– Значит, есть цель? – Виктория усмехнулась. – Наверное, благородная? Та, которая оправдывает любые средства? – И повторила по латыни: «Finis sanctificat media».
– Вот-вот! – воскликнул Олаф в запальчивости и вновь прищёлкнул пальцами. – Когда-то умнейший человек, святой Игнатий Лойола сказал может быть самую умную на свете мысль! С того времени все трусливые, как страусы, моралисты, пинают его кому не лень, издеваются! А ведь вся мудрость земная в этом «Цель оправдывает средства»! Вся суть человеческих взаимоотношений – и любовь в том числе! А политика! А наука! Да и религии – разве нет? И любая борьба, конечно… Подожди!
Он достал маленький прибор, что-то вроде пейджера, нажал кнопку. Почти сразу из второго салона вышел мрачный бандит.
– Что там у тебя, Луиш? – спросил Олаф по-английски.
– Порядок, – рявкнул тот. – Все сидят тихо, как мышки.
У него был какой-то жуткий акцент и неправильный выговор. «Португалец или бразилец, – подумала Вика. – Похоже, шайка у них многонациональная. И там, на острове, наверное, люди из разных стран…»
– Ты не сильно их там пугай, – с усмешкой глянув на Викторию, сказал Олаф. – Мы им сейчас организуем воду, пусть попьют, успокоятся.
Отпустив одного сообщника, он тот час вызвал другого. Кеаро вынырнул из-за занавески, как чёртик из коробки. Олаф приказал ему доставить пассажирам воду, а потом заговорил о чём-то по-индейски. Послушал ответ, хмуря брови, махнул рукой, отпуская. Вскоре Кеаро прошёл во второй салон с бутылками минеральной воды на тележке.
Виктория хотела сказать со злой горечью: «Как благородно!» – но сдержалась. Вместо этого осторожно спросила:
– А… с пилотами нашими… всё в порядке? Или нет? Что-то мне показалось…
– Умница, – похвалил Олаф. – Умеешь замечать и анализировать… Есть проблемы, верно. Не надо было им оказывать сопротивление.
– Как?!
Сердце у девушки рванулось, ладонь припечаталась к губам.
– Ну, ну, не надо так пугаться! Один из них жив, в состоянии вести самолёт. Меня больше другое беспокоит: во время инцидента там, в кабине, разбит один нужный прибор.
Он помолчал, думал Виктория спросит какой именно. Но она всё ещё не могла опомниться от известия, что один пилот убит. Тогда Олаф сам сказал:
– Есть такая штука – автоматическая система оповещения об опасном сближении. Чтоб избежать столкновения. Мы курс поменяли и никому об этом, естественно не сообщаем. Теперь понимаешь: этот прибор уберегал бы нас от тех, кто может попасться на пути… Впрочем, думаю, что ничего страшного не случится, да и лететь нам уже не долго.
Он посмотрел на осунувшееся лицо девушки, сказал ласково:
– Это хорошо, что ты такая чувствительная, переживаешь и смерть человеческую принимаешь тяжело. Люди именно с такой основой подходят для нашего дела. Но на эту основу нужно надеть прочную броню: выработать жесткость в решениях, ненависть к противнику, точность удара, железную силу собственного авторитета. А в итоге – уметь всё сметать для достижения цели.
– Опять цели! – со злым смешком процедила девушка. – И какая же это у вас великая цель?
– Борьба, – коротко, с напором ответил Олаф.
– Это не ответ! – тряхнула головой Виктория. – С кем борьба? За что? Где, на какой территории?
– Ты обо всём узнаешь, если останешься со мной. Сейчас я просто скажу тебе, что сравниваю себя с Че Геварой. Я, собственно, и есть Че Гевара нашего времени. Ты знаешь, кто это?
Ещё бы ей не знать! Это был герой её родителей. Однажды Вика в разговоре обмолвилась: «Ваш кумир, Че Гевара…» И тут же мама, покачав головой, её поправила: «Это у вас, нынешних молодых, кумиры – всякие певцы, кинозвёзды. У нас были герои, и Че – первый из них. Сейчас о нём немного подзабыли. Но, думаю, это временно. Мне кажется, для вашего поколения он тоже станет героем – вон какие события в мире бурные…»
Дело в том, что именно любовь к Че Геваре свела в молодости её родителей. Они оба учились в медицинском институте, но Анатолий на курс старше Нины, и на разных факультетах. В лицо они друг друга знали, но совершенно не общались. Однажды, во время летней сессии, Нина, прежде чем зайти в аудиторию сдавать экзамен, перелистывала учебник. От волнения уронила книгу, а из неё выпал листок, отлетел к окну, где трое ребят старшего курса курили. Один нагнулся, поднял, удивлённо вскинул глаза на девушку, быстро подошёл.
