– У меня интересные новости, – сказал Макиавелли.
– Прекрасно. У меня тоже. Но давайте поговорим за обедом. Публий, мой повар, не любит ждать.
Во время обеда по настоянию Макиавелли Цицерон рассказал о новом городе, который он посетил вместе с Бакуниным. Макиавелли проявил вежливое удивление, но не более того. Ел Цицерон мало и за обедом выпил всего два кубка вина. Он с нетерпением дожидался сведений от Макиавелли, однако разговор как-то незаметно ушел в сторону, коснувшись того, как много для них значат физические условия. О двойниках нельзя было сказать, что они обладают сенсорным аппаратом в обычном смысле этого слова. Теоретически двойники не должны были ощущать вкус, запах и прочее. Фактически же дело обстояло иначе, и это ставило в тупик ученых, их хозяев.
«Как может информация чувствовать?» – удивлялись они.
Даже мудрый Цицерон не знал ответа. Возможно, это был просто самообман, порождаемый восстановленным разумом. Возможно, для того чтобы мыслить, людям необходимо ощущать свои физические связи с окружающим миром, и, поскольку таковые на самом деле отсутствовали, их непроизвольно симулировали. В соответствии с этим предположением виртуальные двойники некогда живых людей теперь сами продуцировали виртуальные чувства. Ученые головы считали также, что у двойников не может быть никакого секса. И снова они ошибались: сексуальные связи – или что-то очень на них похожее – возникали в Мире Двойников на всем протяжении его существования.
– Вы обсуждали эту проблему с Джоном Сикисом? – спросил Макиавелли, имея в виду нового главу компании, сконструировавшей Мир Двойников.
– Я сказал ему, что не знаю ответа на эти вопросы, – объяснил Цицерон. – «Вы эксперты в этом деле, не мы. Мы просто объекты ваших экспериментов. Подопытные кролики – так, кажется, говорят». Вот что я ему сказал.
– И каков был ответ?
– Он имел наглость спросить меня, какого рода сексуальные связи больше всего нравятся двойникам.
– И что вы сказали ему?
– Что это в высшей степени личный вопрос. Но он все равно не унялся. Спросил, действительно ли я получаю удовольствие. А разве кто-то стал бы этим заниматься, если бы дело обстояло иначе, ответил я ему.
– Но ведь это не похоже на настоящую сексуальную связь?
– Прошло больше двух тысяч лет с тех пор, как у меня была настоящая связь, – напомнил Цицерон. – Мои воспоминания об этом божественном наслаждении в значительной степени потускнели. Но то, что доступно нам здесь, тоже неплохо.
– Один из поэтов спустя тысячу лет после вас написал такие слова: «Могила, конечно, прекрасное и уединенное место, но никому не приходит в голову здесь целоваться»[2].
– Ну, мы способны своими глазами убедиться, что он ошибался, – возразил Цицерон. – Если это могила, то ни о какой уединенности и речи быть не может. Люди, такие же как вы сами, могут вторгнуться к вам, когда им вздумается. Что же касается поцелуев… Ах, я все еще не утратил надежды, что Сикис вернет к жизни мою жену. – Он вздохнул. – Но скажите, Никколо, зачем вы хотели видеть меня? Какие у вас новости?
– Туллий, среди нас появилось новое лицо.
– Кто, скажите, умоляю вас?
– Полагаю, ваша знакомая. Некая Клеопатра, возлюбленная сначала Цезаря, а потом Марка Антония.
– Это интересно, – сказал Цицерон.
– Еще бы! Особенно в свете беседы, которую я не так давно имел с новым владельцем Мира Двойников, мистером Джоном Сикисом. Я так и думал, что вы заинтересуетесь.
– Продолжайте, прошу вас, – произнес Цицерон.
