Она пошла на охоту. Опять. И на этот раз собиралась завалить горного зубра. И что-то мне подсказывает, что вся его огромная туша достанется именно мне. Значит, всё произойдёт сегодня? Да, наверное, так. Слишком долго мама ждала…
Но когда это случится? Сразу, за ужином? Вряд ли. Скорее всего, она дождётся, когда я засну. По крайней мере, я на это надеюсь. Потому что в противном случае мои шансы резко падают вниз. Вот почему я больше в отца пошла?! Не такая большая и сильная как мать! Будь я такой же, то, верно, смогла бы дать ей отпор, а так… Придётся работать головой.
Поглядела на камень и вспомнила мышцы мамы. Нет, не достаточно острый. И продолжила его точить.
Мать пришла ближе к вечеру, когда буря совсем разыгралась. Лишь в последний момент я успела спрятать свои заготовки под шкуру. На плечах она несла горного зубра. Его голова была невероятным образом развёрнута. Понятно. Свернула шею. Классика.
Я аж вся напряглась, когда мать, сняв своим ножом шкуру с животного, распотрошила зубра и положила передо мной.
— Ешь, — сказала она своим привычным жёстким басовитым голосом и села напротив меня.
Под пристальным взглядом матери я довольно быстро запихала в себя зубра. Правда, конечно, не всего, а то бы лопнула. В обычный то день я бы даже и половину его не съела: слишком уж огромный. Но каждый раз, когда я норовила прекратить приём пищи, мать грозно глядела на меня, приказывая есть дальше. И лишь когда я уже держалась за разрывающийся живот, она сжалилась надо мной и отправила спать.
Вот сволочь, а! Зато теперь я точно была уверена в её мотивах.
Стараясь не обращать внимания на жутко болящий живот, подползла к шкурам, в которых всегда спала. Мать, прихватив с собой нож — жалко, а то я б с удовольствием им овладела, у меня бы шансов стало больше — ушла спать в другую часть пещеры. Хотя знаем мы, как она будет "спать"! Но и я этой ночью видеть сны не собираюсь…
Часть шкур я сложила так, чтобы получилось некоторое подобие моего контура. Затем укрыла "себя" одеялом. Вроде похоже, в темноте тяжело будет разобрать. Ну и отлично. Глянула на выход из пещеры. Снаружи уже было темно. Буря всё не утихала.
Вытащив своё оружие в виде ставшего уже нормальной остроты камня, сжала его в правой руке и, взобравшись на невысокий выступ, залегла в маленькой пещере. Я её ещё давно делала, когда старалась подражать маме. Думала себе собственный дом выдолбить. Дура. Пещера была маленькой: залезть в неё можно было лишь ползком, а помещалась в ней только часть меня — ноги, да полтуловища. Но зато я могла спокойно прятаться за уступом и следить за своей частью пещеры.
Сжав в руке камень так, что тот еле слышно затрещал, закусив губу начала ждать. Получится ли у меня? Это покажет время. Сейчас нужно, чтобы в моей голове отпечаталась одна фраза: либо ты — либо тебя. Либо-либо. Другого не дано.
Я ждала долго — час, не меньше. И когда мне уже показалось, что этой ночью бояться нечего и можно выйти из укрытия, да поспать, послышались тяжёлые шаги.
Мать вообще даже ночью ходила, громко стуча своими ножищами. Сон у меня был крепкий, как у истинного тролля. Так что она не боялась меня разбудить. Хотя сегодня, пускай я отчётливо слышала её шаги, мама всё-таки старалась идти тише, чем обычно. А я почти перестала дышать, глядя на появившуюся в темноте фигуру матери. Господи, как же она была огромна и сильна! В голову начали закрадываться сомнения по поводу моего плана, которые я тут же отбросила в сторону и сильнее сжала в руке камень. Прочь сомнения! И прочь жалость…
Огромная фигура приблизилась к месту моего сна. И неожиданно застыла. Я еле удержалась от того, чтоб не ахнуть. Неужели заметила?! Но нет. Она постояла так с секунду, и присела рядом со шкурами. Поднесла руку "ко мне" и занесла для удара нож.
Сейчас, или никогда!
Оттолкнувшись руками, я моментально выползла из укрытия и, не останавливаясь, прыгнула на мать со спины. Сжав в обеих руках камень, ударила его остриём неудавшуюся убийцу в район соединения головы и позвоночника. Послышался крик, продолжительный крик, сокрушавший стены пещеры. Я пошатнулась. Казалось, всё вокруг вибрировало от крика боли, что издавала моя мать. Но жалость, как и страх, давно покинули меня.
Она, теперь мой противник, упала на землю, кривясь и извиваясь. Я закончу её мучения. Взглядом найдя выроненный ею нож, который для меня лишь чуть-чуть не дотягивал до меча, подхватила его и, помедлив с мгновение, пронзила им мамину грудь.
Тут же крики стихли. Я смотрела на распластавшееся на полу тело, занимавшее почти половину моей части пещеры, и тяжело дышала. Меня не убьют — это я теперь знала точно. В пещере холодно, а на мне нет одежды — только сейчас до меня это дошло. Даже несмотря на то, что я выросла в горах, и для меня холод не такая проблема, но в эту бурю… Доставать шкуру из-под тела матери, чтобы одеться, не могла. Просто не могла и всё тут.
Упала рядом с трупом на попу и заплакала. Никогда не плакала до этого. Даже когда мама в первый раз меня, трёхлетнюю, выкинула на мороз. Даже когда она била меня дубиной за непослушание. Даже сейчас, убивая её собственными руками — не плакала! И тут слёзы полились нескончаемым потоком.
Не знаю, сколько вот так просидела в пещере, но когда очнулась, поняла, что уже утро. Солнце проникало сквозь дыру в скале, являвшуюся входом в нашу пещеру. Буря давно закончилась. Всё лицо у меня было заплакано. Пьтфу, тряпка! Сильно ударила себя по щеке кулаком. Больно. Но зато я поняла, что больше не могу плакать. Не могу и не хочу.
Послышалось слабое неуверенное рычание. Подняла взгляд на вход в пещеру, откуда эти звуки и доносились. И увидела двух волков. Они вошли в пещеру и огляделись, принюхиваясь. Оба устремили взгляд на труп матери. Я в свою очередь тоже посмотрела на неё. За ночь кровь из её раны успела растечься в большую кровавую лужу на земле. Учуяли, значит…
Из пещеры я выходила, обмотанная в шкуру волка. Мне было плевать на ещё свежую кровь на теле. Потом снегом умоюсь — благо, в горах его навалом. Сощурившись от яркого солнца на небосклоне, посмотрела вдаль, вслед убегающему волку. В пещере лежал его разделанный сородич. Трус, напади они на меня вдвоём, то, может, что-то у них и вышло бы.
Оглядевшись, вздохнула. Мать скоро найдут другие тролли. И понять, кто её убил, будет не трудно. Так что здесь я не останусь ни на секунду.
Недолго сомневаясь, сделала шаг, погрузив ступню ноги в рыхлый горный снег. Первый шаг навстречу своей свободе.
***
Подкинув ещё веток в костёр, я, мельком глянул на расхаживающую у лошадей Уну. Мда. После рассказов Ёдура, ещё до привала, я стал к ней по-другому относиться. Она в моих глазах… уже не просто наглая девчонка, что ли.
Лошади её любили. Довольно фыркали, когда та гладила их по крупу, чуть ли не как собачки высовывали языки — только бы ей понравиться. Как, кстати, и все вокруг. В караване был явный дефицит женщин — то есть из женского пола лишь одна Уна. Да и не только потому, что она единственная девушка, за ней ухлёстывали все, кому не лень. Она была красива. По-настоящему красива. А то, что её мать была троллем — так это отразилось лишь в её росте, да мышцах, которые, как ни странно, делали её ещё краше.
Вот только Уна никому не отвечала взаимностью. Как рассказал мне гном, а он, судя по всему, знает многое, рыжеволосая никогда и никому взаимностью не отвечала. Сначала я подумал, что она из тех девушек, кому нравятся особы женского пола, но не тут то было. Просто Уна была принципиальной: ей нужен был тот, с кем она останется навсегда. Вот на Земле бы все были такими принципиальными…
— Ты не о том думаешь, — вдруг встрял в мои размышления внутренний голос.
— Что уж мне, помечтать нельзя?! — возмутился я.
— Почему нельзя? Можно. Но ты, дубина, оказался в чужом мире, зачем-то к этим наёмникам пристроился. Едешь невесть куда. Ты бы подумал о том, как бы здесь прожить! Что, в гильдию пойдёшь? Так ты ни черта, кроме создания систем, делать и не умеешь!
