Дверь ризницы отворилась, и из нее появился Кассейн. На нем была черная сутана. Он на секунду замер, чувствуя ее присутствие.

Кассейн заметил Татьяну во время мессы. Не будь приглашения Девлина на ужин, он бы еще усомнился, она ли это, но в данной ситуации сомневаться не приходилось ни в чем. Поняв это, он тут же узнал в ней маленькую девочку, которая бросилась на него в тот памятный день много лет назад в Друморе, когда он застрелил ее отца. Глаза у человека никогда не меняются, а выражение ее глаз он запомнил.

Кассейн подошел к алтарю и преклонил колени. Татьяна в страхе вскочила на ноги и бросилась к проходу. Но дверь в церковь уже была заперта. Она ударилась всем телом о толстые дубовые доски и осела на холодный пол. И с ужасом услышала приближающиеся шаги.

Мягкий голос сказал по-русски:

— Ну, здравствуйте, Таня. Вот мы и встретились.

Татьяну всю трясло — то ли от волнения, то ли от холода. Кассейн подал ей руку, помогая встать. Опять по-русски задумчиво произнес:

— Боже, как давно все это было.

— Теперь вы убьете меня, как убили когда-то моего отца? Как убили десятки людей? — звенящим голосом сказала Татьяна.

— Надеюсь, в этом не будет необходимости. — Кассейн глядел на нее, держа руки в карманах, потом улыбнулся какой-то странной, печальной улыбкой. — У меня есть ваши пластинки. У вас чудесный талант.

— Как и у вас. — Девушка стала понемногу приходить в себя, злость и презрение к убийце вытеснили страх. — Талант разрушения и смерти. Они не ошиблись в выборе. Мой приемный отец знал, что делал.

— Все не так просто. Я оказался в тот момент под рукой, вот мною и воспользовались.

Татьяна глубоко вздохнула.

— А что происходит сейчас?

— Я думал, что мы собираемся вместе поужинать: Вы, Лайам и я.

Дверь церкви с треском распахнулась. На пороге появился Девлин.

— Таня? — он перевел дыхание. — Ах, вот вы где. Итак, вы уже встретились с отцом Кассейном?

— Да, Лайам, мы встретились. Мы давно не встречались, очень давно.

Гарри Кассейн вынул из правого кармана пистолет с глушителем, который он взял у убитого Любова.

На кухне Кассейн принюхался.

— Отбивные пахнут великолепно, Лайам. Пора, наверное, выключить печь.

— Вы только посмотрите на него. Все предусматривает.

— Только поэтому я и живу так долго.

Он взял веревку и предложил пройти в гостиную. Кассейн не стал их связывать, просто приказал сесть на кушетку у камина. Сам подошел к камину, засунул руку в дымоход и вынул висящий там на гвозде «вальтер», который Девлин хранил на всякий непредвиденный случай.

— Чтобы у тебя не было соблазна, Лайам.

— Знает все мои маленькие секреты, — объяснил Девлин Татьяне. — Почему бы ему их не знать? Ведь мы дружим уже двадцать лет.

Голос Девлина дрожал от гнева, но в нем была и искренняя горечь. Без позволения Кассейна он взял сигарету из пачки, которая лежала на столике, и закурил.

Кассейн уселся за обеденный стол, по-прежнему держа в руке пистолет.

— Эта штучка стреляет без шума, старина. Тебе это лучше, чем кому-либо, известно. Так что — без глупостей. Никаких штучек старого доброго Девлина. Мне вовсе не хочется убивать тебя.

Кассейн тоже закурил.

— Что ж, отлично. Только такой круглый идиот, как я, не мог сложить два и два, хотя бы время от времени. Твои хозяева глубоко законспирировали тебя. Стать для прикрытия священником… Правильно ли я полагаю, что ты выбрал семинарию рядом с Бостоном только из-за того, что я преподавал там английский?

— Естественно. В те дни ты был крупной шишкой в ИРА, Лайам. Будущие преимущества нашей дружбы были совершенно очевидны для любого, но мы и на самом деле стали друзьями. От этого никуда не уйти.

— Господь благородный! — Девлин качал головой. — Кто же ты такой, Гарри? Кто ты на самом деле?

— Моего отца звали Шон Келли.

Девлин изумленно уставился на Кассейна.

