почтовыми купонами.
93
17
июня 1935 г.
Дорогая Августа Дмитриевна, спешу черкнуть Вам несколько хотя бы слов. Не
осуждайте за молчание. Я жив и здоров, не писал Вам оттого, что в жизни моей
происходят некие события. С 7.Ш переехал от Ф<е- лиссы> М<ихайловны> из Тойлы в
Пюхаеги (в 3 килом<етрах> от Тойлы). Нанял домик над рекой. Почти все время жил в
Ревеле, иногда наезжая в природу. С 25 мая живу здесь постоянно. А Ф<елисса> М<и-
хайловна> с ЗЛУ переехала в Ревель и домой, в Тойлу, не собирается. Живет у
знакомых. Я забросил совсем всю переписку и ничего не тво- Рю: нет подходящего
настроения. Ловлю рыбу, конечно, с упоеньем. Целую Ваши ручки, приветствую
Фед<ора> Фед<оровича> и Асю. Напишите о себе.
Ваш Игорь
118
риЬа)б^, 17.VI.1935 г.
Адрес прежний.
Toila, 30.IV.1937 г.
Дорогая Августа Дмитриевна,
не осуждайте меня, пожалуйста, за мое столь длительное молчание: за эти годы я
вообще никому не писал, и да послужит это обстоятельство мне в оправдание.
Нечеловеческих, воистину титанических усилий стоит существовать, т. е. получать
хлеб и одежду, за последнее время зарубежному поэту. Ни о каких заграничных
поездках не может быть и речи: при громадных затратах денег, нервов и энергии они
вовсе не оправдываются. Не может быть и речи и о творчестве: больше года ничего не
создал: не для кого, это во-первых, а во- вторых - душа петь перестала, вконец
умученная заботами и дрязгами дня. Живу случайными дарами добрых знакомых
Белграда и Бухареста. Конечно, все это капля в море, но без этой «капли» и жить нельзя
было бы. И всегда хронически ежемесячно не хватает, т. к. самая убогая даже жизнь все
же стоит денег, и их, увы, очень немного присылают. Фелисса Михайл<овна>
получила, год проработавши на заводе, злокачественное воспаление почек, и вот уже
больше года нигде не работает, предоставленная целиком, - можете себе представить
это?! —моим беспомощным о ней заботам. А откуда же мне-то взять и на ее прожитие,
и на образование Вакха, и на собственную жизнь?! Вакх учится в Ревеле в ремесленной
школе, и только чудом Господним можно объяснить, что откуда-то достаются гроши на
все это. Но как все это трудно и тяжко! Через 4 года, если я сумею продержаться, он
окончит училище с дипломом заводского мастера и сразу же встанет на ноги:
50долл<аров> в месяц обеспечены! Но каково это время пережить! Как-то Вы, Федор
Фед<орович> и Ася поживаете? Не перестаю никогда думать о всех вас. Самые лучшие
чувства с вами. Напишите нам о себе, пожалуйста. Ф<елисса> М<ихайловна> очень
просит Вас поискать у букинистов книгу В. Брюсова «Последние мечты» (советск<ое>
изд<ание>), Ахматовой «Anno domini» и мою «Тост безответный». Если бы нам
удалось найти их: ведь все же, перестав творить, мы не перестали, как это ни странно,
боготворить поэзию. Деревня — вот единственное, что дает силы жить. К
сожал<ению>, месяцами мне приходится проводить в Ревеле, где я всю зиму продавал
даже незнакомым свою новую книгу, беря цену по желанию покупателей. Это немного
поддерживало.
16-го мая исполняется 50 лет со дня моего рождения. Грустная дата... Если бы отец
Сергий Положенский и Вы могли бы собрать какую-нибудь сумму среди знакомых для
меня, сына и Ф<елиссы> М<и-
хайловны>, мы были бы так светло Вам признательны, всегда дорогая Августа
Дмитриевна! Неужели никто не поможет гибнущему поэту в уже погибшем мире? Есть
же люди, хочется верить! Наш сердечный и теплый привет Вам, Фед<ору>
Фед<оровичу> и Асе и Серг<ею> Сер- г<еевичу>. И его помним и любим постоянно.
Целую Ваши ручки.
