Сущность каламбура заключается    в    столкновении

¹ См. указ, выше статью С. С.   Кузьмина.

² Г а л ь   Н. Указ, соч., с. 93.

³Колесниченко   С.   А.   Указ, соч., ее. 108, 107.

289

Или, напротив, в неожиданном объединении Двух несо§-: местимых значений в одной фонетической (графической)! форме. То есть основными элементами каламбура явля-[ ются, с одной стороны, одинаковое или близкое до омо-1 нимии звучание (в том числе и звуковая форма многоз-; начного слова в его разных значениях), а с другой—; несоответствие до антонимии между двумя значениями:, слов (это «крупный—195 см — специалист»), компо-; нентов ФЕ и «свободных» слов («жизнь бьет ключом — по голове»), слова и его компонентов («белоручка» — «белые руки»), слова и произвольных кусков его, типа шарад («Злато, злато!. Сколько через тебя зла-то»¹, разрядка наша — авт.), слова и его ложной, произволь­ной, «народной» этимологии (вместо «спекулянт» — «ску-пелянт»), а также устойчивого и омонимического ему словосочетания («баснями не накормишь и соловья»).

2. Сказанное до сих пор о природе каламбуров мо­жет в некоторой степени выявить ту работу, которая предстоит переводчику, и в чем заключается ее основ­ная трудность. В отличие от перевода обычного текста, при котором его содержание (в том числе образы, кон­нотации, фон, авторский стиль) нужно влить в новую языковую форму, здесь, при переводе каламбура, пере­выражению подлежит и сама форма подлинника — фонетическая и/или графическая. Больше того. Нередко приходится даже менять содержание в 'угоду форме — на новое, если невозможно сохранить старое. Это необхо­димо потому, что для полноценного перевода художест­венного или публицистического произведения план выра­жения может оказаться важнее плана содержания. Не­трудно понять, что добиться при этом верного на все сто процентов перевода, т. е. передать неизмененным содер­жание, не меняя при этом и форму, удается сравнительно редко, так как между обыгрываемыми словами (фразео­логизмами) ИЯ и соотносительными единицами ПЯ должны существовать не просто эквивалентные отноше­ния, но полная эквивалентность с охватом двух (или больше) значений.

Однако даже при таком положении не всегда можно рассчитывать на стопроцентно удачный перевод: между эквивалентами часто совсем неожиданно обнаруживают­ся незаметные при других обстоятельствах расхожде-

'Островский   А.   Н.    (цит. по: К о л о с о в  П.   И.   Словарно-стилистические упражнения. М.: Просвещение, 1964, с. 212)

290

ния — в сочетаемости, частотности или употребительно­сти, в стилистической окраске или эмоциональном заря­де, в наборе синонимов или антонимов, в этимологии или словообразовательных возможностях, в вызываемых ас-социациях или коварных намеках и т. п. А иногда даже незначительного с виду отличия достаточно, чтобы поме­шать правильному воспроизведению игры слов на ПЯ и заставить переводчика искать для этого новых путей. Вывод из сказанного один: буквального перевода (т. е. передачи не только содержания, но и формы), к которому мы стремимся как к идеалу (какой парадокс!) при пере­воде каламбура, можно добиться скорее в виде исключе­ния; как правило же, здесь не обходится без потерь. Вот почему переводчик должен в первую очередь задать се­бе вопрос: чем жертвовать? Передать содержание, отказавшись от игры слов, или же сохранить каламбур за счет замены образа, отклонения от точного значения, затушевки идейного замысла, даже вообще сосредото­читься только на игре, полностью абстрагировавшись от содержания? Которая из жертв — плана содержания или плана выражения — Окажется в переводе .меньшим злом?

Решение этого вопроса зависит от ряда предпосылок, но в первую очередь от требований контекста, главным образом широкого контекста, а нередко и всего произве­дения в целом. И уже на втором месте учитываются «ка­ламбурные возможности» ПЯ по сравнению с ИЯ и лек­сические данные самих единиц.

