Однако это мало что изменило в жизни колонистов, Смит оказался далеко не единственным недовольным. Вскоре Уингфилд докладывал правлению компании: капитан Кэндалл был выведен из Совета и посажен в тюрьму, поскольку стало совершенно очевидно, что он сеял вражду между Советом и президентом. Чуть позже Смит записал в своих заметках: «Капитан Уингфилд довел дело до того, что все его ненавидели, а потому, со всеобщего согласия, он был снят с поста президента. Избрали – в соответствии с его поведением – капитана Рэтклифа». Там же он пишет: «Из-за раздоров Бог, разгневавшись на нас, обрушил такой голод и болезни, что живым едва достало сил хоронить мертвых». Зерно и мука сгнили от сырости, а охота и рыболовство не были достаточным подспорьем в этих не знакомых европейцам местах. Видимо, Смиту принадлежала спасительная мысль наладить меновую торговлю с индейцами. Продовольствие выменивали на железные топоры и тому подобные изделия. Правда, имеются сведения, что в ряде случаев индейцы отдавали кукурузное зерно в обмен на заложников или за захваченный у них тотем.

Во время одной такой экспедиции Джон Смит попал в руки туземцам. Тогда-то и имел место растиражированный ныне массовым искусством эпизод – спасение пленника юной Покахонтас. Позже отец Покахонтас, могущественный вождь индейцев-алгонкинов, был коронован по приказу Якова I как вассальный государь, что дало повод именовать его дочь принцессой.

Вылазки Смита на какое-то время спасли колонию, но не положили конец раздорам. Получив продовольствие, кое-кто задумал бежать из Джеймстауна на корабле. Зачинщиком заговора посчитали капитана Кэндалла, и он был казнен по обвинению в пособничестве Испании: якобы он намеревался искать покровительства испанских властей и выдать им английские планы колонизации Нового Света. Сейчас, по прошествии стольких лет, едва ли можно установить, насколько справедливы были эти обвинения.

Осенью 1608 года с поста президента был смещен Рэтклиф, его место занял Смит. Согласно сложившейся в Соединенных Штатах легенде, это было время мира благополучия и разумного совместного труда, но сомнительно, что легенда полностью соответствует действительности, хотя и на пустом месте она вряд ли бы возникла. С одной стороны, в Джеймстауне в этот период наконец-то соорудили приличный колодец, дававший свежую чистую воду, построили дома и блокгаузы, расчистили и засеяли маисом новое поле, наладили производство стекла. С другой – в колонии не прекращались мятежи и заговоры. Традиционно считается, что главными вдохновителями и виновниками смуты были «неуравновешенные юноши высокого происхождения, но морально испорченные», которые «промотали свое состояние в Англии и бежали от своих кредиторов в Виргинию». Они-то и «внесли разложение в среду привезенных ими колонистов». Возможно, все было именно так, а возможно, и нет. Однако исследователи привыкли смотреть на раннюю американскую историю глазами Джона Смита.

В конце концов переживший несколько покушений на свою жизнь Смит был смещен с поста президента и осенью 1609 года отправился в Англию. После этого дела в колонии пошли совсем плохо. К весне 1610 года из 500 завезенных к этому времени в Виргинию поселенцев в живых осталось всего 60 – еле двигавшихся, упавших духом, осаждаемых индейцами, непрерывно ссорившихся. Так бесславно закончился «демократический» период колонизации. Вскоре от выборного президента отказались, и из Англии прислали губернатора с широкими полномочиями, а Совет колонии превратился в совещательный орган. К этому времени роль Плимутской компании сошла на нет, а активно развивающуюся Лондонскую стали именовать Виргинской компанией, под этим именем она и вошла в историю.

