мира, забыл о том, что мечтатель, прогуливаясь теперь по тротуарам города, трепет
свой несет все туда же — в хрустальные замки творческой фантазии...
И конечно, не с маринеттизмом, а с истинным футуризмом идет восторженная и
громоносная юность, идет средь болотных огней повседневности, великая в буйстве с
пламенными словами заклинаний:
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов!..
«Гнила культура, как рокфор...» - говорит Северянин, а там вдали лучится палевое
царство грез, но современный мечтатель не занавешивает окна своей комнаты от
уличных фонарей, не заглушает шума улицы, не зажигает сальную свечку в
сантиментальном испуге.
Через современность должен пронести он свою мечту и сквозь мечту должен
созерцать современность.
Мечтатель Блока спустился в угарный уличный кабачок, современный же мечтатель
тоскует в шантане:
Шампанского в лилию! Шампанского в лилию!..
И если блоковский поэт держал за рукав полового из кабачка в надежде, что хоть
этот приникнет к причудливым словам поэта о легко- вейной пляске вечерне-синего
снега, то не северянинский ли мечтатель изнывает пред нагло-накрашенной кокоткой
Зизи.
Бледный, сумеречный силуэт Незнакомки расцвечивается у Северянина яркостью
красок в двуликом образе Прекрасной Дамы сегодняшнего дня. И зовут эту
Прекрасную Даму: Демимонденкой и Лесофеей. Это она проходит в шумном платье
муаровом, это она несется на лан- долет по островам к зеленому пуанто. И ей поет
свою песнь двуликий поэт - наивный мечтатель в образе столичного дэнди.
И песнь пенная фантазмами шампанского — во имя той, которая в шумном платье
муаровом сменяется другой песнью, пахнущей лугами и травами, во славу Лесофеи. И
с грешно-алых губ поэта упадают нежные и молитвенные слова.
Царство холодных лучений и зеркальных отраженностей, царство парфюмерии и
судорог городских масок и поэзия, впитавшая в себя мотив шантанного напева,
ароматная утонченным запахом модных духов, пряная, как ликер Crиme de Violette. А
за всем этим бледное молитвенное лицо:
Зизи, Зизи! Тебе себя не жаль?
Не жаль себя бутончатой и кроткой? Иль может быть цела души скрижаль И лилия
не может быть кокоткой?..
Грядет механизированный человек, грядет бездушное машинное царство, которого
так алчет современность. Но мечтателю нечего становиться по рецепту маринеттизма
приспешником этого царства, точно так же как нечего бросаться под колеса
чудовищной машины технической культуры, дабы задержать ее всепобедное шествие.
Жива Прекрасная Дама! Жив мечтатель! И есть магические слова, преображающие
293
тусклый прозаизм будней в царство безразумных чудес, и
В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли,
Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де Кок, —
есть еще, значит, молитвенник...
И в бессветности потерявших грани дней и ночей города пишется новое Евангелие
современного мечтательства.
Александр Редько ФАЗЫ ИГОРЯ СЕВЕРЯНИНА
Игорь Северянин— Надсон. Мадагаскарская королева на автомобиле. —
Обнаглевшая бездарь. - Пустая душа
I
По ходячей молве Северянин представлялся свежим, юным счастливцем, только
вчера пришедшим в мир, чтобы дерзать.
Ныне эту ходячую молву разрушает не кто иной, как сам Северянин.
Соблазненный своей громкой известностью и возможностью предать тиснению и
восторженной оценке поклонниц и поклонников всякую строку, им когда-либо
написанную, автор «Ананасов в шампанском* приложил к сборнику особый отдел.
Здесь собраны давние стихотворения Северянина.
