Недоуменное молчание было мне ответом. Наконец дама произнесла:

– Деньги не проблема. Так я вас жду?

Я успела забросить Милу и ее чемоданчик на вокзал и сдать тетушку с рук на руки приятной даме средних лет – представителю санатория. Дама сопровождала группу пенсионеров, отправлявшихся на отдых, и пообещала приглядывать за Милой.

– Понимаете, она такая рассеянная, – говорила я, бросая торопливый взгляд на часы. Время поджимало.

– Не волнуйтесь, все будет в порядке! – успокоила меня дама. Тут меня оттеснил могучим плечом мужик в шортах и сланцах, но при этом в белой рубашке. Сидит, наверное, весь рабочий день за столом в офисе, и клиентам видна только верхняя его часть…

– Вы там это… не давайте папаше за бабульками бегать, – на полном серьезе попросил толстяк. – Ему вредно, доктора не велят.

Дама, даже не изменившись в лице, заверила, что сделает все возможное.

Мне стало смешно. Больше всего это напоминало сцену из моего детства – когда родители толпились на перроне, провожая своих чад в летний лагерь и прося вожатого присмотреть за детишками. Я занесла чемодан в вагон и вышла на перрон. Мила помахала мне из окна и немедленно вернулась к оживленному разговору с соседкой по купе. Кажется, она уже нашла себе подружку. И я могу с чистой совестью приниматься за работу.

К дому потенциального клиента я подрулила часам к десяти – проклятые пробки. Это оказалась здоровенная многоэтажка, с множеством подъездов и арок – один из тех домов, куда можно втиснуть население небольшого городка. Так, этаж последний, десятый. Я позвонила в домофон, а наверх поднялась на лифте.

Хозяйка сама открыла мне дверь. В квартире пахло увядшими цветами и валокордином, зеркала завешены черным. Что ж, понятно. Этот дом посетила беда…

– Любовь Южина. – Хозяйка протянула мне крупную руку, всю в массивных золотых кольцах. Пожатие было крепким, почти мужским. Да и сама дама выглядела внушительно – ростом с меня (а ведь во мне метр восемьдесят), размер одежды пятьдесят второй, обуви – сорок первый, что для женщины многовато, широкие плечи, большая голова на мощной шее, и черты лица крупные – рот с сочными губами, торчащий нос, холодные голубые глаза навыкате. На Южиной было черное глухое платье и туфли-лодочки. Платье я для себя определила как траурное. Куплено недавно без примерки, надето в первый раз и топорщится на груди.

Я уселась в кресло напротив хозяйки и приготовилась слушать.

Любовь Южина не собиралась задавать дурацких вопросов, так ли я хороша, как обо мне рассказывают. Она также не стала мямлить и ходить вокруг да около, а сразу перешла к делу.

– Евгения Максимовна, я предлагаю вам работу сроком на две недели. У нас в семье произошло подряд два несчастья, и теперь я опасаюсь за жизнь моих близких.

– Расскажите вкратце, что произошло, – попросила я.

Южина вздохнула и покосилась на фотографию в траурной рамке. Фотография запечатлела щуплого мужчину лет пятидесяти с грустными глазами, лысиной и выражением безграничного терпения на лице.

– Это мой Петечка. – На глаза хозяйки навернулись слезы. – Но я лучше расскажу вам все с самого начала… Две недели назад мою свекровь сбила машина, насмерть. Прямо напротив нашего дома. Ну, Петиной маме перевалило уже за восемьдесят, и она была подслеповата… Похоронили честь по чести и зажили себе дальше. А потом кто-то напал на Петеньку.

– Петенька – это ваш муж? – уточнила я.

Южина кивнула, глотая слезы.

– Представляете, в него стреляли! Вечером я послала Петю вынести мусор, и вот за мусорными баками его подкараулили. Два выстрела – в грудь и в ногу.

– Сочувствую вам, – сказала я, пытаясь сообразить, встречала ли я информацию об этом покушении в криминальных сводках, которые регулярно просматриваю. Кажется, ничего такого там не было…

– Но Петя остался жив, – всхлипнула Южина. – То есть в тот вечер остался жив. Ну, «Скорая», полиция приехала. Петенька лежал без сознания, а когда пришел в себя… Его убили во второй раз.

