Глаза Олафа, тоже кошачьи, серо-зелёные, смотрели на девушку не отрываясь, гипнотизируя. И она чувствовала, что поддаётся этому гипнозу.

Кофе был очень хороший – лучше, чем тот, который Виктория уже пила в самолёте. Наверное, индеец заставил одну из стюардесс принести для «шефа» кофе из салона первого класса.

Особое, будоражащее тепло разлилось по крови, появилось чувство покоя и уверенности, что ей многое позволено. Например, задать вопрос… Это был кураж сродни лёгкому опьянению. И Виктория спросила:

– А всё-таки, куда мы летим?

Олаф всё так же улыбался, глядя на неё, молчал. И вновь мгновенно вернулся страх. «Господи, я с ума сошла! Он сейчас убьёт меня! Это же улыбка психопата…» Но в это мгновенье «скандинав» ответил:

– Мы скоро приземлимся на одном острове.

– Острове? А… дальше?

– Это всё. Конечный пункт.

– Но как же… – Виктория растерялась. – Вы нас на кого-то обменяете?

– Нет.

– Значит, будете предъявлять требования? Кому? Какой-то стране?

Олаф легко, иронично пожал плечами, словно его забавляла эта детская игра в вопросы-разгадки.

– Нет, никаких ни к кому требований. Зачем? Всё, что надо, мы берём сами.

– Тогда я не понимаю…

На скулах девушки загорелись красные пятна, как будто у неё внезапно начался жар. Олаф протянул руку, на мгновение коснулся её щеки, картинно отдёрнул и подул на ладонь.

– Ого, как испугалась! Я даже обжёгся.

– Но я не понимаю, – повторила Вика.

– Объясню. Нам нужен этот самолёт, для наших целей. И люди тоже нужны. Там, где мы приземлимся, у нас есть большая плантация. Есть и завод, кое-что производящий, и лаборатории. Всем будет где работать, а значит все останутся живы.

Виктория долго молчала. Её собеседник тоже, продолжая смотреть на неё с ласковой усмешкой. Она чувствовала уже не страх, а непроглядный ужас: он медленно, как горячая смола, затапливал сердце. Нет, всё происходящее оказалось не приключением, щекочущим нервы, которое в конце концов окончится под стрекот телекамер и вопросы бойких репортёров. Не будут их, пассажиров, окружать вниманием, психологами, снимающими шок, селить в комфортабельные отели, развозить рейсами в нужные места… То, что им уготовано – рабство, причём, на всю оставшуюся жизнь… Нет!

– Нет! – воскликнула Вика вслух. – Нас ведь будут искать! Самолёт не может пропасть бесследно!

– Почему? – Олаф даже обрадовался её словам. – Ещё как может! Мы ведь изменили курс и находимся в районе знаменитого Бермудского Треугольника. Сколько здесь пропало и кораблей, и самолётов! Заметь, именно бесследно. Весь мир гадает, как и отчего: или земные аномалии, или инопланетяне руку приложили? Неразгаданная тайна. Вот и ещё один самолёт исчез! Поищут, конечно, но не найдут – как и раньше. Разведут руками – Бермудский Треугольник! – что тут поделаешь…

Вновь долгая пауза. У Виктории на глазах закипали слёзы, она изо всех сил пыталась сдержаться, не дать им пролиться. Но когда слезинки всё таки покатились по щекам, она тихо спросила:

– Наркотики?

– Да, мы выращиваем и производим наркотики, – тут же охотно ответил Олаф.

«Он откровенен со мной, потому что знает: я никогда никому ничего не смогу рассказать…»

Теперь лёгкая улыбка сидящего напротив красавца не казалась ей обаятельной. Змеиный изгиб губ!

– Но здесь есть совсем пожилые, даже старые люди, – тихо сказала девушка, вспомнив свою соседку-немку.

– Работа найдётся всем, – ответил Олаф, словно добрый меценат. – У нас там большое поселение. Нужно и готовить, и убирать, и стирать, и упаковывать товар… Все пригодятся. Не бойся, стариков мы, как спартанцы, не убиваем, они живут, сколько могут, и умирают сами.

– Очень быстро!

– Кто как, – равнодушно бросил Олаф. – Этот самолёт очень удачный, много людей молодых и среднего возраста. А нам как раз нужны рабочие на плантациях и в заводе.