В отделе «Незабудок* собраны стихотворения Северянина, начиная с 1903 года. Как
видит читатель, Северянин совсем не такой ново- возникший поэт, как это
представляется по ходячей молве. Он работает, как стихотворец, уже 12 лет, хотя и стал
модной известностью чуть не вчера. Оказывается, что в пору действительной юности
Игорь Северянин совсем не напоминал Игоря Северянина, каким мы знаем его теперь.
Во многом - по тону душевных переживаний - он напоминал двенадцать лет тому назад
- кого бы вы думали? Можно биться об заклад, что ни одна из его поклонниц и ни один
из поклонников, столь бурно аплодирующих при его появлении на эстраде, не оскорбят
дерзновенного любителя ананасов в шампанском сравнением с Надсоном. Сам он
бранится этим именем.
И между тем, в его собственных старинных «незабудках* чисто Надсоновские
переживания. При другой стихотворной форме (во избе
жание недоразумений подчеркнем это) совершенные аналогичные настроения. Так
как это мало правдоподобно и «оскорбительно» для Игоря Северянина, то приведем
две справки из прошлого, поскольку оно освещено самим автором в отделе
«Незабудок».
Вот «Новогодняя элегия» Игоря Северянина, помеченная датой: 2 января 1908 года.
Наступивший «Новый Год» заставляет автора «проследить печальным оком
миновавшие года». Результат пережитого оказывается удручающе печальным. В
прошлом не оказалось ни одной сбывшейся надежды. Все было самообманом и
самообольщением. И вот вывод, к которому автор приходит:
Не ищи в унылой тундре Ароматных ярких роз, —
Не ищи любви и счастья В мире мук, в мире слез.
Но дождался — не дождешься,
Боль была и есть в груди...
Вот все, что было, и все, что будет. «Боль была и есть в груди». И вот все, чем Игорь
Северянин может поздравить человечество:
С новолетьем мира скорби —
С новой скорбью впереди!..
На что-нибудь другое, кроме скорби, по Игорю Северянину, рассчитывать не
приходится.
Разве автор этой «Новогодней элегии» не родной брат «господину Надсону», в свое
время тяжело и жалобно переживавшему бессилие личности и безнадежность жизни?
294
И настроение подавленности не исключение в отделе «Незабудок».
И теперь я плачу, плачу на коленях О погибших грезах,
Об измене мая.
Не нашел себе я счастья, —
Звуки горе мне напели:
Я боялся их недаром С безмятежной колыбели.
Тоска и неопределенные душевные позывы — вот основные настроения молодого
Игоря Северянина. И это продолжается не менее пяти лет: «Новогодняя элегия»,
написанная в 1908 году, не обнаруживает никаких изменений в настроении по
сравнению с 1913 годом. Все та же безнадежность искателя «любви и счастья в мире
муки, в мире слез».
Стихотворения «господина Надсона» тоже были безрадостны и унылы. Но они
были нужны своему времени, своим читателям. Они раскрывали читателям те чувства,
которыми они жили, не умея их сознавать. Поэтому безрадостные, унылые
стихотворения Надсона были нужны. В этом было литературное счастье несчастливого
в жизни Надсона.
Безрадостные, унылые стихотворения Игоря Северянина, собранные ныне в отделе
канавных незабудок, не были нужны своему времени, полосе 1903—1908 гг. В этом
было временное несчастье Игоря Северянина, который ныне
...покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!
Новое счастливо найденное настроение заключалось, конечно, по формулам
эстетического индивидуализма, в решимости освободиться от каких бы то ни было
внутренних ограничений; от влияния каких бы то ни было «неразгаданных звуков»,
благо они и так перестали слышаться, тревожить и волновать. Отныне он уже не будет
горько, на манер «господина Надсона», «плакать на коленях», жалуясь на «мир
равнодушия» и «бессердечия ближнего». Он исцелился сам и чувствует себя
способным исцелить весь мир.... Отныне его гордая задача: «даровать»...
...толпе холопов Значенье собственного «я».
В чем это значенье собственного «я»? В «Громокипящем кубке» много интересных
