Жители туманного Альбиона приобщили к курению и немцев (потом они приобщат их к футболу, и те на зависть англичанам станут чемпионами мира). Случилось это (т. е. приобщение к табаку) где-то в 1620–1622 годах (немцы постеснялись зафиксировать точную дату своего поражения, а англичанам в общем-то все равно, когда речь идет не о футболе). До этого табак в Германии нюхали — еще со времен правления Максимилиана II (1527–1576). Закурив, немцы преобразились. Новое увлечение охватило все слои германского населения. В Пруссии возникло общество курильщиков, состоявшее из высших сановников. Общество устраивало табачные вечера, во время которых все присутствовавшие обязаны были курить или хотя бы держать трубку во рту. Даже Иоганн Себастьян Бах заговорил стихами:

Завоевать остальные страны Европы было для табака делом пустяшным — что матерому курильщику сигарету выкурить. Как утверждают, слово «сигарета» («cigarette»), раз уж она упомянута, придумал Теофиль Готье в 1833 году, после посещения табачной фабрики в Севилье (именно из этого города вышла в 1492 году первая экспедиция Колумба). Долгое время фабрика была самой большой в мире, наверное, поэтому и произвела впечатление на французского писателя[3]. Ее огромные корпуса построены при Филиппе V (1700–1746; внук французского короля Людовика XIV, о котором речь дальше). Этот монарх страдал меланхолией до такой степени, что даже пытался отречься от престола в пользу своего сына, но по просьбе дворянства снова вступил в управление страной. Во время царствования испанского короля Карла IV (1788–1803), который вообще не испытывал склонности к государственной деятельности и время от времени поручал управление государством разным, не уполномоченным на то свыше лицам, на фабрике в Севилье было занято около 12 тысяч рабочих.

До сигарет, или по-испански «papelitos» (красиво звучит, не правда ли?), впрочем, было еще далеко; когда европейцы насмотрелись на табак как на растение и избавились с его помощью от колик и ревматизма, их охватило: 1) сначала неодолимое влечение нюхать его (Вольтер нюхал табак «с самой нежной юности», тому же увлечению охотно предавался и Ж.-Ж. Руссо); 2) потом курить; 3) а потом и жевать (этим занимались преимущественно моряки, дабы уберечься от цинги). Как в Европе дотоле жили без табака — уму непостижимо, чем занимались на досуге — неведомо, как коротали перерывы в работе — неясно, где были табачные фабриканты — одному Богу известно. А ведь по разнообразию способов употребления и в особенности препровождения времени с табаком едва ли сравнится какое-либо другое растение, фрукт, овощ, насекомое, биологически активная добавка или даже пиво. Табак разве что не едят (хотя в годы блокады Ленинграда его меняли на хлеб, но ведь не за тем, чтобы есть!).

Какая-то ничтожная вонючая заморская трава стала предметом роскоши для одних и источником огромных доходов для других. Привычка нюхать табак, жевать его и курить быстро (ну, не быстро, но важно, что не медленно) распространилась по вчера еще чистой, не задымленной Европе, а потом совершила свое победоносное шествие и по всему миру, презрев кары за курение и покорив людей всех цветов кожи, возрастов, состояний (включая физическое), темпераментов, различной степени умственного развития, разных полов, вероисповеданий, морально-нравственных устоев, политических пристрастий, профессий и сексуальных предпочтений. Став одной из важных сторон жизни человека, табак шагнул в литературу, притом сразу в классическую. Кармен, героиня новеллы П. Мериме и оперы Ж. Бизе, работала на севильской табачной фабрике, где «papelitos» изготавливали вручную. В романе Д. Дефо «Робинзон Крузо», вышедшем в свет в 1719 году, Робинзон, заболев, выпивает табачную настойку на роме, «крепкую и противную на вкус», и, проснувшись на третий день, отшельник «встал бодрый и в веселом настроении духа». Вот что делает с человеком ром! Или все-таки табак?

Не забывали про табак писатели и писательницы и в реальной жизни. По свидетельству очевидцев, Жорж Санд, придя в театр, закуривала сигарету сразу после начала спектакля, а в день выкуривала до 50 сигарет.