Жертвовать содержанием при переводе ка­ламбура приходится не так уж редко. Это происходит, например, при целенаправленном обыгрывании звуковой формы, когда внимание читателя сосредоточивается на неожиданной или, как у Пушкина, ожидаемой рифме: «И вот уже трещат морозы.. (Читатель ждет уж рифмы ро­зы; На, вот возьми ее скорей!») ', аллитерации или новых «звуковых эффектах».

И. Левый приводит такой случай, при котором «со­хранить игру слов., важнее, чем передать точное их зна­чение»². В пяти вариантах перевода трех рифмующихся строк из стихотворения Моргенштерна «Эстетическая

'Пушкин    А.   С.   Собр. соч. в 8-ми томах. Т. V. М.: Худ. лит-ра,

1969, с. 117.

² Левый И. Указ, соч., с. 144—145.       "                             •

291

ласка» наряду с лаской — животным из подлинника — появляются еще хорек, норка, гиена и ящерица, все — в очень разных ситуациях и местах действия; вместе с тем каждый вариант передает замысел автора, вопреки за­мене по существу всего содержания подлинника другим.

Комического эффекта добиваются Ильф и Петров, вводя в прозаический текст стихотворный элемент, когда в «Золотом теленке» Лоханкин, обращаясь патетически к жене, переходит на безупречный ямб: «— Волчица ты, ..Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня»¹ и т. д.

Но в первых двух случаях это стихи, в последнем — опять-таки стихотворный прием (это-то в данном случае и вызывает смех), а для стихов форма — рифма и раз­мер— часто, в самом деле, играют ведущую роль; так что, по существу, может быть, здесь лучше говорить о «словесной шутке»², чем о каламбуре. Но и в произаиче-ском тексте звуковая форма может исполнять органи­зующую каламбур функцию: «..Управление корабле­вождения. .. — Подождите, у меня головокруже-н и е», «уполномоченный по учету газонов и уполно­моченный по учету вазонов», «Не планирование, а фланирование»³ (разрядка всюду наша — авт.), где содержание можно изменить за счет формы, которая играет ведущую роль: в небольшом тексте рифма связа­ла воедино довольно слабо связанные по смыслу слова; достаточно одно из рифмующихся слов заменить сино­нимом (например, «фланирование» — «гуляньем»), и об игре слов не будет и помина.

3. В теоретических работах встречаются разные клас­сификации каламбуров. Перевод же их, на наш взгляд, удобно рассматривать в общих чертах на трех уровнях: фонетическом, лексическом и фразеологическом.

О фонетическом уровне уже шла речь выше; для него характерно преобладание звуковой стороны над смысловой и иногда настолько, что становится сомни­тельным отнесение оборота к категории каламбура. В связи с этим, может быть, правильнее было бы оставить в стороне фонетический уровень и говорить о переводе каламбуров только двух типов: лексических и фразеоло­гических.

¹ Ильф   И.  А., Петров   Е.  П.  Собр. соч. в 5-ти томах. Т. 2. М.:

Гос. изд-во худ. лит-ры, 1961, с. 141.

²Ходакова    Е.  П.  Словесная шутка. — РР, 1974, № 3, с. 40.

³Станчева-Арнаудова   Е.   Указ, соч., с. 444.                  д

292

К группе лексических каламбуров можно от­нести разные типы игры слов, основанные

1) на обыгрывании целых слов или частей: а) кор­ней, аффиксов или б) «обломков» слов ^!,

2)  на многозначности или омонимии²,

3) на ряде других лексических категорий — антони­мии, этимологии и т. д.

Но какие бы явления мы ни обнаруживали в перево­димом каламбуре, в основе его будет всегда лежать омо­нимия в той или иной форме.

Фразеологические каламбуры мы склон­ны рассматривать особо не только потому, что они обла­дают своими, чисто фразеологическими особенностями, но и в связи с их удельным весом среди каламбуров; в принятых нами широких границах фразеологии их, ве­роятно, будет абсолютное большинство, как их большин­ство и в нашем материале. Место же их после лексических каламбуров обусловлено не только более высоким — фразеологическим — уровнем, но и тем, что игра на ФЕ часто не исключает участия и лексических единиц: обы­грывание отдельных компонентов устойчивых сочета­ний— характернейший прием этой игры.