Шли годы, и те, кто когда‑то впустил в себя частицы Кольца, стали вдруг превращаться в тощих уродцев с большими, светящимися глазами. Они не творили Зла в открытую, не собирали великих воинств на борьбу со Светом, они внушали эльфам, магам, людям, хоббитам и гномам, что ничем не отличаются от них. Они искали Кольцо, но не могли найти его, они не понимали, что злая пыль подчинила их своей воле. И тогда, не находя Прелесть, они стали жадны до благородных металлов, которые своим блеском напоминали Кольцо Всевластья. Они принялись честными и нечестными путями копить богатство. И так как больше всего голлумов обитало в пресветлом Валиноре, то начали туда стекаться со всей Арды корабли с золотом, серебром и прочими драгоценностями.

Пока голлумов было мало, они убеждали других в своей безобидности, они проповедовали терпимость. И многие эльфы, маги, люди, хоббиты и гномы были терпимыми. Потом, когда голлумов стало больше, они начали скупать по всему свету палантиры и магические зеркала и через них принялись очаровывать, одурманивать остальных жителей Арды. Они внушили обитателям Средиземья, что позорно эльфу гордиться тем, что он эльф, что отвратительно человеку быть человеком, что нельзя хоббиту чувствовать себя хоббитом, что гномы должны каяться за то, что они гномы. А в самом Валиноре те из магов, которые пытались бороться с наползающим Мраком были убиваемы голлумами — одиночками, которых тут же объявляли сумасшедшими и умерщвляли свои собратья, чтобы таким образом замести следы. И многие эльфы, люди, хоббиты и гномы добровольно вдыхали в себя частицы Кольца, превращаясь в уродцев.

Одержимые жаждой золота, голлумы сперва опустошили восточный Мордор и Южный Харад. Затем пришел черед Прирунья, Рохана и Рованьона. Наконец, уродцы истощили все Средиземье. А когда больше некого было ограбить в Арде, голлумы принялись разрушать приютивший их край — пресветлый Валинор. И тогда на Западе погас последний луч, и наступила Великая Ночь. Солнце больше не светило, и ужасающая Тьма объяла всю землю. Засеянные поля не всходили, деревья не давали плодов, скот не множился, но погибал от холода и голода. А в бедах, постигших землю, уродцы обвинили тех, кто не захотел стать такими, как они. И началась охота на непокорных. Те, кто не являлся голлумами были объявлены исчадиями Тьмы и подлежали насильственному обращению или же смерти.

Оставшиеся в живых эльфы, маги, люди, хоббиты и гномы стали собираться в Мордоре, возле вулкана Ородруин, потому что свет и тепло во всей бескрайней Арде давал теперь только он. Здесь были возведены крепости, здесь были построены теплицы, только здесь рождались дети и деревья приносили плоды. В огне Ородруина маги, верные своим заветам, выковали Мечи Силы и стали стражами вулкана. Так Мордор из первой обители смерти превратился в последний оплот жизни. Не нужно было собирать армии, не нужно было освобождать Средиземье, не нужно было сражаться на чужих землях, но нужно было лишь отстоять свои границы и не пустить к себе уродцев. Ведь голлумы всегда жили за счет других, а когда не осталось никого кроме них, они начали вымирать. И чтобы прожить еще какое‑то время за счет отвергших Прелесть эльфов, магов, людей, хоббитов и гномов, они собрали огромные армии и двинули их на Мордор. И вижу я, что грядет Великая битва, и ведомо мне, что исход ее неизвестен, и знаю я, что лучше быть мертвым стражем Ородруина, чем живым голлумом; и это — мой выбор. А потому, сын, мы с тобой никогда не свидимся, но хочу я лишь одного: помни, не все золото, что блестит, и не все свет, что ослепляет, и чтобы противостоять Злу, порой приходиться ковать мечи в жерле адского вулкана и не опускать оружия из рук своих до тех пор, пока не забрезжит новый рассвет на Востоке…

Влад сидел на топчане. Слева от него прямо к серой стене был прикручен умывальник, справа находился унитаз в неплохом состоянии. Удобно, ничего не скажешь, все необходимое под рукой. Страж выжидающе смотрел на дверь. Скоро за ним должны прийти. Он будто чувствовал это. После фармакологического допроса прошло не менее шести часов. За это время Влад успел выспаться, ему принесли плитку, спрессованную из сверхпитательных веществ и кружку чая.