Он весело щёлкнул пальцами, рассмеялся:

– Работа на свежем воздухе, в курортной зоне, великолепный загар, кормёжка и жильё бесплатные.

«Еда только чтоб не умереть, и какие-нибудь бараки или хижины», – подумала Виктория.

И Олаф сразу же, словно прочёл её мысли, подтвердил:

– Да, условия жизни скромные, но главное – сама жизнь.

– Как же жить, зная, что никогда больше не увидишь тех, кого любишь, своих родных! И они никогда не узнают, что с тобой? Будут мучаться неизвестностью, надеяться…

– Ничего. Всё проходит. Работа и время избавляют наших пленников от лишних переживаний. У нас ведь, красавица моя, хоть и маленькая… как это сказать… община! Но всё то же самое, что и в большом обществе. Представь, многие находят себе пару, создают семьи. Дети рождаются! У нас и священник есть – протестантский, но все у него венчаются, крестятся, отпеваются. Он у нас на особом положении, как и один мусульманин – ходжа. Тот своих обрабатывает.

Олаф уловил лёгкое движение бровей девушки, тотчас спросил:

– Интересно? Скоро сама всё увидишь. К нам попадают люди разных профессий. Некоторые нам нужны, и они так и работают: врачами, химиками. У нас, знаешь, есть даже свои открытия. Официально запатентованные, заметь! Правда, не на имена их авторов.

Он самодовольно хохотнул, потом спросил:

– А у тебя какая профессия?

– Она вам не пригодится. – Виктория усмехнулась. – Пойду на плантацию.

Олаф протянул руку, взял ладонь Виктории, легко сжал пальцы. Выражение его лица изменилось: он стал серьёзным, и от этого исчезла жестокость и высокомерие. Девушка вновь непроизвольно заметила, как он красив и обаятелен.

– У меня есть другое предложение. Для тебя. Ты станешь моей подругой.

– У тебя что, девушки нет?

Виктория ответила мгновенно, ещё до конца не осознав сказанное – так, как сказала бы любому парню. Но Олаф так же серьёзно кивнул:

– Да, сейчас я одинок, уже давно. Линда – так её звали, – погибла. И я долго берёг о ней память. Знаешь, я не из тех мужчин, для кого годится любая сексапильная фигурка. Я ищу чувство и понимание. Моя женщина должна любить меня и быть мне соратницей. А я – поверь, – хороший друг.

Он наклонился, глядя ей в глаза, продолжая поглаживать ладонь, и Вика снова ощутила гипнотическую силу его взгляда. Тряхнув головой, она сказала – голос дрогнул, стал хрипловатым:

– Если это так серьёзно… Ведь вы меня не знаете совсем.

– Есть интуиция. Меня она никогда не подводила. Ещё там, в терминале, наши взгляды встретились, и словно молния сверкнула! Ты ведь тоже почувствовала, скажи!

– Да. – Виктория не стала лгать.

– И я почувствовал: «Вот она, моя девушка»! Но это была мимолётная мысль, голова была занята другим. А вот увидел тебя здесь, и сразу понял, как был прав! Разве не сама судьба нам сначала подала знак, а потом и свела?

Девушка прикрыла веки, побоялась, что мужчина увидит в её глазах иронию. «Террорист-романтик», – вновь, как и в начале этой истории, усмехнулась она про себя. Но что скрывать: говорить этот необычный человек умел, и внушать тоже. Слова его были так проникновенны и горячи, что у Вики мимо воли появилось ответное чувство. «А что, если это и правда судьба? Что, если мне уготована не обычная, прогнозированная жизнь, а вот такая – непредсказуемая, рисковая! С кем-то же ведь подобное происходит! Почему же не со мной?..» Но тут же её душа, и характер, и всё, что можно назвать воспитанием и моралью, затрясли её дрожью неприятия: «Это не моё, не моё!..»

Так хотелось ответить прямо и резко, что она не сдержалась:

– Я не представляю себя подругой наркодельца и террориста!

Сжалась в предчувствии вспышки его гнева. У него и правда сузились зрачки, но он молчал, долго. Потом ответил, но не с гневом, а с обидой.

– Ты могла бы понять, почувствовать… Разве я похож на обычного эсэсина? У меня есть в жизни своя миссия. Я скажу тебе о ней… Люди – это просто большие дети, которых надо исправлять. И мы это будем делать, на всей планете! То, что на виду – этот угон и наше производство на острове, это только средство.