– Простите?!

– Кто-то пробрался к нему в палату и задушил подушкой. И все… Петечка умер.

Южина залилась слезами. Пока она рылась в сумке в поисках салфеток, я размышляла над описанной ситуацией. Налицо работа дилетантов – профи в ногу не стреляют, и уж тем более не оставляют жертву без контрольного выстрела. Но вот пробраться в реанимацию… Какие-то очень уж серьезные любители!

– Скажите, а чем занимался ваш муж?

Любовь промокнула слезы салфеткой и ответила:

– Петина работа тут совершенно ни при чем. Он был преподавателем философии. Он в жизни ничем другим не занимался, только студентов учил. Даже защитил кандидатскую диссертацию – «Влияние перипатетиков…» Простите, дальше не помню.

Да, действительно, непохоже, чтобы причина убийства лежала в профессиональной сфере… Перипатетики, это же надо!

– Это какая-то ошибка! – вдруг строгим голосом сказала Южина. – У Петеньки просто не могло быть врагов! Ладно бы еще у меня… Но Петенька в жизни и мухи нет обидел! Знаете, – Любовь поманила меня пальцем и понизила голос, – теперь я даже думаю, что смерть свекрови была неслучайной! Ее тоже убили, как Петю! И убьют кого-то еще из нас!

Я незаметно, но очень внимательно изучила лицо моей собеседницы. Южина явно верит в то, что говорит. Несмотря на вполне понятные в такой ситуации слезы и некоторую нервозность, баба она стойкая. К фантазиям не склонна, по образованию бухгалтер либо товаровед. Деньги свои заработала самостоятельно, за мужем, как за каменной стеной, никогда не сидела. Привыкла командовать и подчинять своей воле окружающих. В общем, хорошо знакомый мне типаж «матушка-императрица».

Но вот насчет восьмидесятилетней старушки, намеренно сбитой машиной, – это, по-моему, уже перебор…

– Кого я должна охранять?

Южина немедленно оживилась:

– Никита! Никита! Идите скорее сюда!

В комнату вошли двое – беременная женщина лет двадцати, анемичного вида, и пухлый молодой человек в желтой рубашке поло, с точно такими же голубыми глазами, как у Южиной. Вероятно, сын хозяйки.

– Это мой сын Никита и его жена Алена, – деловым тоном проговорила Любовь. – Я хочу, чтобы вы обеспечили их безопасность. Никиту нужно провожать до работы и встречать. Алена почти не выходит из дома – только в женскую консультацию.

Как будто мне поручают школьника младших классов…

Никита бросил на меня затравленный взгляд, но ничего не сказал. Алена вообще стояла как сомнамбула – большая часть сознания невестки где-то витала либо была занята интегральными исчислениями.

Так, понятно. Ребята живут на положении ручных хомячков – делают все, что скажет авторитарная мамочка. И посмей только возразить!

Южина отпустила молодых властным движением руки. Когда за ними закрылась дверь, я поинтересовалась:

– Скажите, а почему вы уверены, что опасность грозит именно вашим сыну и невестке? Возможно, следующей жертвой… извините за прямоту… будете вы?

Южина вытаращила и без того выпуклые глаза:

– Я?! Да пусть только попробуют ко мне сунуться! Я прямо-таки мечтаю об этом!

Ой-ой-ой… подобно большинству моих сограждан, никогда не сталкивавшихся с насилием в реальной жизни, женщина преувеличивает свои возможности. Да, градус ненависти у Южиной, потерявшей в течение двух недель свекровь и мужа, очень высок. Но чем это поможет при встрече с неизвестным киллером?

– Любовь… простите, как вас по отчеству?

– Просто Люба! – махнула рукой Южина.

– Люба, если все так серьезно, как вы говорите, охрана нужна и вам тоже. Хотите, я позвоню в отличное охранное агентство?

– Ничего мне не надо, – мрачно сказала Люба. – Я сама могу за себя постоять. А вот Никитка – добрый мальчик. Мухи не обидит. Случись с ним что, я не переживу.

О беременной невестке хозяйка даже не упомянула.

– Хорошо. Уточняю: моя задача – охрана вашего сына и невестки. Все верно? Начинать с сегодняшнего дня? Срок – две недели?

Южина кивнула: