Майлс Хеллер — стар. Эта мысль приходит к ней из ниоткуда, но как только появляется в ней, она понимает, что она обнаружила совершеннейшую правду, то, что отделяет его от Джэйка Баума и Бинга Нэйтана и всех других молодых людей, знакомых ей, от поколения говорливых парней, логоррея класса 2009 года; а в тоже время сеньор Хеллер почти ничего не говорит, не способен на малозначащие разговоры и отказывается разделить ни с кем все его секреты. Майлс был на войне, и все солдаты становятся стариками, когда приходит время возвращения домой, закрытые миру мужчины, которые никогда не говорят о своих боях. На какой войне маршировал Майлс Хеллер, интересно ей, что он видел, как долго он был там? Невозможно узнать, но, без сомнения, он был ранен, и он разгуливает с внутренней раной, которая никогда не заживет, и, скорее всего, поэтому она его очень уважает — потому что он страдает, и он никогда не расскажет об этом. Бинг болтает, и Джэйк ноет, а Майлс молчит. Совсем неясно, что он тут делает, в Сансет Парк. Однажды прошлым месяцем, вскоре после того, как он въехал, она спросила его, почему он покинул Флориду, и его ответ был очень расплывчат — У меня есть нечто незавершенное, о чем надо позаботиться — мог означать, что угодно. Что это незавершенное? И почему покинуть Пилар? Он, очевидно, влюблен в нее, так почему он приехал в Бруклин?

Если бы не Пилар, она бы стала волноваться о Майлсе. Да, ее немного смутило знакомство с такой юной старшеклассницей в смешном зеленом пуховике и красными шерстяными перчатками, но это чувство вскоре прошло, когда стало ясно, какой умной и собранной была она, и самое лучшее в этой девушке — это тот факт, что Майлс боготворит ее; и по наблюдениям Алис во время пребывания Пилар, ей кажется, что она — свидетель исключительной любви, и если Майлс может так любить, как он влюблен в эту девушку, то это означает одно, что рана внутри его нестрашна, что рана находится в какой-то части его души и не кровоточит на все остальное, и потому темная сторона Майлса не преобладает, как казалось ей до того, как Пилар жила с ними те десять-одиннадцать дней. Было трудно не завидовать ей, конечно, видя, как Майлс смотрел на свою возлюбленную, говорил со своей возлюбленной, касался свое возлюбленной, не потому, что ей хотелось, чтобы он так же смотрел на нее, а потому, что так не смотрел Джэйк; хотя было бы глупо сравнивать Джэйка и сеньора Хеллера, были времена, когда она не могла удержаться от этого сравнения. У Джэйка есть мозги, талант и амбиции, а в то же время у Майлса, со всеми его умственными и физическими достоинствами, совершенно нет амбиций, и он, похоже, просто проживает свои дни, не утруждая себя ни чувствами ни смыслом; и, все-таки, Майлс — мужчина, а Джэйк — все еще парень, потому что Майлс был на войне и состарился. Возможно, это как раз объясняет, почему эти двое так невзлюбили друг друга. С самого первого ужина, когда Джэйк начал говорит об интервью с Рензо Майклсоном, она тогда уже почувствовала, что Майлс был готов либо ударить его, либо вылить бокал вина ему на голову. Кто знает, почему Майклсон вызвал такую реакцию, но плохие отношения не прошли — наоборот, Майлс очень редко остается дома, когда Джэйк появляется к ужину. Джэйк продолжает приставать к Бингу с просьбой устроить встречу с Майклсоном, но Бинг все время откладывает время, говоря, что Майклсон — упрямый, замкнутый человек, и лучший способ добиться цели — это ждать до тех пор, пока тот не появится в его магазине на чистку пишущей машинки. Алис, возможно, сама могла бы тоже устроить эту встречу. Майклсон — давнишний член ПЕН, вице-президент в прошлом со специальным пристрастием к программе Свобода Писательству, и она разговаривала с ним всего неделю тому назад о процессе над Лю Сяобо. Она может просто позвонить ему завтра и спросить его, если у него найдется время для ее друга, но она не хочет делать ничего подобного. Он причинил ей боль, и она не в настроении помогать ему.