В колонии постепенно складывалась определенная общественная структура. Собственно, она существовала и раньше, но при избираемом президенте разница в статусе колонистов несколько сглаживалась. Теперь она выступила со всей рельефностью. Высший слой общества Виргинии составляли члены колониальной администрации во главе с губернатором, средний слой – немногочисленные английские джентльмены, акционеры компании и другие поселенцы, которые сами оплатили свой переезд в Америку. Это было привилегированное сословие. Большинство же составляли так называемые сервенты, прибывшие в Америку за счет Виргинской компании. С ними заключался контракт на определенный срок (7 лет, иногда меньше), в течение которого они обязывались за «достаточно разумное» питание и снаряжение выполнять поручаемую им работу по специальности или любую, предписанную колониальной администрацией. Предполагалось, что после окончания срока контракта каждый из них получит земельный надел. Однако конкретных обязательств компания на себя не брала.

Сервенты рекрутировались главным образом из обезземеленных крестьян, бродяг, а частично набирались из уголовных преступников. Значительная часть колонистов отправлялась в Виргинию против собственной воли или в силу крайней нужды. От обычных рабов их отличал главным образом цвет кожи, да еще едва тлевшая надежда, что когда-нибудь, в далеком и неопределенном будущем, они получат в Америке клочок земли. Но это мало сказывалось на их нынешнем положении. Следуя инструкциям, губернаторы прибегали к драконовским мерам для наведения порядка, стараясь добиться от колонистов максимальных усилий при выполнении ими работ. Какое питание считать достаточно разумным, оставляли на усмотрение администрации. Размещение колонистов в «общем доме», совместный обязательный труд, нормированное распределение продуктов и их постоянная нехватка, страх перед нападением индейцев, заставлявший быть всегда начеку, делали жизнь колонистов в условиях военного поселения практически каторжной. Охотников ехать в колонию становилось все меньше, но их не спрашивали. На данном этапе колонизации рабский труд себя оправдывал, и его вовсю использовали. А повод отправить какого-нибудь бедолагу за океан найти было не так уж сложно.

Это был далеко не единственный случай, когда англичане использовали в Новом Свете белых невольников. В течение XVII века широко практиковалась продажа на плантации Вест-Индии осужденных за уголовные и политические преступления. Многие, наверное, помнят, что подобный случай описан в романе Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада»: «Я уже сказал, что несчастья, обрушившиеся на Блада в результате его посещения усадьбы Оглторп, включали в себя и два обстоятельства положительного порядка: первое, что его вообще судили, и второе, что суд состоялся 19 сентября. До 18 сентября приговоры суда приводились в исполнение немедленно. Но утром 19 сентября в Таунтон прибыл курьер от государственного министра лорда Сэндерленда с письмом на имя лорда Джефрейса. В письме сообщалось, что его величество король милостиво приказывает отправить тысячу сто бунтовщиков в свои южные колонии на Ямайке, Барбадосе и на Подветренных островах. Вы, конечно, не предполагаете, что это приказание диктовалось какими-то соображениями гуманности. Лорд Черчилль, один из видных сановников Якова II, был совершенно прав, заметив как-то, что сердце короля столь же чувствительно, как камень. «Гуманность» объяснялась просто: массовые казни были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в то время как в колониях не хватало людей для работы на плантациях, и здорового, сильного мужчину можно было продать за 10–15 фунтов стерлингов. Немало сановников при дворе короля имели основания претендовать на королевскую щедрость, и сейчас представлялся дешевый и доступный способ для удовлетворения их насущных нужд.

В конце концов, что стоило королю подарить своим приближенным некоторое количество осужденных бунтовщиков?

В своем письме лорд Сэндерленд подробно описывал все детали королевской милости, заключенной в человеческой плоти и крови. Тысяча осужденных отдавалась восьми царедворцам, а сто поступали в собственность королевы. Всех этих людей следовало немедленно отправить в южные владения короля, где они и должны были содержаться впредь до освобождения через десять лет. Лица, которым передавались заключенные, обязывались обеспечить их немедленную перевозку.