Но и у пребывавших в глубоком унынии традиционалистов появился свой, пусть невеликий, повод для радости. Ко времени, когда Цезарь отправился в Галлию, он разорвал отношения не только с Сенатом, но и с частью плебса. Его нововведения были выгодны далеко не всем слоям плебеев, и теперь некоторые из них начали задаваться вопросом, не являются ли его методы столь же грязными и нечестными, как и методы дискредитировавших себя аристократов, от которых Цезарь собирался защитить Рим. Как писал Цицерон, бывший в то время сенатором: «Знай: никогда не было ничего столь подлого, столь постыдного, столь одинаково ненавистного людям всякого положения, сословия и возраста, как это нынешнее положение… Эти народные вожди уже научили свистать даже скромных людей».[30] Но настоящей костью в горле Цезарь оставался для своего самого главного и несгибаемого врага — Катона.

Суровый и упрямый сенатор считал своим высшим долгом остановить Цезаря, стремившегося к дальнейшему расширению личной власти, и теперь он был уверен, что знает, как это сделать. Катон убедил своих союзников, что у них есть все основания для уголовного преследования Цезаря за незаконные действия, совершенные в период его пребывания на посту консула. Конечно, пока Цезарь занимал эту должность, дотянуться до него было невозможно. Но стоило подойти к концу сроку его наместничества в Галлии, как Цезаря можно было бы отдать под суд как обычного преступника.

Однако планы Катона на возмездие откладывались на далекое будущее. Когда Цезарь прибыл в Галлию весной 58 г. до н. э., оказалось, что он и его союзник Помпей недосягаемы для преследователей. Консулы и трибуны, избранные на тот год, были их верными друзьями, так что вполне можно было рассчитывать на сохранение в силе всех выгодных союзникам законов. Союз двух политиков был закреплен старым добрым аристократическим способом. Цезарь предложил Помпею в жены свою единственную дочь Юлию, и весной 59 г. до н. э. стареющий полководец ввел к себе в дом прелестную юную невесту.

Однако политическому альянсу предстояла серьезная проверка на прочность. Дело в том, что пока Помпей оставался в Риме, окруженный врагами, алкавшими его крови, Цезарю предстояло покрыть себя невероятной славой. А вместе со славой к нему в руки шла невероятная власть.

Древний статус маленькой римской провинции Трансальпийской Галлии (ныне это юг Франции) отразился на современном названии этой территории — Прованс. Римляне называли землю к северу от нее «Галлией длинноволосых», поскольку там, по рассказам, обитали жуткие, обросшие волосами варвары. Хотя римский Сенат признал некоторых вождей наиболее значительных племен «друзьями римского народа», и хотя римские торговцы-первопроходцы уже осваивали речные пути Роны и Гаронны, налаживая оживленную торговлю вином, большинство цивилизованных римлян по-прежнему считали сырые и холодные северные леса неведомыми землями, таящими угрозу. Более того, очень многие считали этот регион главным источником опасности для власти Рима.

Что порождало этот страх? В 390 г. до н. э. дикие орды варваров из Галлии добились того, чего не смог сделать даже великий карфагенянин Ганнибал. С неистовой яростью пройдя по Италии, они дошли до Рима и успешно взяли его. Давние страхи, связанные с этим событием, получили новую подпитку в 102–101 гг. до н. э., когда только прекрасно подготовленные и организованные легионы Мария смогли защитить Италию от нового жестокого вторжения галльских и германских племен. Но в период правления Юлия Цезаря этому застарелому страху перед Галлией предстояло уйти в прошлое.

Когда Цезарь прибыл в Галлию, у него не было никаких директив или полномочий начинать военные действия. Напротив, годом ранее был принят закон, ограничивающий произвол римских наместников в провинциях. Цезарь не мог не знать этого. Не кто иной, как он сам, в бытность консулом, разработал и провел соответствующий законопроект. Но и собственные популистские законы Цезарь не задумываясь нарушил, расчетливо выбрав подходящий момент. В 58 г. до н. э. племя гельветов мигрировало из своих родных мест (ныне территория Швейцарии) и подошло вплотную к территории, подчиненной Цезарю. Пользуясь случаем, проконсул расположился со своей армией в 16 километрах от границы — прямо на пути варваров. Попав в ловушку, гельветы атаковали римскую армию. Предводитель римлян воспользовался их подарком. Цезарь немедленно прибег к законной, освященной веками уловке: он заявил, что оберегает Римскую республику от внешней агрессии, а также защищает собственную честь, на которую покусились враги.