Она возвращается в пустой дом около трех часов дня. В три-тридцать она сидит за своим столом, печатая ее заметки о разговоре отца-сына в Лучших Годах Нашей Жизни. В три-пятьдесят кто-то стучит во входную дверь. Алис встает и идет вниз по лестнице, чтобы узнать, кто это. Когда она открывает дверь, высокий, тяжело сопящий мужчина в странной униформе цвета хаки криво улыбается ей и приподнимает край шляпы. У него широкий, изрытый ямками нос, такие же изрытые щеки и большой, с отвислыми губами рот — забавный ассортимент лицевых характеристик, странным образом напомнившие ей тарелку с картофельным пюре. Она замечает, с определенным огорчением, что у него пистолет. Когда она спрашивает его, кто он такой, он говорит, что его зовут Нестор Гонзалез, ньюйоркский маршал, и затем он передает ей сложенный лист бумаги, какой-то документ. Что это? спрашивает Алис. Решение суда, говорит Гонзалез. На что? спрашивает Алис, притворяясь непонимающей. Вы нарушаете закон, ма’эм, отвечает маршал. Вы и ваши друзья должны съехать. 

Майлс беспокоится о деньгах. У него их не так много, а сейчас, после того, как он потратил бóльшую часть двух недель с Пилар, посещая дважды в день рестораны, покупая ей одежду и парфюмерию, раскошеливаясь на дорогие театральные билеты, его резерв растаял еще быстрее, чем он предполагал. Они разговаривают третьего января, через несколько часов после того, как Пилар зашла в автобус и уехала назад во Флориду, через несколько минут после того, как Майлс оставил неясное сообщение на телефоне матери, и Бинг говорит, что есть простое решение проблем, если Майлс решит принять его предложение. Ему нужна помощь в Больнице Для Сломанных Вещей. Его группа Власть Толпы наконец обрела агента, решившего заняться организацией их концертов, и они покинут город на две недели в конце января и еще две недели в феврале, играя в колледжах штатов Нью Йорк и Пенсильвании, и он не может позволить себе закрыть бизнес на время, пока его здесь не будет. Он может научить Майлса, как делать рамки для картин, чистить и ремонтировать пишущие машинки, починить все, что нужно клиентам, и если Майлс согласится работать полный день за столько-то денег в час, они могут закончить всю незавершенную работу, накопившуюся за последние пару месяцев. Бинг может пораньше закончить репетиции, когда бы ему ни захотелось, а потом, на время турне группы, Майлс будет главным на работе. Бинг может позволить себе содержать дополнительного работника, потому что за время бесплатного проживания в Сансет Парк за прошедшие пять месяцев он скопил какие-то деньги, а в дополнение к этому, похоже, Власть Толпы принесет денег побольше, чем когда-либо в истории группы. Что думает об этом Майлс? Майлс смотрит вниз на обувь, раздумывает над предложением некоторое время, а затем поднимает свою голову и говорит, что он согласен. Он думает, что работа в Больнице будет лучше для него, чем проводить время в фотографировании, расхаживая по кладбищу; и перед тем, как он идет в магазин за продуктами для ужина, он благодарит Бинга за то, что тот опять спас его.

Что Майлс не понимает, это то, что Чарльз Бингэм Нэйтан сделает что угодно для него, и даже если бы Майлс отверг предложение о работе в Больнице Для Сломанных Вещей, его друг был бы счастлив предложить ему сколько нужно денег без никаких обязательств возврата в определенный срок до самого конца двадцать второго столетия. Он знает, что Майлс лишь половина прошлого себя, что его жизнь расколота и никогда не будет той прежней, но оставшаяся половина личности Майлса вызывает у него больше уважения, чем любые чьи-нибудь две. Они впервые встретились двенадцать лет тому назад, осенью года смерти брата Майлса, Майлсу было шестнадцать лет, а Бинг — на год старше, один следовал дорогой умных мальчиков в школе Стайвесант, а другой — музыкальной программы колледжа ЛаГуардиа, два недовольных подростка, нашедших общее в презрении к лицемерной американской жизни, и это был тот, помоложе, кто научил другого ценностям противостояния, каким способом возможно было уклониться от бессмысленного общества, втягивающего их в свою игру, и Бинг понимает, что бóльшая часть его, кем он стал за прошедшие года — прямой результат влияния на него Майлса. Это было больше, чем сказал Майлс, при этом, больше, чем одно из сотен точных наблюдений, сделанных им о политике и экономике, с такой ясностью, открывших наружу всю систему, это было то, что сказал Майлс вместе с тем, кем был Майлс, и как он воплощал идеи, в которые он верил, притяжение его поведения, печальный юноша, лишенный иллюзий, лживых надежд; и, даже если они никогда не стали близкими друзьями, в их поколении вряд ли найдется тот, кого он уважал бы больше Майлса.