Одежда от носки приняла форму ее фигуры. Она мягко шлепала по полу голыми ногами. Ему самому было интересно, занял ли Приблуда квартиру этажом ниже и не стоят ли они с Ириной на паутине микрофонных проводов.

Она как одержимая подметала полы. Квартира была чистая и пустая и от этого казалась лишенной красок и воздуха. Ирина была в ней словно пламя в вакууме.

– Сегодня еще вы, может быть, меня спрячете. Это всего лишь один день вашей жизни, – сказала она. – Но как только постучат в дверь, вы меня им сдадите.

Аркадий не стал ей говорить, почему же она тогда не ушла, так как боялся, что она и впрямь уйдет.

Она говорила со сдерживаемым презрением.

– Эх, следователь, следователь, как вам разобраться в нашей смерти, когда ничего не знаете о нашей жизни? Конечно, читаете в журналах статьи о Сибири, а иркутская милиция передала вам сведения о Косте Бородине. Но скажите мне, как могла еврейская девушка вроде Валерии связаться с таким уголовником, как Костя? Как мог такой умный парень, как Костя, попасться на обещания Осборна? Думаете, не попалась бы я, предложи их мне?

Она продолжала говорить, шагая из угла в угол и растирая ладонями руки.

– Мой дед был первым сибиряком в семье. Начать с того, что он был главным инженером Ленинградского водопровода. Он не совершал никакого преступления, но, как вы помните, в те дни считалось, что все инженеры – вредители, и его бросили в поезд и отправили на пятнадцать лет на каторгу. Он перебывал в пяти сибирских лагерях, прежде чем его освободили и оставили в бессрочной ссылке, одним словом, ему пришлось остаться в Сибири. Его сыну, моему отцу, учителю, даже не дали пойти добровольцем воевать с немцами, потому что он был сыном ссыльного. У него отобрали паспорт, чтобы он никогда не мог уехать из Сибири. Моя мать была музыкантом, и ей предлагали хорошее место в Кировском театре, но пришлось отказаться, потому что она была женой сына ссыльного.

– А как насчет Валерии?

– Давидовы были из Минска. В их квартал была спущена разнарядка на арест «еврейских извращенцев». Таким путем раввин и его семья стали сибиряками.

– А Костя?

– По сравнению с нами он был настоящим сибиряком. Его прадеда еще при царе сослали за убийство. С тех пор Бородины работали на охрану лагерей, ловили беглецов. Они жили с юкагирами, оленеводами, потому что те первыми узнавали, когда заключенный появлялся в тундре. Когда Бородины настигали беглеца, они обращались с ним дружелюбно, делали вид, что помогают бежать. Давали ему ночью выговориться о том, что он будет делать на свободе, а когда уснет – убивали, давая тем самым час-другой вкусить иллюзию свободы. Вы даже этого не даете.

– По-моему, это жестоко, – возразил Аркадий.

– Вы же не сибиряк. Осборн знает нас лучше вашего.

При всем ее презрении она все же внимательно наблюдала за ним, словно он мог стать другим.

– На одной ловле беглецов Бородиным было не прожить, – заметил Аркадий.

– Они торговали с оленеводами, потихоньку мыли золото, нанимались проводниками к геологам. Костя охотился.

– На кого?

– На соболя, лисицу.

– Его же знали как бандита. Как же он тогда сбывал соболей?

– Он приезжал в Иркутск и передавал шкурки другим для продажи. Скажем, шкурка стоила сто рублей, он брал девяносто. Лишних вопросов не задавали.

– Теперь соболей разводят на фермах, зачем тогда охотники?

– Фермы – типичные коллективные хозяйства – сплошное бедствие. Соболям нужно свежее мясо. Поставки мяса фермам в Сибири обходятся очень дорого, а когда снабжение нарушается, а это постоянное явление, фермам приходится покупать в магазинах. Так что вырастить соболя государству в два раза дороже, чем купить шкурку у охотника. Но план все время увеличивают, потому что соболя приносят валюту.

– Тогда, должно быть, охотников очень много.

– Известно ли вам, что по соболю приходится бить с пятидесяти метров? И попасть в глаз, иначе испортишь шкурку. Таких охотников мало, а таких, как Костя, – ни одного.

Они поели жареных сосисок с хлебом, выпили кофе.

