Когда в деревне стало известно о том, что произошло, кумушки-сплетницы обрадовались: «Так ведь мы и раньше говорили — тут что-то не так!»

Пан надпоручик, который к этому времени уже стал капитаном, принял Карела хорошо, хотя и отругал как следует Маркиту за безрассудство. Сперва Карел тосковал и думал, что заболеет «тоской по родине», но твердая воля помогла ему одолеть все трудности, он учился и очень скоро снискал себе любовь пана капитана.

К тому времени срок военной службы был уменьшен с четырнадцати до восьми лет. Мог ли кто-нибудь радоваться этому больше, чем Карел и близкие ему люди в Страже? Хотя для Ганы и такой срок показался слишком большим, она все же горячо помолилась за императора. Милота с Ганой и Маркита на храмовый праздник святого Яна приехали в Прагу. Гана ничего не видела, ничего не слышала, кроме своего Карела, который теперь казался ей в тысячу раз прекраснее, чем прежде. И Маркита, как ни больно ей было видеть сына солдатом, тоже радовалась, что военный мундир ему к лицу. Вот только, если бы не эта разлука да не восемь лет солдатской службы, все было бы ничего.

Петр признал, что Карел был прав: Бара действительно хорошая девушка и любит его. Он не долго раздумывал и в тот же год сыграл свадьбу. Карел прибыл в отпуск капралом, что очень обрадовало Барту. Если он Карлу любил, то еще больше полюбил Карела.

Прошло три года. На четвертый год Карел был уже фельдфебелем. Он стал важным паном, мог и до офицера дослужиться, потому что к нему относились хорошо, но вдруг затосковал по горам, по Гане, да так, что и генеральский мундир, будь он у него, променял бы на крестьянскую куртку.

Тоска его, видно, передалась Гане, она ходила как в воду опущенная и дома, среди родных гор, тосковала по Праге.

— Нет, так дело не пойдет! Одна воркует тут, другой там. Пусть собирается и едет к нему, так будет спокойнее. Ну-ка, мать, испеки мне белого хлеба в дорогу. А ты, Йирка, смажь у телеги колеса, я завтра еду в Прагу. Надо кое-что там разузнать! — сказал в один прекрасный день Милота.

Батрак как следует смазал колеса, мать и Гана испекли белого хлеба для старосты и Карела, и на следующий день хозяин поехал в Прагу. Через несколько дней он вернулся и сказал:

— Ну, Гана, радуйся, все улажено!

Вскоре после этого, отслужив положенное, Карел вернулся домой, стал хорошим хозяином и, наверное, по сей день живет и здравствует со своей Ганой.