— Поехали. — Я выкинул в окно сигарету.

— Куда?! — насторожился гангстер.

— В прокуратуру.

Хаза подскочил чуть не до обитого сафьяном потолка:

— Ты что, Александр Иванович?! Явку с повинной решил оформить?!

— Давай, давай, — поторопил я его. — Меня следователь ждет.

Его жест можно было расценить как сочувствующий. Указывая дорогу, параллельно я размышлял о предстоящей встрече с Заклунным. Сколько он знает, я не знал. И стоило прикинуть, как мы в подобных обстоятельствах разойдемся.

— Ну а мне что делать? — спросил Хаза, обращаясь в пространство.

— Семья большая? — проявил я участие.

— Тетка в Нижнем. — Пошел снег, и Хаза включил дворники. — Своей не обзавелся. Недосуг все как-то было.

— Это ты молодец, — одобрил я его. — Это ты, Хаза, толково придумал. Тогда бери общак и дуй куда подальше. Денег-то много?

Его жест можно было расценить как утвердительный.

— Ну, вот и действуй. А то, когда Шива до тебя доберется, мало останется. Говорят, в Бильбао климат хороший. Пуэрто-Рико хуже, но безопаснее.

Мой совет его не столько вдохновил, сколько укрепил. Хаза и сам неплохо в пространстве ориентировался. У меня он лишь хотел узнать о судьбе Руслана. Будем считать, что он узнал о ней.

У ворот прокуратуры мы с Хазой простились, как свои, и расстались, как чужие. «Дан приказ ему — на запад, ей — в другую сторону», — пело радио в моем детстве.

А в знакомом очно кабинете меня уже поджидало заочно знакомое лицо: следователь Заклунный. И при этом он не делал вид, что страшно занят. Он не шуршал бумажками, не листал папки, не двигал ящиками стола и не кричал: «Следующий!» Он вообще ничего не делал. Употребление чая и чтение детективного романа причислить к делам я не возьмусь даже с большой натяжкой. Из всего увиденного я пришел к выводу, что следователь он востребованный, бывалый и по горло завален работой над чужими ошибками. Словом, из тех, что называются «зубры».

— Павел! — представился он, загибая уголок «бульварного» издания там, где я оторвал его от сюжета.

— Александр Иванович. — Я ничуть не сомневался, что моя физиономия отлично ему знакома.

Вместо предложения устраиваться поудобнее, Заклунный сразу направился к сейфу, извлек из него обещанный валиум, отдал мне и вернулся к чтению детектива. А я остался стоять дурак дураком, тупо рассматривая на пузырьке латинские буквы.

— Что-нибудь еще?! — спросил он, переворачивая очередную страницу.

Его метод ведения следствия пришелся мне по душе. А утверждают, будто профессионалов настоящих совсем не осталось. Под корень будто их вывели. Да вот же они: сидят напротив, прихлебывают остывший чай и забавляются.

— Ну, хорошо. — Оседлав стул, я сдался на милость победителю. — Спрашивайте. Или вам лучше все в письменной форме изложить?

— Спрашиваю. — Заклунный отложил книгу и включил диктофон. — Вы знакомы с гражданином Караваевым?

— Да!

— При каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство?

— При попытке к бегству. Караваев пытался меня убить, а я от него пытался бегать. То и другое нам почти удалось.

— Вам известны мотивы его противоправных действий, совершенных в отношении вас и ряда сотрудников вашего учреждения?

— Да!

— Расскажите следствию все, что вы знаете об этом.

— Начальник отдела кадров финансово-промышленной группы «Третий полюс» действовал по прямому и посредственному указанию своего хозяина Аркадия Петровича Маевского.

— Откуда вы это знаете?

— Об этом мне сообщил в приватной беседе руководитель частного охранного заведения «Близнецы» господин Галемба, осуществлявший слежку за мной по распоряжению упомянутого Маевского.

— Каковы причины, побудившие Галембу к такому признанию?

— Не смог удержаться. Очевидно страдая жестокими угрызениями совести, он хотел снять с себя тяжкое бремя и частично переложить его на мои хрупкие…

— Александр Иванович, — выключив диктофон, перебил меня Заклунный. — Пленка у нас казенная. И она кончается.

— Понял, — сказал я.

Диктофон заработал снова.