Аркадий чувствовал себя охотником, стараясь не вспугнуть добычу и в то же время подбрасывая вопросы, как приманку, чтобы привлечь зверя на расстояние выстрела.

– Куда еще нам бежать, как не в Москву? – спросила Ирина. – На Северный полюс? В Китай? Единственное настоящее преступление, которое может совершить сибиряк, так это покинуть Сибирь. Вокруг этого и вертится ваше расследование. Как сюда попали эти сибирские дикари? Как им удалось выбраться из страны? Не пробуйте меня убедить, что все ваши хлопоты только из-за того, что нашли пару мертвых сибиряков. Мы родились мертвыми.

– Откуда вы взяли всю эту чепуху?

– Вы слыхали, что такое «сибирский выбор»?

– Нет.

– Это выбор между двумя способами замерзнуть насмерть. Однажды мы ловили на озере рыбу из-подо льда. Наш учитель провалился под лед. Он не утонул, воды было по шею, но мы понимали, что происходит. Если он останется в воде, то замерзнет насмерть за тридцать – сорок секунд. Если выберется наружу – мгновенная смерть. Он превратится в кусок льда. Помню, что он преподавал физкультуру. Он был эвенк, единственный учитель из коренных жителей, молодой, все его любили. Мы сгрудились вокруг полыньи с удочками и рыбой в руках. Было около сорока градусов. День был яркий, солнечный. У него была жена, зубной врач. Ее с нами не было. Он посмотрел на нас – я никогда не забуду этот взгляд. Он не пробыл в воде и пяти секунд – выбрался наружу.

– И что?

– Умер, не успев подняться. Но он выбрался – вот. что важно. Он просто не стал ожидать смерти.

В ее глаза ударило солнце. Ночью она была бледнее, а глаза темнее.

– А теперь я расскажу о «сибирском выборе», – сказал Аркадий. – Осборн мог купить церковную утварь не менее чем у двух десятков продавцов в Москве. Как вы говорили, у Голодкина уже был для него один ларец. Тогда зачем ему рисковать и связываться с доведенными до отчаяния, скрывающимися от закона преступниками? Зачем утруждать себя заведомо лживыми обещаниями помочь им бежать за границу? Что такое могли предложить Костя и Валерия, чего не мог предложить никто другой?

– Что меня спрашивать? – пожала плечами она. – Вы говорите, что в Советский Союз нелегально переправили американского студента Джеймса Кервилла. Зачем было Осборну идти на этот риск? Это же безумие.

– Так было нужно. Костя хотел иметь живое свидетельство, что Осборн может переправлять людей туда и обратно. Вот для чего понадобился Джеймс Кервилл. Кервилл к тому же был идеальной кандидатурой. Костя и Валерия не могли даже представить, что Осборн может обмануть американца.

– Раз Кервилл приехал сюда, значит, он считал, что сможет и выехать.

– Американцы считают, что могут все, – сказал Аркадий. – Осборн думает, что он все может. Он что, спал с Валерией?

– До этого не…

– Валерия была весьма мила. Хотя Осборн утверждает, что русские женщины уродливы, но Валерию он все-таки заметил. Он еще в Иркутске, в Доме пушнины, обратил на нее внимание. А как Костя смотрел на это? Он что, надеялся на пару с Валерией облапошить этого американского толстосума?

– Вы представляете это так, будто…

– Так что же они могли предложить Осборну? Секс? Что, Костя подначивал ее: «Давай, ни тебя, ни меня не убудет, а мы с него возьмем что надо»? Так, что ли? И трое поплатились жизнью, потому что Осборн увидел, что его дурачат?

– Ничего-то вы не знаете.

– Я знаю одно – когда Костя и Джеймс Кервилл стояли рядом с Осборном, а потом умирали на снегу, ваша подруга была еще жива, но она не убежала и не стала звать на помощь. Вот вам и «сибирский выбор», и он подсказывает только одно – она знала, что Костю и Кервилла ждет конец, и была заодно с Осборном. Что ей сибирский бандит? Разве он мог сравниться с бизнесменом из Нью-Йорка? Вот и вся любовь! Наверно, Осборн сказал, что сможет вывезти только одного человека. Ей пришлось выбирать, а она была сообразительной девицей. Звать на помощь, когда она сама сговаривалась с Осборном убить их? Она собиралась переступить через их трупы об руку с американцем!