Поскольку потребность в табаке все возрастала, его стали выращивать и в Старом Свете. Первая табачная плантация появилась в Англии в 1590 году, в Уинчкоуме, в Германии табак стали разводить в 1601 году, в Пфальце и Гессене, но расцвета эта нужная людям всех национальностей отрасль достигла не сразу. В 1615 году близ Амерсфорта[4] появилась первая голландская табачная плантация; другая, французская, скоро возникла около немецкого Страсбурга (ныне французского, но табак здесь ни при чем). В 1775 году табак начали разводить под Бранденбургом — в Германии. Наверное, это были значимые даты; кто-то ведь регистрировал их. Попробуйте у кого-нибудь спросить, когда и где стали впервые сажать петрушку, укроп или инакомыслящих, — и ответом вам будут по обе стороны любого океана разведенные в стороны руки. А ведь до сих пор сажают (и табак, и петрушку, и инакомыслящих)! И что интересно — табак сажают только затем, чтобы завернуть его в бумагу и сжечь, тогда как инакомыслящих только сажают.

Духовенство и врачи восстали как против табака, так и против его любителей, что и понятно, ведь у табака стало появляться все больше приверженцев. Папы все настойчивее угрожали торговцам и курильщикам отлучением от церкви, а доктора предупреждали о болезнях и преждевременной кончине (хотя многие медики и сами покуривали, что не без успеха — в смысле дурного примера — делают до сих пор). Во Франции в 1635 году правительство запретило употреблять табак без разрешения врача (убежден, что это послужило поводом для хождения во французском народе моря липовых справок). Доходило до смешного. Фагон, врач, живший при Людовике XIV, разглагольствуя о вредном действии табака на организм, до того забывался, что в пылу красноречия беспрестанно нюхал табак и не замечал смеха слушателей!

Упомянутый уже не раз, Людовик XIV (правил в 1643–1715 годах) отменил разного рода бюрократические строгости вроде выдачи справок (нет, недаром он был прозван Великим), однако велел выступать против тех, кто растирает табак в церквах. А вот за своими дочерьми король не уследил: однажды он застал их за курением трубок, которые те велели принести им из караульного помещения дворцовой стражи. А в 1665 году во Франции объявился некто, подавший в военное ведомство проект (не будем называть его имя, он этого не заслуживает): выдавать войскам вместо хлеба табак, якобы притупляющий голод. Каждого французского солдата заставляли тогда иметь при себе трубку и огниво. Наверное, с таким отношением к табаку не страшен никакой враг. (Любопытно, что такое же мнение было распространено и в России в XIX веке, если верить современнице А. С. Пушкина, А. О. Смирновой-Россет, которая писала в своих воспоминаниях: «Учитель… целый день курил, так как курение заглушает аппетит, что правда (курсив мой. — И. Б.). Я ему подарила большой ящик табака». Удалось ли учителю навсегда утолить голод, получив такой подарок, Александра Осиповна не сообщает.)

Между тем, пока вся Россия собирала камни (время пришло) и готовилась к основанию Петербурга, в Европе творились ужасные вещи.

В 1692 году в Испании, в Сант-Яго, были заживо замурованы в стену пятеро монахов, которых застали за курением сигар на церковной паперти во время вечернего богослужения. Почему этот факт не положен в основу полнометражного фильма, который ежедневно крутили бы по всем телеканалам планеты, непонятно. А ведь хорошее получилось бы кино, особенно если сцену курения убрать вовсе (должен же быть хоть один фильм, в котором не курят), процесс замуровывания разбить на серии (например, на 365), за кадром дать вволю выговориться патологоанатому, которому вообще никогда не дают выговориться ни по телевизору, ни по радио (ни, боюсь, дома, после работы), а на роли монахов пригласить Леонардо ди Каприо, Брюса Уиллиса, Ричарда Гира, Джека Николсона и Жана-Клода Ван Дамма. Хичкок, как говорит продвинутая молодежь, здесь просто «курит»[5].