пока Аркадий не перегородил канавку землей, направив воду в следующий желобок. Он ползал на коленях от рядка к рядку, переделывая множество крошечных плотинок, пока не оросил весь огород.

– Настощий Нил, – сказал он.

– Эх, как пересохла земля. Целая дюжина больших ведер на такой огородик, – покачал головой Приблуда. – Засуха.

– Уверен, что частный сельскохозяйственный сектор Комитета госбезопасности никогда не пересохнет.

– Еще смеетесь. Я родом из деревни. Засуха – дело серьезное, а я чувствую, что она наступает. Признаюсь, я пошел в армию, чтобы удрать из деревни, – Приблуда расправил плечи, – но в душе я все еще деревенский. Тут даже не надо думать, чутьем чую, что надвигается засуха.

– Каким образом?

– Три дня першит в горле. Пыль висит в воздухе. Есть и другие приметы.

– Например?

– Земля. Звонкая, как барабан. Не верите – послушайте. Когда барабан нагревают и сушат – что бывает? Он стучит звонче. То же и с землей. Слушайте, – Приблуда топнул ногой. – Словно пустая. Грунтовые воды уходят вниз. – Он стал притопывать между ведрами, радуясь новой забаве, топая все сильнее под смех Аркадия. – Вот она, крестьянская наука. Слышите землю? Слышно, как пересохло у нее в горле. А вы, космополиты, считаете, что вам все известно, – Приблуда неуклюже приплясывал, поддавая ногами ведра, пока одной ногой не влез в ведро и завалился на землю с клоунской ухмылкой.

– Майор, – Аркадий помог ему подняться, – это вам, а не мне нужно показаться психиатру.

Ухмылка исчезла с лица Приблуды.

– Пора на последнее собеседование, – сказал он. – Вы что, не пойдете?

– Нет.

– Тогда придется мне, – сказал майор, не глядя на него. Он надел рубашку, расправил брюки, смахнул пыль с ботинок и надел пиджак, стараясь придать себе презентабельный вид. Оба одновременно увидели, что пистолет с кобурой остался висеть на колу посреди залитого водой огорода.

– Сейчас достану, – сказал Аркадий.

– Я сам.

– Не дурите. Вы в ботинках, а я босиком.

Хотя майор ругался, Аркадий прошел по грязи и снял кобуру с кола. Когда он возвращался на сухое место, майор замолк. Аркадий передал пистолет. Приблуда замахал им перед носом Аркадия.

– Не троньте мой пистолет, – его душила ярость. – Неужели не видите, что здесь происходит, неужели ничего не знаете?

Аркадий с Приблудой больше не работали вместе на огороде. Овощи засыхали – не хватало воды. Под безоблачным небом луга пожелтели раньше времени. Дом стоял с распахнутыми окнами и дверями в надежде на дуновение ветерка.

Приехала Зоя. Она похудела, в глазах тоска, хотя и изобразила улыбку.

– Судья сказала, что мы должны попытаться восстановить семью, – объяснила она. – Она сказала, что, если я передумаю, решение не окончательное.

– А ты что, передумала?

Она сидела у окна, обмахиваясь платком.

Даже ее девичий локон золотистых волос казался не таким пушистым, поблек. Стал похож на парик, подумал он.

– Мы просто не ладили, – сказала она.

– А-а-а.

– Возможно, я виновата.

Аркадий улыбнулся. Зоя сказала это «возможно, я виновата» таким тоном, каким бюрократ обсуждает изменения в работе вверенного ему отдела.

– Ты выглядишь лучше, чем я ожидала, – заметила она.

– Что ж, здесь больше нечего делать, как поправляться. Вот уже несколько недель меня не допрашивают. Интересно, что будет дальше.

– В Москве очень жарко. Здесь лучше, тебе повезло.

Зоя рассказала, что, хотя они никогда теперь не смогут вернуться в Москву, ее заверили, что ему нашлась бы подходящая работа в хорошем городе подальше от столичной суеты. Возможно, дадут работу учителя. Они могли бы вместе преподавать. Кроме того, может быть, время завести детей. Ей даже, возможно, разрешат приехать сюда еще раз как супруге и остаться подольше.

– Нет, – ответил Аркадий. – Будем откровенны, мы не женаты и не нужны друг другу. Что касается меня, я, безусловно, тебя не люблю. Я даже не чувствую себя виноватым за то, что с тобой стало.

Зоя перестала обмахиваться и, опустив руки на колени, тупо глядела мимо Аркадия на противоположную стену. Странное дело, от того, что она похудела, утратила округлость, ее мышцы гимнастки стали крупнее, икры превратились в бицепсы.

– У тебя другая женщина?

Ясно, что вопрос подготовлен заранее.

– Зоечка, ты правильно сделала, что ушла от меня, а теперь держись от меня как можно дальше. Я тебе не желаю зла.

– Ты не желаешь мне зла? – Она, казалось, очнулась и повторила эти слова, но теперь с яростью и сарказмом. – Ты не желаешь мне зла? Посмотри, что ты со мной сделал, Шмидт меня бросил. Он потребовал перевести меня в другую школу, и кто его за это упрекнет? У меня отобрали партбилет, не знаю, что собираются с ним делать. Ты покалечил мне жизнь, добивался этого с первого дня, как мы познакомились. Думаешь, я сама решила приехать сюда?