— Здравствуйте, — сказал мужчина на неплохом русском языке, — мое имя Леонард Хосман. Агент Леонард Хосман. Я веду ваше дело.

Роберт молчал. Он узнал голос вошедшего. В наркотическом бреду страж принял его за тот самый полуразложившийся труп, разговаривавший с военным.

— В ваших интересах, — продолжил говорить агент, — сотрудничать с нами. Если между нами возникнет взаимопонимание, вы и ваши товарисчи, сможете неплохо устроиться здесь.

Слово "товарищи" он произнес именно как "товарисчи", и у звеньевого возникло ощущение, что сделал это агент Хосман специально. Такая легкая издевка в стиле голливудских боевиков прошлого века.

— Итак, как ваше имя?

Вместо ответа Роберт перешел в наступление:

— По какому праву в нарушение всех международных конвенций вы захватили иностранных граждан на территории суверенного государства, находящегося вне юрисдикции WEC.

Агент Хосман подхихикнул. Не засмеялся, а именно подхихикнул, как какой‑нибудь подленький тролль из диснеевского мультфильма столетней давности.

— Э, нет, — сказал он, — это вы в нарушение всех конвенций осуществили ракетно — бомбовую атаку на суверенный Афганистан.

— А какое отношение к геополитике имеют мирные русские туристы? — страж понимал, что сказанное им не выдерживает никакой критики.

— Русские туристы мирными не бывают, — Хосман выдавил из себя очередную мерзкую улыбочку. — А русские туристы, разъезжающие на "Ласт Фронтире" с Глоками и пятью обоймами к ним тем более не могут быть мирными.

— В любом случае вы нарушили международные конвенции и законы Социальной Республики Аляска, — настаивал на своем страж.

Агент внимательно посмотрел на Роберта и вдруг спросил:

— Скажите, Аркадий, а что означают три буквы "К" на вашей руке?

Звеньевой почувствовал, как у него загорелись щеки. Он знает псевдоним, под которым страж прибыл в Новоархангельск — Аркадий Крылов. Значит, утечка была из легиона "Гиперборея"? Скорее всего. Но кто? Подполковник Леонов? Или начбез? Или кто‑то из его заместителей? Неважно.

— Это означает, — медленно, почти по слогам произнес Роберт, — Клоуны Корпорации Кретины.

Леонард, чуть наклонив голову, слабо кивнул, будто ему что‑то сообщил невидимый собеседник, а затем подхихикнул.

— А может, — весело предположил он, — Крылов Комиссар КОБ?

— Как вам угодно, товарисч Хосман.

— У нас с вами много общего, — агент сел за стол напротив Роберта, — я тоже люблю разгадывать аббревиатуры. Вот вы упорствуете сейчас, держитесь за верность Советской Конфедерации, хоть и понимаете, что это в вашей ситуации бесполезно. Это что, психология совка?

— А вы такие слова знаете? — удивился Роберт.

— Знаю, — подтвердил Хосман, — я даже расшифровку придумал. СОВОК — это Специально Огороженный Ватник, Обожающий Кремль.

Леонард радостно подхихикнул собственной шутке.

— Во — первых, — сказал звеньевой после нескольких секунд молчания, — в Новосибирске нет кремля, так что ваша шутка устарела, а во — вторых, вы мне что предлагаете, бросить совков и перебежать к лобкам?

— К кому? — Хосман поднял брови.

— К лобкам. ЛОБОК — это Либерально Отъебаный Баран Общечеловеческими Конвенциями.

— Грубо, — подхихикнул Леонард, — но я запомню. Наверное, вы правы. Только истина ведь в чем? Истина в том, что благодаря ватникам и баранам мы существуем. И существуем вольготно. Без них мы были бы никем. И какая разница кого стричь и кого топтать? Вам с вашей информацией и вашими знаниями здесь будет хорошо. Вы не будете ни ватником, ни бараном. Вы будете пастухом, а со временем, может, дослужитесь даже до пастыря.

Роберт ничего не ответил.

— Вы кстати знаете, чему равняется поголовье баранов Республики Калифорния? — спросил Хосман.