– Знаешь, – сказал взволнованно, – у меня в записной книжке лежит точно такой снимок, я тоже вырезал его из журнала. Наверное, из того же, что и ты.
Нина взяла у него из рук снимок своего любимого Эрнесто Че Герары, вскинула глаза на высокого парня. Странно, как это она раньше не замечала его? Блестящие карие глаза под густыми бровями, смуглое худощавое лицо, ямочки на щеках, когда он так славно улыбается…
В тот день они не расставались до вечера. Анатолий подождал Нину, и они ходили по городу, ели мороженое в кафе, сидели в парке на скамейке, катались на канатной дороге и говорили, говорили… Куба в то время для молодых советских ребят была, как говорилось в одной песне, – далека и рядом. Революционная романтика, которая к середине шестидесятых годов поблекла в этой стране, вдруг полыхнула на маленьком острове у берегов Америки. И опалила сердца многих парней и девушек. Нина и Толя вспоминали приезд в Союз Фиделя Кастро, говорили о всё ещё идущих боях с бандитами в горах Сьерра-Маэстро, о высадке американского десанта в заливе Гуантанамо. Но больше всего, конечно же, о своём любимце, Че Геваре. Он был не только отчаянный революционер, но и их коллега, врач, не побоявшийся пойти работать в лепрозорий, выхаживать прокажённых и отверженных людей. Он вообще ничего не боялся, иначе как бы смог астматик, страдающий сильнейшими приступами, вести годами партизанскую войну! Быть командиром и примером бойцам!
Теперь же ребят больше всего тревожила неизвестность. Ведь Че Гевара, отказавшись от всех своих высоких полномочий и должностей в правительстве Кубы, исчез. Где он? В газетах что-то проскальзывало: ушёл на отдых, сильно больной… Поссорился с авторитарным и нетерпимым Фиделем… Погиб, и смерть эту скрывают… Но Толя и Нина здесь оказались единомышленниками: нет, не такой человек Че! Он где-то тайно готовит революцию! Вон, по всей Латинской Америке идут партизанские бои – народ восстаёт против продажных правителей, марионеток США!..
Через год они узнали, что были правы. Узнали в тот октябрьский день, когда в печати, по телевидению сообщили: Эрнесто Че Гевара погиб в Боливии. Гибель его с большой болью признал Фидель Кастро…
Портрет Эрнесто Че Гевары – тот самый, вырезанный из журнала, но увеличенный и взятый в рамку, – висел в квартире Пичужиных с первого дня их супружеской жизни. Поэтому Виктория ответила, глядя Олафу в глаза:
– Я с первых дней своей жизни спала под портретом команданте Че.
А про себя подумала, вспоминая мамину реплику о кумирах и героях: «Вот мы и дождались своих «героев», своих «Че Гевар»!»
– Вики, ты необыкновенная девушка! – воскликнул Олаф с восхищением. – Я такой никогда не встречал! Ты нужна мне, именно ты!
У него было такое искреннее и счастливое лицо, что Виктория вновь невольно им залюбовалась. А он спросил:
– Кто ты по национальности? Я сначала думал – по выговору, – американка. Но теперь уверен – нет! Но и не англичанка… Кто же?
– Я русская.
– Русская? Из России?
Он словно не мог поверить.
– Моя страна называется Украина.
– Украина? – Олаф недоумённо дёрнул плечом. – Что-то слыхал, но не помню… Где это?
– Раньше это была одна страна, Советский Союз.
– Знаю. Понял. Это часть вашей большой развалившейся империи.
Увидев, как гневно сошлись у переносицы брови девушки и искривились губы, Олаф весело хохотнул:
– Похоже, тебе жаль Союз, которого уже нет? А кто, какие силы развалили его?.. Впрочем, об этом мы с тобой ещё поговорим. Значит, ты русская, из бывшей большой России?
Виктория больше не возражала, молча кивнула. Она знала, что и в прежние времена заграница называла всех, живущих в СССР, русскими.