— Вопрос. — Заклунный уперся локтем в стол, а щекой — в ладонь. — Имеете ли вы прямое либо косвенное отношение к событиям, произошедшим двадцать восьмого ноября сего года на авиационной выставке «Ходынское поле»? Принимали или нет вы в них участие и, если нет, желаете ли сообщить что-либо следствию о данном происшествии?

— Ответ, — постарался я, как мог, сэкономить пленку. — Не имею, не принимал, не желаю.

— Я предупредил вас об ответственности за дачу ложных показаний?! — спохватился вдруг Заклунный.

— Еще вчера.

— Тогда последнее. — Здесь следователь посмотрел мне прямо в глаза. — Подумайте как следует, прежде чем дадите ответ. Вам известны причины, побудившие Маевского к организации ряда тяжких преступлений, совершенных в отношении вас и ваших коллег?

Это был основной вопрос нашей встречи. Вопрос в чем-то даже философский. Типа «о первичности материи и сознания». Обдумывать ответ мне долго не пришлось. Я обдумывал его все утро и весь день. К тому же пленка заканчивалась.

— Нет, — признался я.

Следователь вынул из диктофона кассету и приобщил ее к делу, зашвырнув в большую картонную коробку с уликами. Его баскетбольный бросок лишь подтвердил мои собственные догадки: так обращаются с делами, приготовленными к сдаче в архив.

— Финита ля трагедия! — поморщился Заклунный. — А что вы от меня еще хотите?! Исполнитель от правосудия скрылся! Интерпол — с деньгами и комитетским опытом Караваева — будет его, как Бормана, лет сто искать! Организатор преступления — в психушке!

— Уже?! — подивился я.

— А вы как думали?! — Заклунный налил из чайника воду в стакан, опустил туда же кипятильник и воткнул штепсель в розетку. — У нас, между прочим, оперативники трудятся! Они, кстати, даже карету «скорой помощи» опередили! И это — заметьте! — не первый в моей практике случай!

— Карету мне! Карету! — вырвалось у меня совершенно спонтанно.

— Э нет, батенька! — возразил Заклунный. — Чацкого по недоразумению в сумасшедшие записали. А Маевского — по заключению экспертизы! Ощущаете разницу?! Так что истинные причины сего преступления останутся вечной загадкой криминальной психиатрии. Если, конечно, Маевский в себя не придет. А он, я думаю, не придет. Это уж наши врачи расстараются. Ну, и адвокаты помогут: не бедный все-таки человек. Да и связи у него те еще. Остается Хасан: слуга и стрелочник. Успел-таки, мерзавец, голову референту Вершинина оттяпать. В убийстве сознался сразу, про хозяина — ни слова. Короче, маньяк-одиночка. Хотя понятно, по чьей указке действовал.

«Религия бедуинов, — читал я как-то у моралиста Монтеня, — учит, среди всего прочего, и тому, что душа павшего за своего владыку вселяется в новую телесную оболочку — более удобную, более красивую и более прочную, чем предыдущая. Из-за этого представления они с большой готовностью подвергают свою жизнь опасности». Ну, что же — Аллах ему в помощь, курду Хасану!

— А вот интересно, — Заклунный бросил в стакан щепоть заварки и вынул из него кипятильник, — чего эти друзья комсомольской юности — Вершинин с Маевским — не поделили? Похоже, у Маевского зуб на специалиста по банкам и офшорным лавочкам, как полагаешь? Или Вершинин у Маевского бабки заныкал? Люди-то все из одной системы! Вершининские, разобраться, люди-то! И — слышь?! — все в один голос твердят, что не знают они, бедолаги, причин собственного похищения! Как тебе?! Три недели под замком — и не знают ни хрена! Это о том, что они не знают, у меня сегодня с утра целая очередь собралась отчитаться!.. Да еще эти несчастные случаи от Москвы до северных окраин. У тебя-то есть идеи?!

Заклунный как-то незаметно перешел со мной на «ты». Я был не против. Человек мне валиум достал.

— Паш, ты извини меня, конечно, за праздное любопытство, — пресек я его досужие размышления. — Но тебе это зачем? Мало в прокуратуре громких дел пылится?

— Тебе скажу. — Испив чаю, Заклунный потянулся за детективом. — Не поверишь, но люблю, когда зло наказано! И чтоб в конце хеппи-энд непременно присутствовал. Вот как в книжках. Жути нагонят, а потом глядишь — и все тип-топ!