вознаграждает.
Приведу для примера две заключительные строфы сонета-медальона, посвященные
Арцыбашеву:
Людей, им следовать не приглашая,
Живописал художник, чья большая,—
Чета не вашим маленьким, — коря
Вас безукорно, нежно сострадая,
Душа благоуханно-молодая Умучена законом дикаря.
Очевидно, «большая» во второй строке относится к «душе» в строке пятой. А я все
читал «большая коря», и, принимая эту загадочную «корю» за какой-то северянинский
неологизм, пытался постичь его значение.
Автор «Медальонов» настроен то восторженно, то насмешливо. Восторги относятся
большей частью к славным предкам и предшественникам. Насмешки - к
современникам. Лишь к немногим из них Игорь Северянин обращается с
комплиментами. По прихотливости поэта в это число включены не только Бунин и
Куприн, но и Пантелеймон Романов:
В нем есть от Гамсуна, и нежный весь такой он...
Марина Цветаева — «беспочвенных безбожников божок» и удивляет таким
«задорным вздором»,
что в даме — жар и страха дрожь - во франте...
336
Гиппиус:
Ее лорнет надменно-беспощаден,
Презрительно блестящ ее лорнет...
Андрей Белый:
Он высится не то что обелиском,
А рядовой коломенской верстой.
Пастернак:
Не отношусь к нему совсем никак.
Им восторгаются — плачевный знак.
Состряпанное потною бездарью
Пронзает в мозг Ивана или Марью,
За гения принявших заурядь.
Перелистать книжку все-таки довольно забавно.
Разумеется, поэзии или хотя бы мастерства в ней не много. Правильнее всего
отнести «Медальоны» к области курьезов. С этой оговоркой, надо признать, что в
сборнике попадаются отдельные меткие словечки и острые, неожиданные определения.
Каждая страница вызывает улыбку. К сожалению, только улыбка эта обращена порой
на самого автора, вместо его жертвы, и в авторском замысле, так сказать, не была
предусмотрена.
В заключение, два «недоуменных» слова: лет двадцать тому назад явился в нашей
литературе новый большой поэт... Над ним много смеялись — и по заслугам. Его во
многом упрекали — и совершенно справедливо. Но почти никто из признанных
тогдашних ценителей искусства не сомневался в исключительном даре пришельца, —
ни Брюсов, ни Сологуб, написавший к первой книге Северянина предисловие, ни
Гумилев, с какой-то скрыто-восторженной враждебностью за ним следивший, ни даже
Блок. Все верили, что Северянину надо «перебродить», все надеялись, что рано или
поздно это произойдет, и тогда талант поэта засияет чистым и прекрасным блеском.
Но этого не произошло. Надеяться и ждать теперь уж слишком поздно.
«Громокипящий кубок» так и остался лучшей северянинской книгой, обещанием без
свершения.
СЕГОДНЯ - ЧЕСТВОВАНИЕ ИГОРЯ СЕВЕРЯНИНА В ТАЛЛИННЕ
В Таллинне сегодня, в зале клуба Черноголовых состоится торжественный вечер
чествования известного поэта и переводчика Игоря Северянина по случаю его 35-
летней литературной деятельности.
Вступительное слово скажет эстонский поэт Валмар Адамс. Декламировать стихи
Северянина будут на эстонском языке, в переводах Виснапу и Раннита, известный
драматический артист театра «Эстония» Гуго Лаур и артист «Рабочего театра» В.
Гутман. Прочтут стихи Северянина М. Шнейдер-Брайар, - по-испански, а на эсперанто
А. Иытер.
Выступит на этом вечере и сам юбиляр. Игорь Северянин будет читать свои новые
стихи и переводы с эстонского.
Затем пойдет концертное отделение.
Примадонна театра «Эстония» Милве Лайд исполнит, между прочим, песню на
слова Северянина «Виктория Регия» на музыку С. Прохорова. Солист «Эстонии»
Воотвле Вейкат споет «Поэзу об Эстонии», — музыка для нее специально для этого
вечера написана эстонским композитором проф. Адо Ведро. Участвует в этом вечере
юбилейного чествования Северянина и лучший эстонский пианист Бруно Лукк, как и
многие другие деятели эстонской литературы и музыки.