— Что? — удивился звеньевой… — Понятия не имею…

Леонард чуть нагнул голову и кивнул, уставившись куда‑то сквозь Гордеева. И тут Роберт сообразил, что все пространные разговоры агент вел не просто так. Он тестировал собеседника, готовясь к основной части дознания. В ухе Хосмана, безусловно, имелся микрофончик, через который ему говорили о том, что "фиксация состояния неуверенности произведена", "автореакция зафиксирована" и так далее. Звеньевой сидел в "комнате правды", в труфоруме. Смешно: вчера страж допрашивал министра, а сегодня допрашивают его по той же самой схеме. И обмануть детектор лжи почти невозможно. По крайней мере, Роберт точно не сумеет провернуть такое, даже если войдет в образ, создаст психозаготовку и сольется с ней. Отсюда следует вывод: хранить молчание. Это лучшая защита в сложившейся ситуации. Звеньевой надеялся, что остальные его товарищи поступят также.

— Я тоже понятия не имею, — сказал Леонард, — но мы немного отвлеклись. Вы согласны сотрудничать?

— Я требую консула Советской Конфедерации, — как можно спокойнее произнес Гордеев, — без него ни на один вопрос я больше не отвечу.

— Не будьте глупцом, Аркадий, — усмехнулся Хосман, — никаких консулов. Вы или сотрудничаете или мы выбьем из вас ответы. К тому же вам никто не запрещает лгать. Просто отвечайте на поставленные вопросы.

Роберт молчал. Он закрыл глаза, визуализировал в центре головы огненный шарик и принялся считать вдохи и выдохи. Раз — вдох, два — выдох, раз — вдох, два — выдох, раз — вдох, два — выдох…

Агент Хосман, что‑то говорил, в чем‑то убеждал, предлагал, угрожал, обещал, но вскоре речь его превратилась в неразборчивый поток ничего не значащих звуков, а затем и вовсе стихла. Звеньевой созерцал огненный шар, вокруг которого он вращался и грелся в теплых лучах. Постепенно Мир забылся, и, следовательно, перестал существовать. Остались только благостное солнце и Некто, которого когда‑то, возможно, звали Роберт Гордеев. Но это было так давно, почти вечность назад. Потом из памяти изгладилось и имя. Осталось лишь бесконечное кружение над звездой без названия. Ослепительной и прекрасной. Дарящей безмятежность. Некто захотел слиться с ее сиянием, коснуться незримым телом слепящих протуберанцев, нырнуть в океаны чистого пламени. И тогда будет преодолена грань безмыслия, случится великое воссоединение, и Некто превратиться в Никто, и солнце тоже исчезнет, и наступит вечный покой вне пространства и времени.

Но что‑то случилось: звезда и космос подернулись бардовой рябью, центробежная сила резко увеличилась. Кто‑то невидимый оттеснял Некто от огненного шара. Снова бардовая рябь, и солнце начало превращаться в желто — зеленую точку, мало чем отличающуюся от остальных миллиардов звездочек, а над вселенной разнесся шепот, причиняющий адскую боль:

— У тебя есть имя… ты Роб… Роберт… ты Роберт Гордеев… — это был голос Маши, — и я люблю тебя, Роб… люблю… а ты… ты любишь меня?..

Некто вновь превратился в звеньевого тайных стражей революции. И он вспомнил все: вспомнил, зачем отправился на Аляску, вспомнил, что должен мучиться, разрываясь между долгом и привязанностью к любимой женщине.

— За… зачем… — прохрипел он, — за… зайчонок…

Бардовая рябь вдруг превратилась в океан ярко — красной боли. Она накрыла Роберта вязкой, обжигающей волной и вымыла его в тюремную реальность. Страж приоткрыл глаза и с удивлением обнаружил себя неистово бьющимся о твердый бетонный пол. Он рычал сквозь стиснутые зубы, брыкался, отчаянно мотал головой, пытался встать, но тщетно. На нем сидел бугай в черной броне с мертвенно — бледным лицом и стеклянными глазами. Бугай ударил Гордеева в грудь. По телу Роберта прошла судорога боли, на несколько секунд, показавшихся вечностью, он лишился дыхания, а когда, наконец, живительный воздух ворвался в агонизирующие легкие, страж обмяк.

— Я в восхищении, — донесся до него голос агента Хосмана, — попытка внутреннего бегства. Аркадий, вы хотели ускользнуть от нашего разговора на волнах дельта — ритма? Но проблема в том, что ваш мозг и ваше тело никуда не деваются. Они остаются здесь. И у нас есть препараты, которые заставят их работать так, как мы хотим. Ваш мозг будет выдавать те частоты и те амплитуды, которые нам нужны.