На самом деле беседа Макиавелли с Джоном Сикисом, главой компании, происходила довольно давно, на начальной стадии существования Мира Двойников, еще до того, как его виртуальная среда стала такой сложной и разнообразной. Потребовалось немало времени, чтобы усовершенствовать ее. Первое, на чем люди сосредоточили свои усилия, были сами двойники. Вот почему в то время существовал только эскизный вариант своего рода подмостков, а на них – всего лишь намек на кресло, стену и окно. За окном же не было ничего – ничего, что позволяло бы хоть что-то разглядеть внутри самой машины, того самого компьютера, с помощью которого было создано все это. В тот день Сикис задавал прелюбопытные вопросы – по мнению Макиавелли, вследствие их предыдущих встреч. Сикис, по-видимому, начал задумываться о жизни и смерти, пытался заглянуть вперед, далеко вперед – такое воздействие оказывало общение с двойниками давно умерших людей. Сикис поинтересовался, какая женщина самая желанная с точки зрения того, чтобы провести с ней бессмертную жизнь.
– Никакая, – ответил Макиавелли. – Я не представляю себе женщины, с которой захотел бы прожить целую вечность.
– Давайте поставим вопрос иначе. С кем вы предпочли бы провести первую часть своей бессмертной жизни?
– История знает множество прекрасных женщин, – сказал Макиавелли. – Мария-Антуанетта, к примеру, всегда принадлежала к числу моих любимиц. Или Лукреция Борджиа… Весьма своеобразная была дама. Гипатия, знаменитая куртизанка Перикла, как мне кажется, могла бы украсить судьбу любого мужчины. Но среди всех них существует одна, и только одна, которую я бы предпочел, имей я такую возможность.
– И кто же это?
– Безусловно, Клеопатра.
– Расскажите мне о ней.
– Это уже гораздо лучше сделал Шекспир. Он назвал ее созданием, исполненным безграничного очарования и бесконечного коварства.
– Интересно, – задумчиво произнес Сикис. – Хотел бы я знать, много ли информации о ней уцелело.
Знаменитая царица недолго оставалась в одиночестве: Сикис позаботился о том, чтобы ее побыстрее ввели в курс дела. Инструкторы стали давать новенькой ежедневные уроки относительно всего, что произошло после ее смерти. По их словам, получалось, что нынешнее состояние Клеопатры нельзя назвать ни смертью, ни жизнью. Еще они говорили, что она многому должна научиться. Они и пытались учить, но большая часть того, о чем ей рассказывали, оставалась для нее пустым звуком. Не интересовало Клеопатру и заучивание жаргона, на котором изъяснялись жрецы этого нового племени, каким-то непонятным образом сумевшие уловить в свои сети ее дух. Какая разница, как называть абсолютную истину – Амон Ра или массив информации? А ведь она должна была вызубрить еще и множество совершенно новых слов, значения которых не понимала вообще: электричество, аппаратное обеспечение, диод, программное обеспечение… Что это – имена новых богов или просто перечень атрибутов некого божества?
Не понимая множества деталей происходящего, Клеопатра тем не менее ухватывала самую его суть. Что было не так уж трудно. Это незнакомое царство и его правители были увлечены поисками любви и власти не в меньшей степени, чем все те люди, которых она знала прежде. Да, и еще они занимались поисками истины. Но любовь их интересовала гораздо больше.
Даже когда она отдыхала, ей ухитрялись каким-то образом вкладывать знания непосредственно в голову. Вот этого Клеопатра уже совсем не понимала. Сикис полагал, по-видимому, что будет довольно просто ввести ее «в курс дела», добиться того, чтобы она достигла уровня современных знаний. Но хотя ее инструктировал двойник самого Солона, результаты оказались весьма разочаровывающими. В конце концов Сикис потребовал у Солона объяснений.
– Как продвигается инструктаж?
– Не слишком успешно, сэр. Новенькая отказывается понимать.
– Я полагал, что у вас не должно быть трудностей с подачей информации. Просто вложите все, что нужно, в ее сознание, как вы уже не раз делали.
– Проблема не в том, чтобы снабдить Клеопатру информацией, сэр. Чем мы не можем снабдить ее, так это понятливостью.
– Вы имеете в виду, что она тупица?
Высокий величавый старик в белой мантии покачал головой:
– Не исключено, что она сообразительнее любого из нас. Просто есть вещи, которых она не желает понимать. Клеопатра прекрасно усваивает суть того, что способна творить наука, однако напрочь отказывается вникать в детали, поясняющие, как это происходит.