К этому праздненству исполнил портрет Игоря Северянина известный молодой
художник Б. Линде.
337
15.lll.1940
Петр Нильский ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН
35-летие литературной деятельности
Опьяненный Петербург. - «Громокипящий кубок». - «Ананасы в шампанском».
- Перерождение. - «Граф Евграф Аксан Грав». - Кто умеет носить плащ
Смятение, гнев, очарованная влюбленность, недоуменье сразу, будто из
разорвавшейся пелены неба, слетели на закинутую голову молодого поэта. Поразило
своеобразие его стихов, было что-то общее в его лице с властителем тогдашних дум и
сердец, Уайльдом, нравилась и дразнила распевная манера декламации, импонировали
у Игоря Северянина его вызовы, дерзания, набалованность, избалованность, разба-
лованность мотивов, тем, поз, поэтического высокомерия, трогала его искренняя
печаль, — тысячи уст повторяли отдельные строки его стихов, их знали наизусть, его
«поэзовечера» собирали огромные залы и не было конца сумасшедшим аплодисментам.
С небывалым, бешеным успехом шли его книги. Только за неполных 2 года (1913—
1915) разошлось больше 25 000 экземпляров его сборников: «Громокипящий кубок»,
«Златолира», «Ананасы в шампанском», «Виктория Регия», «Поэзоантракт», и в том же
1915 году в другом издании (В. В. Пашуканиса) они вышли снова и разошлись в 45 000
экземплярах; таких тиражей Россия не знала, это было головокружительно. О
Северянине стали писать поэты — Бальмонт, Блок, Брюсов, Бунин, Гйппиус, Гумилев,
Городецкий, Фофанов, о нем заговорили в печати — Мережковский, Амфитеатров,
Луначарский, Дорошевич, Ходасевич, Яблоновский, — всех не перечислишь, и тогда
же вышла книга: «Критика о творчестве Игоря Северянина».
Этого поэта многократно перевели на польский язык, на еврейский, эстонский,
хорватский, сербский и болгарский, на испанский, французский, румынский и
чешский, а Хильда Дрезен его перевела даже на эсперанто. Стихи Игоря Северянина
положили на музыку Рахманинов, Архангельский, Багриновский, Цыбульский,
Кельберг, Вильбушевич, Малявин, Василенко, Голованов еще и еще. Печатался Игорь
Северянина во всех журналах, во всех газетах, во всех альманахах, слава не жалела
своих щедрот, для него она была расточительнейшим мотом.
А молодой Северянин кокетничал, изобретал изнеженные темы, придумывал
несуществующих, полуземных женщин, пел о «боа из хризантем», «эксцессерке» и
лесофеях, о лилиях в шампанском, — о всем том, чего нигде не существовало, и
мрачные голоса иных критиков рычаще ворчали на эти раздушенные прихоти
искусственных райских садов фантазии Северянина. Пугала его самонадеянность,
негодовали на его словарь, — эти словесные изобретения Северянина казались
страшными. Говорили, что все это — недозволенные новшества, что русский язык им
окончательно поруган и - слава Богу! - что не окончательно погублен. Нечего спорить:
дерзость была, но почему такое содрогание вызывали слова? Будто мы их никогда не
знали.
Я повсеградно оэкранен,
Я повсесердно утвержден!
В самом деле, почему нельзя сказать: «оэкранен», «офрачился», если Жуковский не
побоялся сказать «обезмышить», влюбленный в Наталью Гончарову Пушкин прекрасно
выразился: «Я огончарован»? * Изобретать, творить слова - законное право. Это еще и -
благодетельно. Язык должен развиваться, обрастать новыми приставками, суффиксами,
цвести смелыми произрастаниями из старых корней. Эта оскомина от шаблонов у
Северянина осталась на всю жизнь, - как это должно быть понятно каждому
пишущему! Надо изменять словарь, - иначе можно возненавидеть старую словесную
рухлядь, но тут вопрос вкуса. Родить слово не значит дать ему жизнь: есть