— Но я же его отлично знал. Мы вместе служили в бригаде имени Линкольна Вашингтона во время гражданской войны в Испании. Постой, постой. В Мадриде он женился на русской девушке.

— Это была моя мать. Родители вернулись в Ирландию, где я и родился. Отца повесили в Англии в сороковом за участие в организации взрывов, проводимых ИРА. Я жил с матерью в Дублине до пятьдесят третьего, потом она привезла меня в Россию.

— И КГБ впился в тебя, как пиявка.

— Что-то в этом роде.

— Они нашли в нем специфические таланты, — вставила Татьяна. — Например, умение убивать.

— Нет, — спокойно ответил Кассейн. — Когда я впервые проходил тесты у психологов, Павел Черный указал на мой талант перевоплощения.

— Актер, да? — ухмыльнулся Девлин. — Ну, тогда для тебя эта работа самая подходящая.

— Не совсем. Нет аудитории, понимаешь. — Кассейн посмотрел на девушку. — Я сильно сомневаюсь, что убил больше людей, чем Лайам. Так в чем же различие между нами?

— Девлин сражался за правое дело, — страстно вступилась за Лайама Татьяна.

— Совершенно верно. Я тоже простой солдат, Таня. Я сражаюсь за мою страну — нашу страну. Если уж вас так интересует, то я вовсе не офицер КГБ. Я подполковник военной разведки, ГРУ. — Кассейн с усмешкой взглянул на Девлина. — Они продолжают повышать меня в звании…

— Но все, что вы совершили… Все эти убийства… — произнесла девушка. — Вы убивали невинных людей.

— Невинных нету в этом мире, пока живет в нем человек. Так учит нас церковь. В жизни всегда существует неравенство — жизнь несправедлива сама по себе. Мы приходим в такой мир, какой он есть на самом деле, а не каким должен быть.

— О Боже! — воскликнул Девлин. — То ты, Кухулин, талантливый террорист, то священник, изрекающий банальности. Ты хоть представляешь, кто ты на самом деле?

— Когда я священник, то я священник. От этого не уйти. Церковь первая подтвердит это, несмотря ни на что. Но другое мое «я» сражается за мою страну. За это мне не в чем оправдываться. На войне как на войне.

— Очень удобная формула. Так значит, церковь отвечает на твои вопросы или все же КГБ? И есть ли между ними разница?

— А это имеет значение?

— Черт побери, Гарри, скажи мне одно: откуда ты узнал, что мы вышли на тебя? Откуда стало известно о Татьяне? От меня? — Девлин взорвался. — Но как ты мог это узнать от меня?

— Ты имеешь в виду, что всегда проверял свой телефон? — Кассейн подошел к бару, по-прежнему держа в руке пистолет. Он разлил виски в три бокала и принес их на подносе к столику рядом с кушеткой. Взял свой бокал и отошел назад. — Я использовал специальное оборудование. Направленный микрофон и все такое. От моего внимания в твоем доме ничто не ускользало.

Девлин глубоко вздохнул и поднял свой бокал.

— Итак, за дружбу. — Одним глотком выпил. — Ну, а теперь что будет?

— С тобой?

— Да нет же, с тобой, идиот. Куда ты сейчас направишься, Гарри? Обратно, на матушку-Русь? — Он поставил пустой бокал и повернулся к Татьяне. — Только представьте себе: Россия — не его родина.

Кассейн совсем не чувствовал в себе гнева. Не было и отчаяния. Всю свою жизнь он играл ту роль, которую ему предлагали. У него выработалась холодная отрешенность, совершенно необходимая для профессионального представления. Для настоящих, глубоких чувств в его жизни не было места. Все его поступки, хорошие или плохие, диктовались требованиями момента. Или он так себе это внушил? И все же Кассейн по-настоящему любил Девлина, всегда любил. А девушку? Он взглянул на Татьяну. Ему не хотелось причинять ей вреда. Достаточно того, что он сделал когда-то.

Девлин, будто прочтя мысли Кассейна, мягко произнес:

— Куда тебе бежать, Гарри? Разве есть на земле такое место?

— Нет, — спокойно ответил Кассейн. — Нет такого места. И ты это знаешь не хуже меня. За все, что я сделал, твои друзья из ИРА расправятся со мной не задумываясь. Фергюсон тоже вряд ли заинтересован, чтобы я оставался живым. От этого он ничего не выигрывает. Я ему больше не нужен.