Цезарь собрал три легиона, расположенные в Аквилее (город на севере Италии), присоединил к ним еще два легиона из Цизальпийской Галлии и вскоре преподал гельветам жестокий урок военного искусства. В Сенате это вызвало бурю негодования, особенно громко в ней звучал голос Катона. Он утверждал, что Цезарь попросту самовольничает: незаконно ведет войны с независимыми племенами, не являющимися подданными Рима, незаконно собирает войска, пополняя легионы людьми, не имеющими римского гражданства, незаконно наделяет их этим гражданством. Он превращается, кричал Катон, в самозванца, взявшего на себя права судьи и судейской коллегии, накапливая одно за другим преступления против республики!

На самом деле, начав войну против гельветов, Цезарь недвусмысленно показал, каковы его истинные намерения на посту наместника Галлии. На любых основаниях, под любыми предлогами, сколь угодно шаткими, он собирался вести войны с галльскими племенами до тех пор, пока вся Галлия, эта огромная и мрачная неизведанная северная страна, не будет окончательно усмирена и подчинена власти Рима. В течение следующих восьми лет Цезарь целеустремленно шел к решению этой задачи, ни на секунду не теряя дерзкой уверенности в своих силах.

В 57 г. до н. э. он наглядно показал галлам, насколько велика мощь его легионов, разгромив племя бельгов. А ведь среди галлов они считались самыми стойкими и отважными воинами, так как жили «дальше всех других от Провинции с ее культурной и просвещенной жизнью».[31] После того как в 55 г. до н. э. два германских племени, усипеты и тенктеры, пересекли Рейн и напали на римлян, Цезарь не просто разорвал в клочья четырехсоттысячную армию противников. Он использовал отступление остатков их войск в Германию для одного из самых смелых решений в своей карьере военачальника.

Цезарь приказал инженерам построить мост через Рейн в порожистом месте шириной 350 метров. Это был настоящий подвиг инженерной мысли, о каком прежде никто даже не помышлял. Когда римляне пронзили дно реки грандиозными деревянными сваями и таким образом укротили Рейн, они словно бы покорили саму мать-природу. По мосту Цезарь и его армия перешли через реку и вторглись в незнакомую страну. Германские племена свевов и сугамбров, не видавшие доселе мостов, были настолько поражены изобретательностью чужестранцев, что ретировались в глубь лесов и там затаились. Цезарь же сжег и разграбил поселения в близлежащих землях, а людям, оставшимся в живых, сказал, чтобы они передали германцам простое послание: никогда более не совершать враждебных действий против Рима. И так же быстро, как пришли сюда, он и его армия вернулись в Галлию, попутно разобрав мост через Рейн. Весь поход занял всего лишь двадцать восемь дней.

Некоторое представление о том, что двигало поступками Цезаря в Галлии, дает принадлежащее ему описание Галльской войны. По его словам, он построил мост, поскольку пересекать реку на лодках считал ниже «собственного достоинства», или «чести» («дигнитас»). Этот термин обозначал основной атрибут римского политика патрицианского происхождения, включавший в себя такие понятия, как социальная значимость, положение и авторитет. Чем древнее и аристократичнее род, тем больше «чести» он накопил и тем выше в нем ощущение собственной значимости. Именно обостренное чувство чести двигало Цезарем, когда тот домогался желаемой должности в Риме, именно оно обусловливало его поведение на посту консула, именно оно теперь вело его к новым славным деяниям в Галлии. Чтобы достойно увенчать свои заграничные достижения, Цезарь в 55-54 гг. до н. э. подготовил флот, пересек пролив, ныне известный как Ла-Манш, и начал вторжение в Британию — страну, о существовании которой многие римляне даже не догадывались. Придя туда во второй раз, Цезарь провел в Британии все лето, дойдя до Темзы и обложив данью некоторые британские племена. Хотя он и не основал никакого постоянного римского лагеря в Британии, Цезарь мог быть доволен: он добился очередного блистательного успеха.