"Последняя еда", — подумал он тогда.

Большой и увлекательной игре длинною в тридцать один год приходил конец. Осталось пройти последнюю миссию.

Периодически его посещала шальная мысль: а не отложить ли финальную партию еще на одни сутки? А не поиграть ли еще немного в кошки — мышки с агентом Хосманом? Безусловно, слабость эта произошла от того, что Влад не смог растворить проекцию Игорька в измененном состоянии сознания. И теперь маленький крючочек так и норовил зацепить стража, заставить его хотеть жить, найти оправдание для продолжения своего бытия. Но это не его желание, это желание "эго". Своего сына он в любом случае уже никогда не увидит.

Многие века шекспировская дилемма "быть или не быть" будоражила человеческие умы. Но для истинного стража все подобные метания были нелепы, ибо задача решалась просто: в каждый момент времени существует одно — единственное решение. Двадцать, десять, пять лет назад и даже вчера имело смысл "быть", а теперь — "не быть". И очень важно не прозевать этот миг.

Владу вспомнилась обязательная для изучения во всех школьных программах Советской Конфедерации повесть писателя двадцатого века Василя Быкова "Сотников". Одним из главных героев был в ней белорусский партизан по фамилии Рыбак. Бойкий, шустрый мужик, настоящая находка для лесного отряда. И знал он, что всегда сможет выкрутиться из любой даже самой паршивой ситуации. Но, видимо, у каждого есть свой предел везения. Однажды бравый Рыбак попал в плен вместе с товарищем по оружию полудохлым Сотниковым.

Рыбак не из тех, кто так просто сдавался. Пока их везли в комендатуру, он думал о том, что выкрутится, сбежит. А потом на допросе решил: если будет юлить, говорить полуправду, то получит шанс, лишние часы для того, чтобы ускользнуть из цепких лап неприятеля. И когда осознал неизбежность расправы, попросился в полицию, ведь можно попробовать скрыться по пути к месту казни. Даже участвуя в повешении своего товарища, Рыбак все еще надеялся, что сумеет вернуться в лес к партизанам и продолжит воевать с ненавистным врагом. Только потом он понял: бежать теперь некуда, ибо, убив собрата по оружию, совершил предательство — худший из грехов. Так захлопнулась ловушка.

Мораль сей книги была проста: Рыбак, в отличие от Сотникова, не заметил того момента, когда "быть" превратилось в "не быть", и сохраненная жизнь вдруг обернулась тягостным, пустым и мучительным существованием.

Лязгнул замок, в помещение вошли два бронированных охранника и Хосман. Страж улыбнулся вэку. Периферийным зрением он заметил выпуклость под пиджаком на левом боку агента.

— Вы радуете нас, мистер Троянов, — деловито заговорил Хосман, — тесты показали, что вы вероятнее всего искренни с нами. И сейчас нам нужно начать более серьезное сотрудничество.

— В чем это будет выражаться? — спросил Влад, отметив про себя, что вэки по — прежнему сомневаются. Однако он уже трансформировался из "товарисча" через "господина" в "мистера". И на том спасибо.

— Вы будете переведены в помещение с более комфортными условиями. Там будет душ, маленькая кухня, туалет и кабинет для работы.

— Что именно мне предстоит делать?

— Я вам объясню чуть позже.

Влад подумал, что это, скорее всего, еще одна проверка. Только долгосрочная, длящаяся от недели до пары месяцев. Однако страж столько жить совсем не собирался.

— Мистер Троянов, как рациональный человек, вы сделали правильный выбор, — ободряюще произнес Хосман, видимо приняв слегка задумчивый вид Влада, за муки сомнений, — в России таким людям как мы нечего ловить. Мой прадед вынужден был бежать из этой варварской страны после переворота тридцать четвертого года.