Всегда, всегда Ваш
Игорь
Estland. Toila. Postkontor
95
14
сентября 1937 г.
ТоПа, 14-го сент. 1937 г.
Дорогая Августа Дмитриевна,
простите меня, пожалуйста, что не сразу обответил Ваше проникновенное и
родственно-благожелательное письмо, продиктованное лучшими чувствами дружбы
Вашей неизменной, что я отлично чувствую и глубоко ценю всегда. Все лето я провел
119
вдали от Тойлы (в 39 килом<ет- рах>) около Гунгербурга, на берегах многоводной и
тихой, очень красивой Россони, впадающей в Нарову против курорта. Жил я в русской
деревне, занимая отдельную избушку, арендовал рыбачью лодку, что все вместе за все
лето стоило баснословно дешево — около 8 $! Я никого не трогал, радый, что и меня
никто не трогает, вел отшельнический образ жизни, питался собственной рыбой,
собственными грибами и собственной ягодой, во всем решительно себе отказывая и
лишь изредка, в видах все той же экономии, совершая пешком в Тойлу прогулки за
почтой, ибо я не люблю изменять своего адреса, дабы не терялись письма. Так
продолжалось до конца августа, когда вдруг Фелисса Михайловна, человек
неимоверной гордости и такого же сверхъестественного, прямо-таки нечеловеческого
упрямства, граничащего с жестокостью, что, между прочим, и побудило меня 2 1/2 года
назад, после громадной борьбы и желания найти какой-либо компромисс, с нею
расстаться в конце концов и искать духовного пристанища у мягкой, Добрейшей и
обожающей меня моей теперешней верной подруги — Веры Борисовны, скромной
учительницы в Ревеле, когда, повторяю, вдруг Фелисса Мих<айловна> неожиданно
предъявила мне ультиматум: в пятидневный срок определить пятнадцатилетнего Вакха,
окончившего первым учеником начальную шестиклассную школу в Тойле и седьмой,
дополнительный, класс ремесленный, определить немедля в
четырехклассное техническое училище в Ревеле, дающее право стать мастером на
заводе с окладом до 50 $ в месяц, и, следовательно, могущего впоследствии помогать
своим родителям, если он, конечно, пожелает помогать, что, м<ожет> б<ыть>, и
сомнительно, например, в отношении отца... Все это, слов нет, было бы весьма мудро и
основательно, если бы я получал определенное жалованье, а не жил бы большей
частью на счет бедной, души во мне не чающей, Верочки! И вот мне пришлось (иначе
Ф<елисса> М<ихайловна> угрожала самоубийством) нестись в Ревель и с
чудовищными трудностями доставать (вымаливать) деньги на следующее: 1) 10 $ за
пансион да 29 сент<яб- ря> (не больше!), 2) 12$ на костюм форменный, 3) 12$ на
пальто, 4) 4 $ за право ученья (первое полугодье), 5) 10 $ на фуражку, гимнастический
костюм, костюм рабочий и прочее-прочее, включая книги, тетради, инструменты. А
Вакх пишет матери отчаянные письма и требует все новых и новых, совершенно
непредвиденных расходов!!! Само собою разумеется, что на все перечисленное денег
достать никакими унижениями не смог, а достал лишь всего-навсего 15$. Тридцать же
опять из пятидесяти з и я ю т! А нужды тем временем растут, и не за горами 29-е
сент<ября>, когда понадобятся новые 10 $ за пансион в октябре. Нужно, извините
меня, быть совершенно сумасшедшей (иного слова, право, не подыщешь!), чтобы
залезть в такую авантюру, как начинать давать образование мальчугану, решительно
никаких средств не имея. Надо еще Вам сказать, что полтора года (с 9-го апр<еля> 1936
по сент<ябрь> 1937 г.) я, безработный, содержал на свой (откуда-то доставал!..) счет
Фелиссу Мих<айловну> в Тойле: она, прослужив год перед этим на заводе, заболела
злокачественным воспалением почек, и вот теперь полуинвалид, т. к. до сих пор не
может поднимать тяжестей и промочить ног. Все свои случайно получаемые гроши я
отдавал ей лично и даже ухитрялся покупать иногда ей туфли, чулки и покрыть